For a breath I tarry - 4

Она мучительно усмехнулась:

- Страхи. Знаю, ты добрый, хороший. Могла бы такому все сказать, я твердая и решительная... а вдруг ты рассмеешься в глаза! Не рассмеешься явно, так про себя. Нет, не могу.

- Мила, не просто верно, но абсолютно верно: мы в чужом человеке подозреваем то, что сами сделали бы на его месте. Мне в голову не приходило подшутить над тобой, не приехав сюда. А ты сто раз переспросила, тут ли я. Мне в голову не входит даже помыслить указать тебе на дверь, потому что это вне любых разборок: я пообещал тебе здесь жилье и питание – всё! Сам могу уйти, это точно, но вышвыривать тебя не буду. Ты меня утомляешь и делаешь больно, но намерения пойти по проституткам не возникает. А ты сама говоришь, как бы на моем месте поступила, – и постоянно приписываешь мне свои решения в этой ситуации: ты бы выгнала – и ждешь, что я выгоню. Ни у кого из нас нет объективности, о других думаем своими страхами.

- Ну в точку!

- Если есть понимание, почему не сделать? Не исправишь свое поведение и ситуацию?

- Не могу. Страшно. Головой понимаю, сказал абсолютно верно. Сделать – страшно.

- Вот! Ты не можешь сама с собой управиться. А как мне с тобой?!

- Да-а-а-а... Не знаю.

Мы сидели за столом в тишине, ничего не делали и глядели друг на друга. Мила смотрела в меня взыскательно. У нас как бы у обоих кончился мотив. Не хотелось уже ни спорить, ни доказывать, ни опровергать. Ничего. Но это не апатия пришла. Нам приятно было сидеть рядом, смотреть в глаза и как бы касаться душами. Мы так очень долго просидели, ничего не делая и не говоря. Потом я осторожно попробовал Милу подвести к пониманию:

- Мила, ничего не говорим, а нам хорошо.

- Да. Уже ноги затекли. А встать страшно: это что-то между нами пропадет. Хорошо мне, не знаю отчего!

- Это и есть общение. Не словами. Было бы еще лучше и полнее общение, будь ты у меня в объятиях, –  я накрыл ее недвижную руку своей. Мила не убрала и ничего не сказала. – Но для этого надо или дать мне действовать и не противиться, или самой? Ты же уверенная девушка. Действуй!

- Нет. Отказаться от этого необычного с тобой общения сил нет. Это волшебно. И начать не могу. Страшно.

Я первый встал, поднялась и Мила. Привлек ее к себе, и мы стояли вместе, глядя в глаза. Чем Мила приятна, так это открытостью глаз. Сама пытливо смотрит и открывает свои.

- Мила, твои страхи не дают. Я помогу, но преодолевать тебе самой, – произнес я.

- Не знаю. Страшно, – совсем тихо ответила она.

"Страшно оттого, что сама в подобных ситуациях делала мне больно. И не может поверить, что я так не сделаю."

Мила встрепенулась, вспомнив:

- Я же тебе проиграла, – она уверенно глядела мне в глаза.

- А, в самом деле! Забыл. Эротический поцелуй! – Мила кивнула. Можно с этого начать. Прижал Милу сильнее, потянулся, она подставила чуть приоткрытые губы, закрыв глаза. Это было... это... это... я боялся даже шевельнуться от охватившего меня восторга, чтобы не разрушить эту трогательную красоту... Очарование и сияние счастливой девушки, ожидающей поцелуй от любимого!.. Ее открытость и трогательное доверие, и естественная непосредственность… Мила открыла глаза и ударила меня по лицу. Размаха не было, скорее сильно шлепнула кистью. Сразу отодвинул ее и отпустил. Мила шипела, кипела и почти плакала:

- Лжец! Подонок! Гад! Чтобы мизинцем не смел прикоснуться ко мне! Ненавижу! Я... начала...

- Что случилось, Мила?! Что?

- Не притворяйся! Я начала... как ты, подонок... я поверила и хотела, а ты смеешься... – Мила развернулась и ушла в комнату.

Начиная понимать, прошел за ней. Она лежала, отвернувшись к стене. Сел на край кровати. Мила произнесла в слезах:

- Мне не важно, что ты скажешь. Это все лишнее. Я тебя насквозь вижу, самца в климаксе.

Ответил нестандартно:

- Это было дивно, невыразимо, лепо! – моя любимая Мила, подставившая себя для поцелуя. Робкое ожидание волшебного момента, непонятный трепет пред чарующим мгновением, начало падения в сладкую бездну. Я был заворожен тобой, Мила, твоим застенчивым доверием перед счастливым мигом, с которого начнется наше счастье. Твое лицо, спокойное и доверчивое, приоткрытые красивые губы, подставленные мне, и белоснежный зубик в глубине между ними... и девичье ароматное дыхание, которое вдруг замерло от холодка ожидания... Я не мог отвести глаз, смотрел, запоминал, впитывал всем собой и тебя, и себя... мгновение, ты великолепно! Ты безмерно прекрасно! Невыносимо прекрасно! Я был сражен счастьем, которое от тебя исходило, Мила! Блаженствовал! Мгновенье, ну еще на один вдох постой! Мгновенье, я счастлив, что Мила доверилась мне! Мила поверила мне! И тут – хрясь по морде! Очнись, реальная Мила не наивная дура, чтобы верить всякой впариваемой ерунде!

Я умолк. Мила тоже не издала ни звука. Положил руку ей на бедро, погладил слегка. Добавил:

- А мгновения те были исключительно прекрасны. Ты действительно в тот миг поверила и доверилась мне, как бы ты ни отрицала. Я это ощутил всем собой. Скажешь, что это мои влажные мечты. Пусть будут для тебя мечтами, а я видел доверившуюся мне Милу! И был счастлив на этот краткий миг.

Мила повернулась ко мне, поглядела в глаза:

- Нет, не скажу.

- Да какая разница, – мы замолчали, думая каждый свое. Я вздохнул: – Надоело мне оплеухи получать от тебя. И такая дребедень целый день! Ладно, пора в душ. Иди ты первая: погорячее вода будет.

- Сам дребедень! – парировала Мила. – Вел бы себя иначе, было бы по-другому.

- После душа будет по-другому, – заверил ее. – Ты только не мешай мне.

- Ты?.. – она подошла, как тогда, при первой встрече, вплотную, касаясь меня одеждой, я ощущал ее запах, и попросила, пристально глядя в глаза. – Я еще подумаю, может, в чем-то неправа... ты ничего не делай, ладно?! Не делай!

- Это было бы здорово, Мила. Я ведь хочу ясности. Не нравлюсь тебе, не нужен, ну все, закрыли тему, к тебе никаких обид не имею, живем просто как соседи по комнате. Я не понимаю, как мне себя вести с тобой. Вот сейчас ты стоишь на такой дистанции...

- Что за дистанция!? Чем она тебе не нравится?

- Нравится. Так подходят, когда желают быть обнятой, – зря это говорил. Она тут же станет отрицать.

Мила тут же фыркнула, отходя:

- Да вот только и мечтаю об этом! Не нужен ты мне совсем! Достал, самец! Только об этом думаешь! Я уже сказала: не-ну-жен-ты-мне. Поймешь ты это, наконец!? Ты несносный самец! Чем дальше будешь от меня, тем лучше.

- Ты этого самца поминаешь в каждом предложении, Мила. Прямо вот вызываешь, будишь его во мне. Зачем? Очевидно, чтобы получить то, для чего самец и нужен.

- Ах ты! Да я... – аж запнулась она от негодования.

- Хорошо, – ответил я иным тоном, не слушая ее. До этого, несмотря на перепалки, говорил нежно, увещевательно, примирительно. Моя речь имела тональность близкого человека, который снисходительно принимает ее выходки, хоть они ему не нравятся. Сейчас впервые сменил его. Заговорил, как чужое лицо: холодно, четко. – Сегодня переживешь мое присутствие, потерпишь. Я снял эту квартиру. А завтра переберусь в отель и избавлю тебя от моей самцовости. И мне нервы трепать никто не будет. Устроит?

Запал у нее сник просто вмиг. Возразила тихо:

- Я тебя не выгоняю, это твоя квартира, разве не понимаю, – Мила помолчала и отметила примирительно. – Мы спорим по всякой ерунде. Может, перестанем?

- Мила, я рад и всегда готов. Тянусь к тебе мирно, а ты... – я тут же убрал холодный тон.

- Опять я виновата во всем! На себя посмотри! Не был бы таким, не получал бы! – она снова вернулась к едкому тону. – Самец, только и думаешь, как трахнуть меня. А вот фиг тебе!

- Какой есть... Так ты идешь? – спросил я прежним чужим тоном. – Или я первый?

Она собралась и ушла в душ. Оставшись один, лег и успокоил себя. Это получилось быстро и легко, ведь целый день около меня была желанная девушка, дразнила и намекала. Лежал и спокойно думал. Пока Мила не кончит у меня в объятиях, она будет временами паниковать и закатывать такие вот сцены. Но как ей кончить, если она не дается в руки. Как же в ней глубоко сидят страхи. Полтора месяца общаемся, сегодня сколько раз мне наносила удары, я в ответ ничего – неужели недостаточно, чтобы поверить в искреннее к ней отношение и перестать подозревать. Чем девушка увереннее говорит, что она уверенная и самостоятельная, тем более она полна страха. Мила полна страхов, в раз их не развеешь; не готова она к близким отношениям. А я разогрет Милой, весь день она меня зажигала всей собой, своим присутствием, девичьим сиянием. И эти мгновения в объятиях для поцелуя! Доверившаяся девушка в объятиях ожидает поцелуй – вот бы изобразить это! По-настоящему, реально изобразить... со всем ее сиянием невыразимого желания и доверчивости. Но общения не вышло. По крайней мере, определенность и четкость появилась. Мне не проблема обойтись самому; я бы тут в любом случае был без Милы... Своим присутствием она раскрашивает жизнь и поездку. Не способна пока к большему. Приятно было думать о Миле. Ее бы ласкал, доставлял наслаждение, какое она желает. Показать ей эротический мир и общение в нем во всей полноте и разнообразии. Прекрасный мир истинных, без эгоизма и пользования отношений. Она сама хочет, но ужасно боится... Не силой же ее принуждать! Этого я никогда не сделаю. Не может решиться – ее проблема. Понятно, ей приятно играться, вызывать во мне желание, зажигать меня. Дразнить. Она хочет продолжения, хочет, чтобы я с ней играл да играл. Не оттого, что она такая жестокая или не понимает, что возбуждает меня. Беда в том, что она знает только один путь близких отношений: отказываться, упираться, стыдить, обзываться и лупить... в общем, боится показать, что хочет и согласна. Панически боится. А если я прекращаю ее уговаривать и соблазнять, она чувствует себя разочарованной и покинутой. Она хочет, очень хочет, но тупо надеется, что само как-то "рассосется" со временем и мы вдруг станем близки, а свое поведение не желает менять. Точнее, не может. Не знает, как. Да ладно, я бы перенес легкую форму ее игры, но ведь чем крепче буду ее прижимать к себе, тем яростнее она будет биться. Тут и грань перейти можно. Нет! Сейчас откликнусь на ее заигрывания, пойду к ней – снова получу в итоге по морде. Ну его нафиг все это. Не в обиде на нее, но все-таки меру надо знать. Утомила. Пора ей немножко себя в руки взять, взрослая. Или уж дать явное согласие, или оставить меня в покое. "Не требую я от тебя секса и услуг за свои услуги. Ясности хочу. Мы просто друзья? Меня и это устроит. Моя бескорыстность нисколько не изменится, ничего с тебя не потребую. Буду тихо любоваться, никаких намеков и вздохов не показывать... просто друзья. Ну тогда и ты держи себя в рамках, игру и волнующие намеки прекрати. По необходимость – общая квартира и кровать – будут возникать для меня эротические моменты, ведь мне все равно с тобой приятно быть, и ты будешь возбуждать своим присутствием. Это я понимаю и принимаю, в упрек не ставлю. Однако, друзья не прижимаются и голову на плечо не кладут. Как и не становятся в сантиметре от другого, глядя пристально в глаза. Следует вести одну какую-то выбранную линию, а не перескакивать: то почти любовники, то соседи."

Сразу после Милы в душ пошел и я. Не успел стать под струю, как вошла Мила и возилась у раковины. Она что-то сказала, но за шумом не расслышал. У нее на полочке куча тюбиков. Привезла их с собой немало, всю полочку перед зеркалом заняла, но неужели такое срочное дело у нее, что нельзя подождать! Да в общем-то мне без разницы. Стекло кабинки матово-муаровое, я вообще не стесняюсь, так что пусть заходит, если хочет. Милу тоже было не разглядеть толком, обобщенный светлый контур. 

Второй раз она зашла, когда я закончил мыться и собирался выходить. Уже не случайность. Значит, она контролирует меня, опасается, что я тут займусь кой-чем. Беспокоится, что стану глух и черств к ее обаянию. Когда Мила ушла, вытерся и сел на закрытый унитаз подумать. Забавно получается. Точнее, все именно так, как я понимаю. Мила хочет того же, что и я: близости, интимных вещей. Отчаянно хочет и так же отчаянно боится свой интерес показать. Ну в самом деле, нафиг мне нужно с Милой мучиться! Любая нормальная девушка при таком интересе и желании давно бы показала, что согласна. Сама ведь предложила поехать вместе, встретиться и вовсю пообщаться. Проблемы у нее какие-то глубокие. В голове. Девочковое детсадовское поведение. Попробовал помочь... что мог, сделал. Вот мы здесь. Одни. Романтическая поездка, море, весна, вдвоем в квартире, друг другу симпатичны... я не наседаю и не требую, не оскорбляю, терпеливо сношу ее финты, жду ее явного решения; да она сама хочет, иначе бы не поехала. Что ей мешает?.. Боится панически. Не самой близости, а даже самых первых прикосновений, объятий. Что-то у нее... серьезная проблема с общением. Что можно было бы еще сделать, чтобы ослабить ее страхи? Не знаю... Ей просто кончить надо... Проблема у нее простая. Мила испугана и очень возбуждена. Все возбуждение у нее реализуется в страх. Причем, уже проторенная цепочка эмоций, все на автомате происходит: приближение, возбуждение и желание – тут же страхи, агрессия. Вспышки страха как раз в эротический момент. Пока она не кончит в моих объятиях, она не избавится от страха. Но как я могу дать ей кончить, если она агрессивная!? Фурия. Не сторонник даже игривых принуждений и насилий, а уж возбужденную фурию одолевать! Мысли перешли в эротический план. С Милой было бы прекрасно. Она способна к интимному общению, и я ее хорошо чувствую. Нам бы этот первый раз пройти... От мыслей о Миле пенис встал.

Дверь резко распахнулась, и Мила застыла на пороге, всем своим видом показывая досаду на самца. Одета она была в пижаму вроде просторного белоснежного кимоно из тонкой мягкой ткани. По плечам рассыпались волосы, куртка перетянута пояском, а отвороты разошлись, начала обоих холмиков открыты. Рукава она завернула до локтей, тонкие ручки и небольшие кисти умиляли. Такие же белые свободные штанишки были сильно подтянуты вверх, отчего обтягивали лобок и низ животика. Шов даже немного врезался между губок, ткань обтянула выпуклость, лобок четко выступал вместе с ложбинкой между губок, обозначив подробности ее сокровенного места. Штанишки доходили до икр, из них выходили гладкие женские ножки, небольшая рельефность мышц показывала ее крепость и тренированность. Выглядела она изумительно. Спортивная девочка-подросток. Девочка моя, ну ты же страстно хочешь сама! Для сна так не одеваются, а подтянутые вверх штанишки, наверняка, врезались в нежную ложбинку между губок.

Вот так, перед нравящейся мне девушкой сидеть с торчащим пенисом! Прикрыл, как мог, его рукой, но стоящий ничем не скроешь. Вообще-то, ее появления ждал, но сделал вид, что застала она меня врасплох:

- Ну что такое! Преследуешь меня. Я здоровый мужчина, весь день ты меня разжигала. Тебя никак не касается, это абсолютно мое личное дело. Если ты ледышка и бревно, не значит, что я такой... – предупредил я ее нападение.

Мила на шаг отступила в коридор, потом резко шагнула, вошла, повернулась ко мне и выпалила:

- Ледышка? Бревно?! А ты не мужик! Вообще не мужик! Онанист сраный! Говно! Полное говно! Сопливая тряпка. Последний неликвид! Говно и неликвид. Ты... ты... а я... а я... давно не девушка! Были у меня! А ты дурак, этого не понял, и онанируешь на меня, сопливая мерзкая тварь! – я оторопел от этого взрыва и замер прямо так, с пенисом в руке. Она перенесла внимание на него и неожиданно выдала: – А пенис у тебя противный, гадкий, мерзкий, безобразный,... меня от одного вида тошнит... выворачивает! Омерзительная дрянь у тебя, как у всех мужиков! Чтоб вам всем!.. Мужик с таким пенисом для меня вообще ноль! ноль! Отвратительная скотина с гнусным пенисом. Я лучше пойду в проститутки, но не с тобой с таким пенисом! Правильно, что онанируешь, никогда не позволю такому уроду! С таким гадким!...

- Из-за моего пениса пойдешь в проститутки? – поразился я, усвоив из всей выданной залпом тирады поразительно нелепое. Убрал руку и посмотрел на него. Заключил: – Тут я тебе ничего не скажу, есть, что есть. Не нравится – иди.

- Гадость! мерзость! самец! – Мила стояла в дверях и обзывалась. – Ненавижу! Никогда-никогда не позволю! Чтобы я!.. я тебе... ух! – она резко отвернулась и убежала в комнату.