Навстречу доброму и злому

Сначала в коридор возле дверей квартиры были выставлены разобранные шкафы. Затем появились старые, изношенные, чем-то плотно набитые сумки и такие же доверху заполненные огромные полиэтиленовые мешки для мусора. Запах свежей краски и белые отпечатки чьих-то подошв на полу рядом с квартирой означали ремонт. Соседи поначалу насторожились, а потом успокоились: видимо, женщины, что проживают в этой небольшой квартире, затеяли ремонт, а сами на это время уехали, может, на дачу, а, может, и в Карловы Вары на лечение. Во всяком случае, их самих дома не было. Зато возле порога квартиры почти в балетную позу вдруг встали старые грубые резиновые сапоги болотного цвета. Соседи неудомевали: эта пара огромных рыбацких сапог никак не вязалась в их представлении с двумя элегантными пожилыми женщинами, проживавшими в этой квартирe. Улыбчивые дамы в роскошных седых париках производили приятное впечатление и в экстравагантности замечены не были, разве что слегка макияж носили излишне яркий для их лет. И тут вдруг -  сапоги-великаны!
 
Пожилые дамы были родными сестрами. Родились и выросли они в Ленинграде. Когда на свет появилась Люба, у родителей уже были старшие дочь и сын. А через шесть лет родилась и самая младшая сестричка – Беллочка. Жили дружно и весело. Маленькая Белла  родилась слабенькой, и потому Люба с раннего детства заботилась о ней и, как могла, опекала ее, помогая матери. Самые вкусные пирожные и конфеты отдавались Беллочке, самые красивые игрушки и платья - тоже ей. Ни обиды, ни зависти не испытывала Люба при этом, а только сильнее любила и баловала младшую сестру. И Белла росла, испытывая самую искреннюю нежность к старшей сестре. Куда Люба шла, туда и Белла за ней топала, крепко держа сестру за руку, как ниточка за иголочкой. Что Люба любила, то и Беллочке нравилось. А уже если Люба что решила сделать, то Белла беспрекословно выполняла. Однажды Люба и Белла нарисовали маме красивую открытку с розами ко Дню рождения и подписали ее. Мама взяла открытку в руки и улыбнулась: имена сестер слились в одно, получилось – Любабелла. 

Когда началась война, отца призвали в армию. В эвакуацию семья уехать не смогла. Во время блокады Ленинграда бабушка, старшие брат и сестра умерли от голодa. Отец воевал на фронте, и вестей от него давно уже не было. Люба, которой исполнилось одиннадцать лет, и мама из сил выбивались, только бы не потерять еще и Беллочку. Однажды мама отправилась отоваривать продуктовые карточки, a продавщица ее обвесила: карточки быстро забрала, а хлеба и масла дала меньше, чем полагалось. Напрасно мама просила продавщицу, плакала, умоляла. Так и вернулась домой ни с чем, вся бледная и заплаканная. Люба заметила, как мама весь паек разделила на две, а не на три части, и  сама ничего есть не стала, и поняла, что случилось. Пятилетняя Беллочка -  маленькая, слабенькая,  исхудавшая, - лежала в кровати, закутанная в одеяло, смотрела своими огромными глазками то на маму, то на Любу и тихонько повторяла: „Кусять хоцю! Кусять хоцю!“. Люба, хоть и сама едва держалась на ногах от слабости, свою порцию поделила пополам и вторую половину отдала маме. Мама плакала и отказывалась, не желая лишать дочь еды. А Люба сказала, что так ей будет вскуснее, и еще тайком от мамы спрятала малюсенький кусочек хлеба в карман платья. Обнявшись, обессиленные, сидели они на кровати, кутаясь в плед и пытаясь согреть друг друга. Когда мама задремала, Люба присела рядом с Беллочкой и, тихонько отщипывая крошки от своего кусочка хлеба, скармливала их маленькой сестричке. Белла, молча хлопала глазами и долго ворочала язычком крошки во рту.

Страшная война закончилась. Вернулся отец. Наступила мирная жизнь. Девочки окончили школу. Люба поступила в институт, выучилась на инженера, Белла стала экономистом. Отец долго болел: сказались полученные на войне тяжелые ранения. Вскоре Якова Анатольевича похоронили. Еще полтора года спустя не стало мамы. Фаина Абрамовна умерла тихо, во сне. Белла и Люба остались совсем одни. Потом в жизни Любы появился Аркадий. Он работал инженером-проектировщиком в том же строительном управлении, что и Люба. После двух лет свиданий Аркадий привел свою невесту знакомиться с родителями. Отпраздновали помолвку, затем сыграли скромную свадьбу.  У молодых супругов родилась дочь Ирэнка. В три года у девочки был обнаружен костный остомиелит. Люба не сдалась. Ирэнка получала необходимое лечение и ничем не отличалась от сверстников. Много операций пришлось им перенести. Ногу удалось спасти, правда, она перестала сгибаться в колене. Ирэнка долго лечилась в санаториях, однако, это не очень помогало. Но девочка переняла стойкий мамин характер: никогда и ни на что не жаловалась лишь мужественно и терепливо преодолевала испытания. Не закрылась, не ушла в себя, не затаила обиду, а оставалась доброй, общительной и старательной. К окончанию школы Ирэнка превратилась в настоящую красавицу: густые каштановые волосы красивыми волными спадали на плечи, в больших карих глазаx, обрамленных длинными ресницами, мелькала озорная искорка, открытая улыбка завораживала. А еще у нее была тонкая талия и изящные руки с длинными музыкальными пальцами. Ирэнка научилась не стесняться своей хромоты. Ей, конечно, хотелось носить высокие каблуки и короткие юбки, но, в конце концов, и в  брюках, которые ладно сидели на ее точеной фигурке, и балетках выгдялела она не менее привлекательно. Подружки восхищались, парни соперничали за ее внимание. Появились первые серьезные воздыхатели. А потом и свадьба случилась. Ирэнка уехала с мужем в Москву. A вскоре рождение внука и забота о семье дочери подвигли и их на переезд в столицу.  Вот только вынужденное расставание с Беллой не давало Любе покоя.

В опустевшей, без привычного шума и гама, питерской квартире Белла чувствовала себя одиноко.  Радовали только телефонные разговоры с Любой и Ирэнкой, которые по очереди названивали ей дважды в день, справляясь о делах, самочувствии и давая разные поручения, „чтобы Беллочка не закисла“. Белла трудилась экономистом в  научно-исcледовательском и проектном институте. По будням каждый день с восьми утра до пяти вечера  она в своем в отделе материально-технического обеспечения дисциплинированно исследовала и планировала хозяйственную деятельность института и с нетерпением ждала, когда можно будет сесть в поезд и отправиться в Москву к сестре. В этих поездках Белла познакомилась с  Игорем. Невысокая, стройная девушка, с которой он оказался в одном купе, едва удостоила его ответом, когда он попытался завязать с ней разговор, но он твердо решил не отступать. Настойчивость Игоря принесла свои плоды, и вскоре Белла представила его семье своей сестры. Любе Игорь почему-то показался не очень надежным человеком. Ее сомнения развеялись окончательно, когда он, узнав о беременности Беллы, вдруг исчез. Всю неделю до родов Люба жила у сестры в Ленинграде, в любимой уютной квартире на улице Замшина, и, как в детстве, полностью взяла на себя все заботы о ней. У Беллы родился сын Дима. В  квартире снова стало шумно и весело, почти как когда-то. С Димой проблем особых не было. Pос, как обычный мальчишка: синяки, ссадины, мелкие шалости, но без жутких приключений, последствия которых пришлось бы расхлебывать матери. После школы Дима мечтал стать юристом и отнес свои документы в университет, но не смог поступить (пресловутая пятая графа сыграла свою роль). Пришлось осваивать профессию инженера-строителя.

В хлопотax и житейской суетe пролетели почти три десятка лет. Не все у сестер в жизни складывалось совсем уж гладко. Бывало и плохо, да так плохо, что хоть волком вой, а ничего не сделаешь, а бывало и так хорошо, что весь мир обнять хотелось. Неожиданно скончался Аркадий. Утром, как обычно, он ушел на работу в строительное управление. Люба тщательно прибрала в квартире, затем достала из шкафа свое вечернее платье. Вечером они собирались пойти на премьеру в театр „Современник“. Билеты достали с большим трудом. Нарядный костюм мужа нужно было еще отпарить. Люба положила брюки на гладильную доску, тщательно разравняла и включила утюг. По радио передавали концерт классической музыки. Люба сделала звук погромче и, подпевая в такт, начала отпаривать мужнины брюки. Телефонный звонок она расслышала не сразу. Аккуратно отставив утюг, Люба подкрутила ручку радиоприемника, уменьшив звук, и сняла трубку. Bзволнованный голос на другом конце телефонного провода торопливо объяснял ей, что у ее мужа на работе случился инфаркт, и его отвезли по скорой в больницу. Состояние крайне тяжелое. Сначала она подумала, что кто-то ошибся номером. Аркадий довольно тщательно следил за своим здоровьем и почти никогда не болел. Люба на всякий случай переспросила, куда звонит собеседник. Тот назвал Любину фамилию. Любе показалось, что на у нее на голове за секунду вырос огромный шар из ваты, из-за которого она плохо слышала, что говорил ей голос в телефонной трубке. Дрожащими пальцами записав на листочке адрес больницы, она застыла на несколько секунд, пытаясь осознать только что услышанное. Из трубки доносились короткие гудки. Люба аккуратно положила ее на рычаг, выключила утюг из розетки, a затем, словно очнувшись, быстро собрала сумку с самым необходимым и помчалась в больницу. Немолодой усталый врач вышел из операционной и,  с cочувствием глядя на Любу, сообщил, что спасти ее мужа, увы, не удалось… Завернувшись в старый мамин плед, Люба листала тяжелый семейный фотоальбом в бордовой бархатной обложке, бережно хранивший родные и любимые лица. Она с нежностью гладила пальцами фотокарточки, перебирая в памяти счастливые эпизоды уходящей жизни.

В силу очередных исторических перемен Петербург вернул себе свое прежнее имя и пытался даже воскресить былой флер. Белла время от времени пробовала уговорить Любу вернуться в родной город. Вместе им было бы легче и привычней. Но Люба отказывалась: в Москве была Ирэнка с семьей. Сестры по-прежнему часто перезванивались и ездили друг к другу в гости. Однажды вечером телефон в квартире у Беллы не ответил. Люба удивилась. Белла с Димой должны были бы уже возвратиться с отдыха. Люба долго вслушивалась в длинные гудки, перенабирала номер, а в сердце тем временем нарастало беспокойство. Поначалу она предположила что есть перебои со связью такое бывало и даже слегка успокоилась. Поздно вечером Люба накапала себе корвалол, а потом всю ночь ворочалась с боку на бок, отбиваясь скозь сон от одолевавших ее кошмаров. Лишь в полдень следующего дня она услышала голос племянника на другом конце провода. Дима сообщил, что Белла находится в больнице, и попросил Любу приехать. На самолет билетов не было. Люба ринулась на железнодорожный вокзал. Не помня себя, прижимая к груди сумку, она что-то кричала в окошечко билетной кассы. Ей повезло: в кассе был один билет на вечерний поезд, в плацкартный вагон, нижняя боковая полка, место, понятное дело, у туалета. Не дослушав кассира, Люба положила деньги в углубление черного пластмассового ящика. Ящик проглотил купюры, уплыл в глубину кассы и через несколько секунд  снова  выплыл с негромким стуком. На дне его разверзнутого черного чрева лежал заветный билет.

Петербург встретил Любу холодным проливным дождем. В детстве она любила дожди, вслушивалась их мелодии. У каждого дождя она была своя. Летом и весной это были легкие воздушные радостные вальсы, осенние же дожди были наполнены суровыми, сосредоточенными симфониями, словно предрекавшими плохие вести. Вот и нынешний дождь наигрывал грустную мелодию. Люба расслышала четвертое скерцо ми мажор Шопена  - предвестник тяжелой печали. На перроне ожидал ее  Дима. Он сообщил, что Беллу срочно прооперировали из-за внезапно выявленной опухоли головного мозга. Люба, оттянула шарф на шее. Ей вдруг стало тяжело дышать. Схватив Диму за руку, она устремилась в больницу к сестре. Ha ватных ногах Люба вошла в палату, тихонько села на свободный стул у больничной кровати и нежно погладила щеку младшей сестры. Белла спала. На голове у нее была повязка, защищавшая разрез. Люба всматривалась в лицо, которое поначалу показалось ей чужим. Она провела ладонью по щеке больной. Откуда взялась вдруг эта болезнь? Веки Беллы дрогнули, она медленно открыла глаза, увидела рядом с собой сестру и слабо улыбнулась. Люба подмигнула ей и тихонечко пропела строчки из их любимой песни: „У нас все будет по-другому. Двух душ нерасторжима связь. Навстречу доброму и злому мы выйдем, за руки держась“. Белла сжала руку сестры слабыми пальцами.

Люба обдумывала свой разговор с хирургом, оперировашим Беллу. Пациентке требовался покой и забота близких. Хороший уход - вообще главный залог успешного выздоровления, тем более, что жизненно важные функции удалось сохранить, и это радовало. Однако именитый профессор не исключал, что вскоре Белле может понадобиться еще операция и, возможно, не одна. Он был предельно искренен, сообщая Любе, что операции такой сложности с низким процентом летальности пока делают только за границей: в Америке, в Германии, во Франции. A в России, хоть и стараются, но все же отстают: хирурги высококлассные есть, а высокоточного оборудования не хватает. На дворе  - Перестройка, кругом хаос, средств нет. Единственный выход действительно спасти Беллу - отправить ее на лечение за границу. Другого пути нет.

Задача была из числа невыполнимых. Собрались на семейный совет в поисках выхода. Его неожиданно подсказала Ирэнка: предложила уехать по туристической путевке в Восточную Германию и там остаться. Дима обозвал предложение идиотским и отверг его. Зато Белла идею одобрила. Люба, выслушав план дочери, тоже покрутила пальцем у виска. В пятьдесят восемь лет впутываться в историю, которая еще неизвестно чем может кончиться, она не была готова. Однако Ирэнка убеждала, что идея ее вовсе не так уж плоха, и приводила в пример свою подругy с мужем, которые уже даже живут в отдельной квартире в восточном Берлине. Оказалось, что пока Люба в Петербурге выхаживала Беллу, Ирэнка в Москве успела развестись с мужем. Люба схватилась за голову: oдно „приятное“ событие за другим. И все же она задумалась. Пускаться в такую авантюу можно только всем вместе, потому что сестру она не оставит. Hо Белла была еще слаба, нельзя было так рисковать. Да и уехать все семьей - просто нереально. Ирэнка уговаривала Любу, что только так можно спасти Беллу. Дима язвил, что их Люба как Надя Рязаева из пьесы Володина „Старшая сестра“, тоже всегда готова жертвовать собой. 

Каким чудом Ирэнке удалось раздобыть путевки и оформить загранпаспорта - оставалось ее тайной. Невероятный план дочери, как ни странно, сработал. На вокзале в Берлине Люба и Ирэнка с Сашенькой, улучшив момент, как учила подруга, обратились в полицию, заявив, что хотят просить убежища. Замирая от страха, в ожидании они томились в коридоре. Кроме них там оказались еще такие же „туристы“: молодая супружеская пара с маленьким ребенком и еще двое парней, судя по футлярам для музыкальных инструментов в руках, - скрипачей. Вышел полицейский с документами в руках и жестом показал, что все должны следовать за ним. Группа уныло поплелась, теряясь в неведении, чего ждать. Музыканты мрачно шутили. Молодая мать, прижимая ребенка к груди, испуганно держала под руку не менее смущенного мужа, тащившего в руках две матерчатые сумки. Люба, Ирэнка и Сашенька замыкали шествие. Любе казалось, что она видит какой-то бесконечный и странный сон, и оттого плохо запомнила, что происходило с ними потом.

Четыре года промелькнули, как один миг. За это время рухнула Берлинская стена, произошло воссоединение Германии, немецкую марку сменил евро. Промаявшись в каком-то жутком общежитии для беженцев, Люба с дочерью и внуком наконец вселились в квартиру в одном из восточных районов Берлина. Арендную плату за съемное жилье и  медицинскую страховку оплачивали местные органы социального обеспечения. Сашу определили в школу, а Ирэнку с Любой отправили на бесплатные курсы немецкого языка для иностранцев. Ходить на „шпрахи“ было тяжелой обязанностью. Курсы были чистой формальностью. В класс, где собиралась разношерстная группа иностранцев, приходила ленивая круглолицая тетка с коротко стриженными и выкрашенными в ярко-красный цвет волосами, одетая в светлые брюки длиной по щиколотку  и бесформенную блузу. Безразличным взглядом окидывала она своих „учеников“, писала мелом на доске страницы учебника, потом тыкала пальцем в кого-нибудь из присутствующих и коротко приказывала: „Lesen!“ или что-то долго и нудно говорила по-немецки, не интересуясь, понимают ли ее подопечные или нет. И так ежедневно, по семь часов в день. За целый год занятий таким „методом погружения“ Ирэнка и Люба худо-бедно научились читать и изъясняться простыми фразами. Bыручал Саша, как и многие дети эмигрантов, довольно быстро овладевавший языком новой родины. Ему было всего одиннадцать лет, но он уже с важным видом растолковывал маме и бабушке содержание казенных писем, получение которых всегда вызывало испуг, и сопровождал их повсюду как  заправский переводчик.

А в это время в Петербурге в ожидании разрешения на воссоединение с семьей сестры Белла с Димой потихоньку переправляли Любе документы и вещи. Ситуация в стране продолжала меняться далеко не в лучшую сторону. Закрылись многие предприятия, цены на все росли. Денег хватало только на еду и оплату коммунальных услуг. Перебиваясь с одной работы на другую, Дима больше не ворчал, таская посылки к поездам, а старательно следовал всем указаниям Ирэнки и Любы, готовясь к предстоящей эмиграции. Перед самым отъездом он неожиданно женился и без жены в Германию ехать отказывался. Белла опасалась, что им придется отсрочить отъезд: К счастью, Лену как нового члена семьи удалось вписать в документы без особых проблем, и в Берлин из России приехали уже втроем.

В приемном центре с общежитием для иностранцев Белле, Диме и Лене долго оставаться не пришлось. Ирэнка, которая к тому времени переехала в западный Берлин, умудрилась найти квартиры для всех в одном микрорайоне и всех перевезсти туда. Люба и Белла поселились вместе в небольшой уютной двухкомнатной квартире. Для двух пожилых женщин -  как раз. Квартира сама по себе была маленькая: две крохотные комнатушки, кухонька, совмещенный санузел и прихожая. Зато имелся большой балкон, сестры засадили его весь яркими цветами -  петуньей и геранью. В доме - лифт  и продуктовый магазин. Все очень даже удобно! Для молодоженов Димы и Лены сняли квартиру в доме на соседней улице. До Ирэнки тоже было близко - всего две автобусных остановки проехать. Сестры, правда, предпочитали прогулки: пятнадцать минут пешком на свежем воздухе были только полезны для здоровья. Постепенно все обустроились, привыкли на новом месте. Дима с Леной завели маленького белоснежного котенка. А котенок очень полюбил Беллу, не слезал с ее рук, и та забрала его к себе. У него был невероятно пушистый хвост и огромные зеленые глаза. Сестры назвали кота Айс. Прожил он у них целых двенадцать лет.

Белла мужественно держалась, скрывая от родных участившиеся приступы болей, но ее состояние ухудшалось. Добиться консультации у одного из главных онкохирургов во всемирноизвестной клинике Шарите оказалось делом непростым и долгим, однако Люба и Ирэнка проявили настойчивость и своего добились. Внушительную стопку медицинскиx заключений немецкий врач внимательно изучил и отложил на край стола. Оказалось, что он довольно хорошо говорит по-русски. После беседы с Беллой он назначил ей обследование и затем операцию. Накануне операции Дима с Ирэнкой, как могли, поддерживали Беллу, скрывая волнение, шутили, что после радистки Кэт Белла в этой  клинике, наверное, вторая важная пациентка. Люба сердилась и гнала их из палаты.

Смотреть на себя в зеркало Белле было страшно и грустно. Легкий пушок, едва прикрывавший череп волосами, назвать было нельзя. Вернуть свою некогда красивую прическу больше уже не удасться, придется ей теперь всегда носить головной платок или, еще того хуже, какую-нибудь нелепую шапку. Она старалась сдерживать слезы, но они сами катились из глаз. Люба растеряно молчала. Помогла, как всегда, Ирэнка. Заявившись в палату с большим пакетом в руках и извлекла оттуда три одинаковые небольшие картонные коробки. Белла отмахнулась: ей было не до подарков. Из коробок Ирэна достала три объемных парика из самых настоящих волос, окрашенных в благородную седину. Чтобы Белла не чувствовала себя неловко, Ирэнка приобрела еще по одному  - для себя и для Любы. Надев парик, Белла всмотрелась в свое отражение Из зеркала на нее смотрела элегантная седая дама с красивой стрижкой. Белла успокоилась. Втроем в своих париках они походили на персонажей из детского кинофильма „Мама“ и потому расхохотались. После выхода Беллы из больницы, парики они стали носить постоянно. Иногда красивый внешний вид приносил сестрам неприятности. Сотрудница районного социального отдела просьбу Беллы и Любы о дотации на помощницу по ведению домашнего хозяйства отклонила. Недовольно оглядев сидевших перед нею двух пожилых дам в белоснежных стеганых курточках, светлых брюках, с макияжем на лицах и аккуратным маникюром, чиновница -  неряшливая круглолицая немка средних лет в нелепых красно-желтых очках и с жидким хвостиком на голове заявила им, что раз у них хватает денег на такие походы в парикмахерскую, чтобы делать такие дорогие прически, то они вполне еще сами могут сами оплачивать помощницу по хозяйству. Люба положила перед ней медицинские справки и больничные выписки. Чиновница на них даже не взглянула. Тогда Белла молча сняла парик. Растерянно уставившись на покрытый шрамами голый череп, сотрудница социального отдела опешила и покраснела, не зная, что сказать, однако в предоставлении помощи все равно отказала. Не говоря ни слова, сестры покинули ее кабинет.

Появилась своя семья у Саши. По окончании университета он несколько лет проработал  бизнес- консультаном в США, а, вернувшись в Берлин, основал собственную компанию. Дима и Лена стали родителями двоих детей, а свое хобби -  разведение элитных породистых собак „королевской“ породы корги  - со временем превратили в доходный бизнес. Дело оказалось не то чтобы сверхприбыльное, нo, по крайней мере, не приходилось зависеть от социальной помощи. Дима даже ежегодно оплачивал Любе и Белле поездку в санаторий в Карловы Вары. Забот и хлопот было много, но и радости немало.

А потом была последняя операция, после которой Белла уже не покидала квартиру - не хватало сил. Любe к тому времени исполнилось восемьдесят восемь лет, но она продолжала вести хозяйство и ухаживать за младшей сестрой. Три раза в неделю Люба с хозяйственной сумкой на колесах бодро спускалась в расположенный в первом этаже дома продуктовый магазин, делала необходимые покупки и торопливо возвращалась домой. Белла какое-то время старалась ей помогать с уборкой и приготовлением еды, но все реже и реже могла подниматься с кровати. Люба с тревогой наблюдала за младшей сестрой. Если не станет Беллы, она сама тоже долго не проживет -  это Люба знала наверняка. Собственно, так и случилось. Через шестнадцать дней после кончины Беллы, ушла из жизни и Люба.

Толстый альбом в бордовой бархатной обложке, горшки с петунией и геранью перевезли к Ирэнке. Две большие клеенчатые сумки, в которые были сложены парики и одежда, отправились в благотворительные организации. Обломки старой мебели были выброшены на помойку. Пока Дима разбирал оставшиеся от Любы и Беллы вещи и занимался ремонтом квартиры, в которой они прожили семнадцать лет, ему казалось, что они живы и вот-вот вернуться. Однажды, вспомнив укоризненный взгляд Любы, не терпевшей беспорядка, он отругал себя, что чуть было не зашел в квартиру в своих старых, огромных резиновых сапогах. Дима аккуратно снял сапоги и поставил их возле порога. Ремонт был завершен. Cтены и потолки были побелены, полы и окна вымыты, краны и дверные ручки начищенны до блеска  - оставалось только сдать квартиру домовладельцу. Cвисавшие из с потолков электрические провода застыли в ожидании новых жильцов и новых светильников. Oт прежних жильцов остались разве что имена на табличках входной двери.

Сентябрь 2020