Гормоны веселятся...

Проходя интернатуру в пульмонологическом отделении Барановичской районной больницы, я хорошо запомнила больных бронхиальной астмой в состоянии астматического статуса, который представлял собой максимальное проявление болезни, как бы «сгусток» её.

Страдалец в момент приступа принимал вынужденное положение тела. Сидя на кровати, наклонял туловище вперёд; в акте дыхания принимали участие мышцы плечевого пояса, спины, брюшной стенки.

В восьмидесятом году прошлого века ещё не было достойной базисной терапии (применение препаратов, предупреждающих обострение болезни). Больные в астматическом статусе, поступавшие в отделение пульмонологии, отличались синюшными губами, коротким вдохом и затруднённым выдохом, и напоминали рыб, выброшенных на сушу.

В самом начале работы на терапевтическом участке я пришла на визит к тридцатипятилетней Александре Александровне В., страдающей тяжёлой гормонозависимой формой бронхиальной астмы. Пациентка находилась в начальной стадии астматического статуса, являющимся абсолютным показанием для госпитализации, о чём и проинформировала больную.

Пациентка наотрез отказалась от госпитализации, в корректной форме аргументировав отказ. Мол, ребёнок – маленький, мама – старенькая, с мужем – в разводе. Других близких родственников в Белоруссии нет.

В моём присутствии больная воспользовалась беротеком, дозированным аэрозолем для ингаляций (препарат для предупреждения и сокращения приступов бронхоспазма).
 
Женщине стало лучше, и она рассказала историю своей болезни. По её мнению, провоцирующим фактором в развитии заболевания, явился тяжёлый и болезненный развод с мужем.

Вначале болезнь протекала относительно доброкачественно; год назад приступы удушья участились. Минский профессор-консультант, пульмонолог-аллерголог, назначил гормональные препараты, которые она принимает и в настоящее время.

За время повествования состояние больной улучшилось: она порозовела, вдвое снизилась частота дыханий, исчезли свистящие хрипы, слышимые на расстоянии.

После повторного осмотра пациентки я приняла непростое решение – оставить её дома. Назначила лечение и на несколько секунд задумалась, не зная, каким образом передать информацию участковой медицинской сестре: у неё, как и у меня, не было домашнего телефона.

Александра Александровна словно прочитала мои мысли:

— Нелли Гавриловна, насчёт медицинской сестры не беспокойтесь! Моя соседка Галина работает в отделении реанимации городской больницы и прекрасно попадает в любую вену. Я попрошу её, она всегда меня выручает!

Для порядка сказав: «Вообще-то, так не положено!», – я была вынуждена согласиться с предложением больной. Обязав её, под честное слово, в случае ухудшения состояния вызвать бригаду скорой медицинской помощи.

Утром я позвонила больной: ей стало значительно лучше. Выполняя визиты на дом, зашла к «страдалице» и осмотрела её. Действительно, пациентка сказала правду в телефонном разговоре; состояние её здоровья не давало повода для беспокойства врача.

Я стала часто бывать в этом доме. Непродолжительные ремиссии (периоды течения хронической болезни, которые проявляются значительным ослаблением или исчезновением её симптомов) сменялись обострениями заболевания. Каждый раз при ухудшении состояния я убеждала Александру Александровну в необходимости стационарного лечения. И неизменно слышала один и тот же ответ:

— Ну, что Вы, Нелли Гавриловна, я ведь в больнице – умру!

У меня уже выработался определённый стереотип действий в отношении больной: осмотр, предложение стационарного лечения, отказ пациентки, врачебные назначения, выполняемые опытной медицинской сестрой Галиной, улучшение и стабилизация состояния женщины, выписка на работу.

За три года работы участковым терапевтом я подружилась со своей пациенткой: интересной, начитанной и эрудированной собеседницей.

Александра Александровна работала заместителем директора Барановичского туристического бюро. К своему заболеванию относилась, как к данности. И только один раз, в порыве откровенности, пожаловалась мне:

— Вот, расскажет на работе сослуживец какую-нибудь забавную историю или анекдот. Все смеются, и я смеюсь. И думаю: они-то сами смеются, а у меня – гормоны (таблетки) веселятся!

Перейдя на должность заведующего терапевтическим отделением поликлиники, я ещё долго поддерживала приятельские отношения с моей неординарной пациенткой.

Через несколько лет я узнала от коллеги, что Александра Александровна умерла, едва «перешагнув» сорокалетний возраст. Смерть наступила дома от остановки сердца, вызванной передозировкой ингаляционного препарата для предупреждения и купирования приступов бронхоспазма.

Участковый врач с большим стажем работы, мой наставник Александра Ивановна Дёмина, сообщившая мне печальную весть, добавила:

— Я всегда ей говорила: «Саша, ты слишком увлекаешься этими новомодными ингаляторами! Ни к чему хорошему это не приведёт!»

Задумавшись, горестно произнесла:

— Как будто – напророчила! Я уже которую ночь спать не могу. Всё представляю, как она, такая молодая, в мёрзлой земле лежит! Ей бы жить да жить!

Спохватившись, произнесла:

— Ой, извини, совсем я тебя заговорила! Никак не выходит из головы эта нелепая смерть!

Я попрощалась с Александрой Ивановной. А сказанные коллегой фразы прочно засели в моей памяти.

Особенно – про мёрзлую землю …

Словно температура кладбищенской почвы ещё имела какое-то значение для Александры Александровны …

PS. Мальчишку-школьника, оставшегося сиротой, вырастила и выучила мать безвременно ушедшей из жизни женщины. В конце девяностых годов я встречала в прессе эту довольно редкую фамилию – молодой человек работал ведущим специалистом государственной республиканской организации «Проматомнадзор».