Белые Ирисы. 4

   Теперь она целыми днями думала о нем. Нет, она не влюбилась до беспамятства, но то и дело представляла себе, как просыпается чуть раньше будильника, чтобы приготовить ему завтрак, как ждет его возвращения с работы, гладя его рубашки и брюки, как в их квартире появляется детская кроватка в углу и коляска на балконе. Он тоже стал думать о ней. Не так часто, но всякий раз, когда перед его глазами вставал ее образ, на него тут же накатывало дикое возбуждение и острое желание. В его грезах не было ничего лишнего – никаких завтраков или кроваток – только секс.
   Когда его командировка окончилась, он был даже рад, что расстался с Ириной на неопределенно долгий срок – уж слишком ему понравилось быть в ней, внутри нее. Это было обжигающе, нестерпимо, невозможно. Как будто внутри взрыва, в эпицентре смерча, в самой гуще звездного вихря. На этой почве у него стала формироваться привязанность и зависимость, а он больше всего на свете боялся к кому-то привязаться и от кого-то зависеть. В последнюю встречу он ничего ей не обещал, никак не обнадежил, лишь сказал, что очень рад тому, что они встретились и прекрасно провели время. Она еле сдерживала слезы, но не заплакала.
   Лишь когда он уже стоял в дверях, она положила голову ему на плечо и грустно прошептала:
   - Я так понимаю, мы больше не увидимся?
   - Все вопросы к моему руководству, - криво улыбнувшись, пробубнил он и поцеловал ее белокурую головку. – Если меня снова направят сюда в командировку, я первым делом захочу оказаться здесь, у тебя. Если, конечно, к этому времени у тебя кто-то не появится.
   - Вряд ли у меня кто-то появится, - ответила она.
   Она очень хотела попросить его, чтобы он пригласил ее к себе в свой далекий город – она бы обязательно приехала к нему хоть на несколько дней, хоть навсегда. Но она так и не решилась, промолчала. И он ушел.
               
   Александр решил для себя, что сделает всё для того, чтобы Ирина не привязывалась к нему слишком сильно и чтобы самому не думать о ней. Но ни о ком другом он думать больше не мог. Воспоминания о тихой и кроткой, смиренной и податливой плоти жгли его изнутри, ни давая ни минуты покоя. Чуть ли не каждый раз, принимая душ вечером после работы, он начинал дрочить, представляя себе покорный взгляд карих глаз, маленькую грудь с тонкими бело-розовыми сосками, маленький холмик, скрывающий внутри себя пещерку, которая как будто еще не теряла невинность, в которой таилось так много нерастраченного нерасплесканного волшебства.   
   Иногда он не сдерживался и звонил ей. Нагло и безбожно лицемерил, убеждая не ждать его, забыть о нем как можно скорее и найти себе местного достойного парня  для этих пресловутых серьезных отношений. Но, говоря с ней, слыша ее робкий чуть ли не плачущий голосок, он снова дико возбуждался и по окончанию звонка, отложив телефон в сторону, был вынужден снова доставать член из ширинки и выплескивать свое безудержное желание в прохладный спертый воздух одинокой холостяцкой квартиры.
   Так продолжилось три месяца, после чего его внезапно вновь отправили в тот же город. Собирались другого, но в последний момент остановились на нем, так как тот сотрудник внезапно заболел.
      Летя в самолете, Александр грешным делом подумал о том, каково было бы жить с этой сладкой белокурой птичкой. В постели всё понятно – царили бы лад и гармония. Он просто делал бы с ней всё, что ему хочется, а она позволяла бы ему всё, что он хочет. Но ведь не сексом единым люди живут. Конечно, она бы делала всё для него и в быту, всячески ухаживала бы за ним. Наверное, даже кофе в постель приносила бы вместе с огоньком для его первой утренней сигареты. С одной стороны – идеальная жена. Но с другой… не быстро ли ему наскучит такая кротость и покорность?   
    - Ириша, привет! – сказал он в трубку после посадки самолета.
   - Саша? Привет… как дела?
   - Я снова прилетел!
   - И ничего не сказал?
   - Решил сделать сюрприз. Если ты пока не нашла себе другого парня, я мог бы тебя навестить. Только чемодан в номер отвезу…
   - Какой еще парень?.. Конечно, приезжай. Я очень рада…
   Он купил ей белые ирисы. Выпятил их в дверной глазок. Она открыла – вся румяная, ароматная, в нежном макияже, с необычайно красивым маникюром.
   - Ирисы?
   - Ты же Ира? Значит, тебе ирисы…
   - Белые…
   - Как твои волосы…
   В пылу первых лобызаний он признался, что то и дело дрочил, думая о ней. Ожидал в ответ услышать подобное признание, но Ира сказала только, что просто думала о нем.
   И снова, как в первый раз, он унес ее на диван, но теперь, едва коснувшись ее половых губ, он почувствовал, что потерял контроль над ситуацией и бурно кончил, не успев проникнуть в вожделенное отверстие.
   - Видишь, что со мной творится, как я хотел тебя! – сказал он, виновато улыбаясь.
   - Вижу… пойдем чаю попьем, устал, небось, с дороги…
   Они попили чай, и, едва почувствовав новую волну возбуждения, он снова потащил ее в постель. Она уже не стеснялась предоставлять свое лоно его губам. Они заняли позу 69, лежа на боку, и стали нежно и трепетно ласкать друг друга. Как хорошо! Как нежно охватывает ее маленький ротик его напряженный отросток! Пусть не глубоко, но так ласково! Так сладко! Невыносимо сладко… и снова потеря контроля… что с этим делать? Не обидится ли она, если он это сделает прямо туда, в ее ротик? Он решил всё оставить как есть. Будь что будет. Если она так не любит, может сама высвободить свой ротик…
   И из него потекло, полилось, забилось фонтаном. От нестерпимой сладости он задрожал всем телом, словно его хватила лихорадка. А член всё так же был в ее ротике, она даже не шелохнулась, когда забили первые струи, она лишь еще сильней вытянула шею и еще глубже нанизала свою белокурою головку. Как это было волшебно! Что же это такое творилось с ним? Он еще ни разу не овладел ею, а уже два раза кончил!
   Перед сном у них всё случилось снова, и на этот раз он, наконец, смог держать над собой контроль. Поставил ее раком. Идеальная поза для того, чтобы быть одновременно и актером и зрителем! Маленькая мягкая попка, длинные вьющиеся волосы, волнующиеся и скользящие по выгнутой спинке в такт его толчкам. Просто сказочная картина… а может, попросить ее в попку? Впрочем, зачем спрашивать…
   Он вынул член из влагалища и, не говоря ни слова, подвел багровую лоснящуюся головку ко входу в вышестоящую инстанцию. Сначала она не поняла, что происходит. Но когда он начал усиленно пихать свое орудие в ее девственную анальную дырочку, она запротестовала:
   - Пожалуйста, туда не надо!
   Он не ожидал протеста.
   - Почему не надо? Я хочу…
   - Прошу, туда не надо. Мне будет больно, и это вредно…
   - Ладно, хорошо. Как скажешь…
   Он вернулся во влагалище, но от азарта теперь не осталось и следа. Двигаясь механически, кое-как доведя Ирину до оргазма, сам он больше не смог кончить. Оставаться у нее на ночь ему не захотелось. Бросив, что у него еще есть дела, он принял душ, поцеловал ее в щечку и выбежал вон.
   В этот приезд они больше так и не встретились. Ира позвонила ему, когда он уже вернулся в свой город.
   - Привет, можно узнать, почему ты так резко решил пропасть?
   - Здравствуй! Я думал, ты сама поняла, - холодно ответил он.
   - Я много думала об этом, но так и не поняла. Может, конечно, я такая глупая…
   - Ты вспомни, как прошла наша последняя встреча, и всё поймешь.
   - Как прошла встреча? По-моему, замечательно. Единственное – ты как-то резко вдруг переменился и поспешил домой.
   - Вспомни, после чего я так резко переменился.
   - После чего… неужели это было для тебя так важно?
   - Да, это было очень важно. Буду откровенен: я хотел тогда тебя всю, в том числе и попку. Мне очень жаль, что ты видишь в этом нечто ужасное и вредное. Это большое заблуждение. Пережиток прошлых запретов.
   - Я не думаю о запретах. Я один раз пыталась это попробовать, но ничего, кроме боли, не испытала.
   - Значит, у тебя уже это с кем-то было?
   - Один раз.
   - Первый раз всегда больно. Потеря девственности – разве это приятно? Боль необходимо перетерпеть, зато потом придет несоизмеримо большее наслаждение.
   - Может быть, но я этого не хочу. Ты уж прости. Мне кажется, можно получать удовольствие и без этого…
    - Мне так не кажется. Так что и ты меня прости…
   И он отключил телефон. А вечером, моясь в душе, он снова остервенело наяривал, представляя ее маленькое худое тело, слыша ее робкий нежный голосок…