О чём подумалось. Мариенгоф - Аверин

Листки из аудиодневника
4 января 2019.
Я сейчас не помню, что я делал 4 января, но, во всяком случае, 3 января я монтировал фильм - «Иосиф Бродский. Голоса и свидетели». Это большое кино, мало кто это понимает, то есть, не в смысле ума,- понимают, а в том смысле, что технологически этим никто не занимается из круга моих знакомых, товарищей и так далее, ну, там из 500-600 человек, это довольно сложное предприятие, и я года два-три оттягивал этот процесс (что-то мы сняли, естественно, не было денег, той грандиозной инфраструктуры, и так далее, так далее…). Это как, если бы высадился человек (вот, есть город Нью-Йорк, например), может, мало, кто там был, я там был, даже, по-моему, два раза. Это гигантский муравейник такой… И, представьте себе, что вы высаживаетесь в Америке, на североамериканский континент, и вам надо построить этот город. Или Москву, например. На этой метафоре я не настаиваю потому, что у каждого, может быть, своя метафора. Вот, 4 января, когда я делал фильм о Бродском, об эпохе, которая исчезла, и которая, в общем-то, рядом с нами,  я узнал 6 января, в канун Рождества, что умер Борис Аверин. Я думаю, за пределами Петербурга-Ленинграда, его мало, кто знает. Но я с Борей Авериным как-то был связан, и это действительно был уникальный человек, один из последних русских интеллигентов, понимаете? Вот сейчас говорят: есть ли интеллигенция? Я думаю, что нет. Вот, те люди, которые окружают меня, это такие полуинтеллигенты, да и я тоже, - полуинтеллигент, четверть интеллигента, восемь восьмых, и так далее… Вот, я вчера встретил Борю Гребенщикова у нас там, в арт-центре на Пушкинской, 10. Ну, тоже Боря такой полуинтеллигент, это долгий разговор. Я думаю, что интеллигенция исчезла, ее нет больше на этой земле вообще потому, что это, конечно, явление русское. И, вот, одним из интеллигентов, одним из тех людей, которых в большей степени, но не на 100%, но в очень-очень большом приближении к этим 100%, был Борис Валентинович Аверин.
Когда–то, когда я учился на филологическом факультете Ленинградского университета, это было очень престижно, трудно туда было поступить, и немногие поступали. Немногие были членами такого закрытого клуба, я бы сказал, хотя это были тысяча и тысяча людей, разные факультеты… Блок там учился, Менделеев, Путин, Медведев, люди не самые приятные нам, близкие к сердцу, но люди, почему-то, значимые в истории, в историческом контексте, эти имена звучат. И, вот, Борис Валентинович Аверин, я помню, на факультете журналистики, это конец 70-х-начало 80-х. Меня поразили лекции, лекции Бориса Аверина. Он читал русскую литературу начала века, это были даже не лекции, это были какие-то такие рассказы. И вдруг – Бунин. Я помню, как он читал - «Одиночество». «Хорошо бы собаку купить». Вот это одиночество, потому что он один совсем, и она ушла, и на даче один, и темно, и дует в окно, и так далее, так далее… И вот это бунинское стихотворение впервые услышал от Аверина, и спустя много лет его читал. Вот это была первая встреча с Борисом Авериным. И, действительно, он выделялся своей какой-то живостью души, понимаете? Такая животрепещущая структура внутри этой личности находилась, и вот эти энергии, эти токи, эта жизнь, от него исходящая, и исходящая от всей мировой культуры, от мировой литературы, русской, прежде всего, он, конечно, это все передавал. Вот это очень запомнилось мне. Борис Аверин. Я был в каком-то внутреннем восторге, понимаете, каком-то подъеме, потому что это было время Афганистана, как вы помните, все это отвратительное и чудовищное, и серое, и, вот, среди этой серости был Борис Аверин. Я не знал, кто он такой.
…Потом, впоследствии, когда я дружил и общался с Марьяной Мариенгоф, (это вдова Бориса Борисовича Мариенгофа, брата Анатолия Мариенгофа, поэта, который входил в круг имажинистов, Есенина, и так далее…). И, вот, когда я уже дружил с Марьяной Мариенгоф, замечательной, уникальной женщиной, такие серьги у нее были весомые, она принимала дома, она готовила пироги, водка там была, которую я не пью, но там я пил. Одновременно с ней общался и Борис Аверин, и мы как-то там с ним встретились. Я помню это застолье, по-моему, это было то ли день рождения Бориса Борисовича Мариенгофа, то ли день его памяти, но, во всяком случае, удаленный, дальний район Ленинграда (Петербурга), мы туда ехали, новостройки, новостройки, новостройки… такие бессмысленные, но где жили осмысленные люди, как раз там я встречался с Борисом Авериным, а Борис Борисович Мариенгоф, как он говорил о себе: «вырос на спирту», то есть, он был геолог, человек, в экспедиции ходящий, и Борис Валентинович, он был тоже геолог, и, наверное, из тех, кто «вырос на спирту». Во всяком случае, была замечательная, теплая, задушевная компания, когда мы сидели за столом, и где-то здесь витали тени и Мариенгофа, и Есенина, наверное, отчасти, и, вот, такая была теплая, теплая атмосфера… Сейчас, вообщем, поехать некуда, сейчас есть какие-то люди, знакомые, но все по-другому сейчас, все как-то более холодно, отстраненно, и вот эти «теплые» люди - это люди XX века, люди XXI века - это холодные, более замкнутые, более закрытые, зацикленные на себе; я бы сказал, такому человеку сказать нечего, но он зациклен на себе потому, что он постоянно хочет показать, доказать, «карты на стол», не будем размазывать манную кашу по чистому столу, но размазывают, и ничего интересного нет, а Борис Валентинович Аверин, и Марьяна Мариенгоф, это были замечательные люди, упоительные встречи, упоительные пироги, какие-то фотографии Бориса Борисовича Мариенгофа, брата Анатолия Мариенгофа, и так далее, так далее… Как говорил Борис Борисович Мариенгоф: «Бароном был, бароном и помру». Да, это такое у него было происхождение.
Борис Аверин, конечно, уникальная личность. Однажды, опять же, Марьяна Мариенгоф нас позвала, у него была квартира в Петергофе. Мы поехали в Петергоф на электричке, долго ехали, почему-то казалась дорога дальней. Там у него в маленькой-маленькой квартирке, в маленькой-маленькой кухоньке, сидели, пили водку, говорили о разном, о чем, конечно, уже не вспомнить, но, конечно, это был разговор о человеке в этом мироздании, в этой Вселенной, о человеке в русле и контексте русской культуры, русской литературы, всех, как говорится, времен и народов, но, конечно, это, касается, прежде всего, XIX-XX века. Все эти разговоры, конечно, канули в ноосферу, но сам факт общения был свыше дарован, продиктован. Помню еще несколько встреч с Борисом Валентиновичем, когда он с Набоковым как-то очень был связан, его программы на ТВ, кто хочет посмотреть, это были замечательные телевизионные программы… Вообще, он был человек такой неувядаемый, более того, он последние 15-20 лет сильно болел, причем серьезным заболеванием, (я не буду его называть, думаю вы догадаетесь о каком печальном заболевании, приводящем к летальному исходу, идет речь…). Тем не менее, он преодолевал этот недуг, и был, несмотря на все это, человеком очень активным, очень подвижным. Он был один из тех людей, которые на меня повлияли, хотя, опять же, я повторяю, эти лекции в начале 70-х – 80-х, они не были столь продолжительны, их было, может быть, десять или двенадцать. Эта прививка, этот импульс, этот укол, который ко мне тогда пришел, повлиял на мое становление. Вот человеческая цепочка, цепочка гуманитарная, та, что удерживает нас в гуманитарном поле в XXI веке, другое дело, что мне мою энергию, мои знания, передать некому, я вокруг не вижу никаких людей из нового поколения, которым было бы интересно, что я делаю, им не интересен Аверин, им не интересен Сокуров, им не интересен я, и так далее, так далее, им интересен Шнур, Ургант, в крайнем случае, либо какие-то бренды, которыми они живут. Это женщин, в особенности, касается потому, что они живут внешним, хотя лиц мужского пола это тоже касается, но что делать, вот такое время. Мне кажется, близко стоят два человека - Борис Аверин и Андрей Битов, которые ушли совсем рядом. Кстати, я сегодня звонил Вите Тихомирову, художнику из группы «Митьки», он снял два фильма: про Аверина и про Андрея Битова. Вот эти люди для меня остались в фильмах Виктора Тихомирова, а что касается Аверина, то его деятельность отнюдь не исчерпывалась этими лекциями, ТВ программами, гуманитарными программами … Например, он был одним из инициаторов издания очень значимой для меня книги Александра Сокурова – «В центре океана». Я думаю, что никто, маловероятно, чтоб кто-нибудь из тех, кто слышит мое эссе, читал Александра Сокурова «В центре океана». В начале 2019 года я звонил Александру Николаевичу Сокурову, 6 января, он после такой… тяжелой операции. Вечная память Борису Валентиновичу Аверину, дай Бог, чтобы такие самородки, такие редчайшие гуманитарные люди появлялись на этой земле. Вот, ушел Аверин, я не знаю, кого можно поставить рядом с ним здесь, в Питере, по такой эксклюзивной энергетической креативности, да, и по гуманитарной составляющей. Вот, есть несколько человек, но они немножко другого порядка. Вечная память Борису Валентиновичу Аверину.