Ч. 57 Как мало умных и добросердечных

Предыдущая страница  http://proza.ru/2020/09/14/1105

Мемуары Головнина подкупают своей искренностью и объективностью, как в отношении себя, так и к тем, кто жил с ним рядом или с кем ему доводилось общаться. На мой взгляд, его книги - прекрасное явление в нашей литературе.

Он очень по-доброму отзывается о японцах, об их доброжелательности, внимании. Матросу Шкаеву, который «получил непреодолимую страсть учиться писать», семидесятилетний японец принёс чернильницу, тушь и кисти.  Даже такой незначительный пример характеризует людей.

6 сентября Головнина и Мура ознакомили с письмом командира «Дианы» Рикорда начальнику острова Кунашир. Рикорд сообщал, что по высочайшему распоряжению доставил японцев, потерпевших крушение,  уверял в миролюбивом отношении российского императора к Японии, просил сообщить о судьбе пленников.
 
Другое письмо было адресовано лично Головнину. В нём Пётр Иванович сообщал о том, что предпринимается для освобождения пленников, и просил, если японцы не разрешат Василию Михайловичу ответить, то, по крайней мере, известить его, жив ли он, надорвав бумагу на слове «жив».

Мур сразу изменил своё отношение к Головнину, стал любезным и почтительным. Рикорд вёл очень сложные переговоры с японскими властями. Он уже знал, что пленники живы и в добром здравии, теперь их нужно было освободить.

В середине октября Головнина и Мура вновь вызвали к японскому начальству. Их ознакомили с письмом лейтенанта Ильи Дмитриевича Рудакова, который сообщал, какие происходили события во время нахождения шлюпа вблизи Кунашира.

Из всех пленников только Головнин сохранял спокойствие и выдержку. «11 марта господин Хлебников впал в чрезвычайную задумчивость и сделался болен; несколько дней сряду он не пил, не ел, да и сон его оставил. Расстроенное воображение представляло ему непонятные ужасы», - записал Василий Михайлович.

Не всё нормально было с головой и у мичмана Мура. Он не додумался ни до чего лучшего, как сказать Головнину, что если японцы разрешат кому-то из них посетить «Диану», то это должен быть он и переводчик Алексей.

Мичман заявил капитану: «Вы причина нашего несчастья; Андрей Ильич (Хлебников) при смерти болен, а матросы глупы и ничего не могут порядочно пересказать».

Японцам Мур стал говорить, что у Головнина было секретное задание, что от японцев многое скрыли. Чиновник Теске, который с ним разговаривал, сказал потом Головнину, что мичман либо лишился ума, либо у него «крайне чёрное (то есть дурное) сердце».

Мичман боялся возвращаться в Россию, просился на службу в Японии и был готов даже стать слугой у губернатора острова. Василий Михайлович пытался его успокоить, заверяя, что Мура не станут привлекать к ответственности за его поступки, отнесут их к помрачению сознания.

Трудно сказать, симулировал ли Мур сумасшествие или, в самом деле, был психически болен.
 
Наконец японские власти решили послать на корабль для переговоров двух чиновников и, как знак доброй воли, двух матросов по выбору Головнина.

Позже один из матросов потихоньку сказал Василию Михайловичу, что велел ему передать Рикорду, чтобы на берег перевезли всё его имущество. Головнин приказал просьбу Мура передать, но никаких вещей не отправлять.

Через несколько дней посланцы вернулись. Головнин получил письмо Рикорда, в котором тот сообщил, что «Диана» должна срочно уйти в Охотск, но в сентябре вернётся. Была короткая записка Рикорда и мичману.

В ней Пётр Иванович советовал Муру быть терпеливее и не предаваться отчаянию. Узнали пленники и о войне в Европе, о нападении французов. В августе Головнина и остальных моряков перевели в новое хорошее помещение, не было никаких решёток, караул нёс службу безоружным, а кормили их как дорогих гостей.

Вскоре русских моряков перевели в Хакодате, где также создали им прекрасные условия. Но можно себе представить, с каким нетерпением ждали они прихода «Дианы»! Шлюп прибыл в гавань 27 сентября.

Не испытывал радости только мичман Мур. Он ещё раз попытался сорвать переговоры, заявил японцам, что в письме капитана 1 ранга Михаила Ивановича Миницкого, командира Охотского порта, назначенного вместо Бухарина, содержатся оскорбления и угрозы.

Но ему ясно дали понять, что он напрасно принимает японцев за дураков. Ничего подобного не было и не могло быть в письме. Кстати, Миницкий вместе с Рикордом и Головниным был в числе двенадцати лучших офицеров, отобранных для приобретения опыта в британском военно-морском флоте, и тоже немало сделал для освобождения пленников.

Одним из спасённых японцев, которых доставил на родину Рикорд, был очень интеллигентный и умный пожилой человек по имени Такатай-Кахи. Он был высокого мнения о русских, с которыми ему довелось общаться.

От него Головнин и остальные моряки узнали правдивые новости о войне, взятии Москвы, её сожжении. Переговоры шли очень успешно также благодаря Такатай-Кахи. Рикорду японские власти разрешили повидаться с Головниным на берегу.

6 октября губернатор острова дал торжественный ужин для Головнина и его товарищей. Матросов и переводчика Алексея кормили отдельно. Все трём офицерам подарили несколько ящиков с лакированной посудой.

На следующий день караульные упаковали всё имущество русских, не оставляя ни малейшей мелочи. Помимо подарков, их снабдили в дорогу 50 мешками пшена, несколькими бочонками сакэ (японской водки), множеством солёной и свежей рыбы, редькой и другими овощами.

Бывшие пленники и их захватчики простились как самые близкие друзья. А ещё более радостная встреча была на корабле. О ней Михаил Васильевич написал так: «…мы чувствовали то, что читателю легче можно себе представить, нежели мне описать».

На следующий день японцев принимали на корабле. Был обмен подарками, угощения. После важных чиновников на корабле побывали простые гости: солдаты, горожане и их семьи.

Думаю, вывод, который сделал о своём невольном пребывании в Японии Василий Михайлович Головнин, является ответом и для наиболее агрессивной части авторов на Прозе.ру. Вот его слова:

«…позволено мне будет сказать мнение моё на замечания некоторых господ, которые обхождение с нами японцев и согласие их нас освободить приписывают их трусости и говорят, будто они боялись мщения России.

Я, с моей стороны,  приписываю все поступки японцев, в рассуждении нас, их человеколюбию».

Увы, как мало умных людей, подобных Василию Михайловичу Головнину, и как много ограниченных и злобных!

Продолжение http://proza.ru/2020/09/17/746