Фунт лиха

Один царь, в глубине души абсолютный монархист, заботясь о том, чтобы идти в ногу со временем, решил провести в своем государстве новомодные реформы. И начинать надо было с главного. Он собрал своих приближенных и сделал такое заявление.
- Всем известно, что монархия имеет славную историю, но в то же время не вполне отвечает запросам текущего момента. Я  хочу сделать из нашего  царства  демократическую монархию, чтобы не говорили, что мы от кого-то там отстали, а догнать не можем.
 
Присутствующие притихли и только исподтишка переглядывались друг с другом. Никто не знал, что и как нужно выражать в этом случае.
- Я понимаю, - продолжал царь, - для вас это вещь новая, поэтому сейчас объясню, в чем суть. Отныне я буду не просто царствовать, потому как являюсь наследником престола, а меня ежегодно будет выбирать народ - царем, заступником и благодетелем. Воля моего народа для меня закон.
 
- А вдруг, царь-батюшка, тебя не выберут? - подал голос шут.
Этот дерзкий шут был любимцем царя, ничего не боялся и позволял себе говорить вслух даже то, что другие думали, но опасались произнести.
- Ну, когда не выберут, тогда и разговор будем вести, - ответил царь. - А пока надо решить на какой месяц назначим мои выборы.
- На летний лучше всего, - сказал шут, - летом в народе благость и лень, особенно, когда погода солнечная.
 
Так и порешили - назначили выборы царя на конец лета. Ну и выбрали, как полагается, свободно и единодушно. Только после этого в народе смута пошла. Вспомнили, что монархия-то теперь демократическая, а это означает, что должен быть кто-то еще в кандидатах на царский трон. Нашлись подстрекатели, устроили бунт. Собрали народ и повели во дворец к царю ультиматум предъявлять: хотим выбирать не из одного кандидата на царство, а из двух или трех. Царь видит: дело лихо. Надо с народом как-то мирно договариваться, а то, не приведи господи, может совсем распоясаться.
- Ладно, - говорит царь, - раз такая ваша воля, ведите ко мне претендента на трон, заново голосовать будем.
 
Тут в народе замешательство вышло. Ультиматум-то поставили, а кого конкурентом царю предъявлять - неизвестно. Стали искать среди своих, предлагать поцарствовать, уже до уговоров дело дошло, только никто не решается, боязно против царя-то идти. Наконец нашли одну бабу, которая согласилась. Терять ей было нечего, она уж и так в кутузке сидела за какую-то провинность. И выбор у неё был такой: либо в тюрьму, либо на трон.
 
Выпустили её, помыли, приодели, сказали, что на неё вся надежда. Она очень возгордилась, приосанилась, глядеть стала строго, а говорить громко. И тут выяснилось, что грамоты баба не знает, читать не умеет, а писать тем более. Ну ничего, решили, будет вместо подписи крестик ставить, а остальное умные люди подскажут. Привели её к царю. Тот глянул и так разгневался, что трон под ним хрустнул. Но виду не подал, а про себя подумал: «Неужто я был таким плохим царем, что народ захотел власть этой бабе передать? Не ожидал я такого от моего народа, право, не ожидал».
 
Что делать? В гневе решение принимать - только себе навредить.  И подумал царь: надо подождать до утра, а там уж и объявить - что и как. Утром пришла ему на ум светлая мысль: «А пусть её и выбирают! Я для верности совсем отрекусь от престола и отбуду на Мангальские острова, стану рыбку ловить и закатами любоваться. Вот тогда и посмотрим…»

На острова царь не отправился, решил повременить, но волю свою объявил, после чего удалился в загородную резиденцию. Народ царское решение выслушал молча, перепугались очень подданные. Никто не ожидал такого поворота событий. Но дороги назад нет, надо бабу в царицы выбирать, больше-то некого. Ну и выбрали…

Она на трон взлезла и спускаться с него даже на ночь отказалась, так ей на троне понравилось. И спала там, и обедала, и министров принимала. В балах царица участвовать не желала, потому что не умела танцевать кадриль, впрочем, как и другие танцы. Указы издавала часто, все больше по указке советников, а каждый из них норовил свою пользу извлечь, о царстве никто нисколько не заботился. Совсем плохо пошли дела, народ обеднел, приуныл. Прежнего царя теперь часто поминали, все больше добрым словом. Говорили, что при нем жилось хорошо, и только одно злое дело за ним числилось - это ведь он придумал новую монархию с выборами, будь она неладна. А царица тем временем от дел устранилась, только наряды заморские заказывала да еще обеды повару-чужеземцу.  Этим и ограничивалась её внешняя политика, а внутренняя осталась совсем без внимания. Когда народ дошел до самого края бедственного положения, опять поднялась смута.
 
 - Пойдем к царю-батюшке, в ноги бросимся, каяться станем и просить, чтобы он на царство вернулся, - предлагали перепуганные подданные.
- Да уж придется… Только доживем ли мы до следующих выборов…- говорили  многие.
Дожили. Напрасно сомневались. Народ ведь все перетерпит - он такой, ко всему привычный. Пошли к царю на поклон, повинились, поплакали, посетовали на горькую долю. Тот пожалел народ и согласился, чтобы его опять выбирали. И вернулся царь на трон, и все дела потихоньку выправились. Народ повеселел и утих. «Теперь уж бунтовать не будут, - благодушно рассуждал про себя царь, - узнали, милые, почем фунт лиха».
 
;