Sweet dreams. Снежинка четвертая

"Кто там дышит, в темноте?"



Огонек свечи трепыхался и подрагивал. Его едва–едва хватало для того, чтобы можно было различить в темноте лицо мальчишки.

Мать сидела возле кровати, на которой лежал бьющийся в лихорадке её сын.
– Мам, мама! – Едва слышно позвал парнишка.
– Что, душа моя? – Женщина склонилась к ребёнку.
– А где тятя? Позови тятю.
– Так он на улице, скоро придёт. Всё образуется, – произнесла мать уже едва различимо. И положила ладонь на лоб мальчику – у отрока был сильный жар.

Лекарь сказал, что нужно ждать да молиться. Особливо сейчас, в святки. Тогда, быть может, мальчонка и выкарабкается.

Дверь в хату распахнулась шире, чем того стоило бы, и порыв сильного холодного ветра задул слабый огонек. В комнату вошел отец. И, то ли от резкого звука, то ли от поступившего мрака, но мальчик вздрогнул резко всем телом.
– Боишься ли ты темноты? – Подмигнул отец, поджигая свечку угольком из печки.
– Не пугай его, – тихо укорила мужа женщина. – Ты закончил?
– Да, подкову подвесил, можжевельник закопал под крыльцом. Да не переживай ты так. Я же не отдам единственного сына какой там Белой Бабе.
Женщина поежилась.

Об этом злом духе говорили, что именно она забирает умирающих к себе. И что отпугнуть её можно только подковой над дверью, да веточкой можжевельника, закопанной под крыльцом. Ибо Белая Баба – хозяйка самой зимы.
– Не говори про неё, пожалуйста. Тем более сейчас Святки.
– Уж не думаешь ли ты, свет моих очей, что нонче какая нечисть будет в шастать по деревне?
Женщина только молча пожала плечами.

Чуть позже Макару, а именно так звали больного ребенка, стало легче, и он забылся сном. Задремали и уставшие родители: ведь нет ничего лучше, чем выздоравливающее дитя.
Первой проснулась мать от того, что дверь на улицу распахнуло ветром. От сильного удара об косяк с притолоки упала подкова. Женщина, было, вскрикнула, но тут же успокоилась: это Барбос, видать, замёрз. Вот и вошёл в дом так, как умел. Всё в порядке. И она встала, чтобы прикрыть дверь.

Но вот теперь уже муж проснулся от долгого и громкого крика супруги. Немигающим взглядом женщина смотрела на Барбоса, что спокойно жевал ветку можжевельника в дальнем углу хаты.
Вдруг стало резко холодно.
– Здравствуй, Макар, – пропел в тишине бархатный, но абсолютно без эмоциональный женский голос.