Чеховский рынок

Самые первые впечатления Василича о студенческой жизни остались от проживания на квартире в частном доме по адресу: г. Казань, ул. Чехова – 25, кв.2 .
Туда он, совсем ещё недавно бывший зелёной абитурой, а ныне полноправный студент первого курса технологического института, попал по протекции ребят дипломников этого же института, ещё при поступлении оценивших его музыкальные способности и общительность. А проживание в общаге ему обломилось может потому, что в том сумасшедшем конкурсе при сдаче вступительных экзаменов у него была одна четвёрка, а может и ещё почему.
Но возможно, в этом было провидение Господне, что он на первых курсах в бытовом плане оказался в достаточно комфортных условиях. Ведь это был переломный момент, когда преодолевался барьер, где с одной стороны оставалась жизнь под родительской крышей и привычная школьная учёба, а с другой – пока не известная самостоятельная жизнь в далёком чужом городе и учёба в институте. А разница была очень даже существенная.
До сих пор в памяти осталось его самое большое желание первых учебных студенческих лет - выспаться. Сильнее всего доставала военка. Так называлась военная кафедра. Туда опаздывать вообще было нельзя. Занятия начинались с половины восьмого утра, и продолжались до трёх часов дня. Без перерыва как говорится на обед. Поэтому утро начиналось строго по военному расписанию, которое также строго соблюдалось. Но тем не менее благодаря славным воинским традициям и ядрёному солдатскому юмору в памяти остались только приколы и шутки, связанные с военкой.
Там преподавали офицеры, многие из которых знали о войне не понаслышке. Они не отличались высоким штилем в изложении мысли. Мат, частенько служивший для связи слов в предложении, был конечно несколько завуалирован и сдержан с учётом ситуации, что это всё-таки не казарма и тут вроде как высшее учебное заведение. Но, тем не менее, непринуждённость и виртуозность особенно в актуальной ситуации высоко ценились, и можно сказать с восторгом впитывались студентами. В результате таких лингвистических упражнений и рождались перлы типа универсального – бнах, строгого – ба-на-врот!, или утончённого и изысканного – итииомать…
 Вот один из многочисленных примеров привития студентам правил хорошего тона на военный манер.
Читает лекцию о проблемах защиты при ядерном взрыве подполковник Минкевич. Белорус, с характерным произношением и большим желанием дать как можно больше военных знаний этим раздолбаям, которые делают вид, что слушают и даже вроде как конспектируют его мысли.  Вдруг проходя между рядами и заметив, что кто-то из нерадивых студентов вместо конспекта что-то пишет на парте, сбивается с темы и с возмущением выдаёт монолог:
- Ну что вы тут царапаете!?
- Что вы мебель портите!?
- Вот зашёл я тут недавно в один класс! Смотрю! Ба!! – На парте женщина
             голая нарисована!!!
- Вот смотрю я и думаю:
- Вот зайдёт сюда какой-нибудь иностранец! Посмотрит, и  скажет:
- Мать вашу за ногу!… Это кто ж здесь живёт!!!?
От этой проповеди курсанты чуть не попадали с парт, но силу мысли оценили!
Конечно, ещё много было разных перлов, превратившихся затем в цитаты типа:
 - Вот вы тут матом ругаетесь, а потом этими же руками хлеб берёте….  Всего и не упомнишь.
Надо сказать, что при всех трудностях и проблемах первых лет обучения весёлый настрой практически никогда не покидал эту бесшабашную публику. Как-то группой переходя из аудитории в аудиторию вместе с достаточно молодой преподавательницей английского языка, а было ей на тот момент лет тридцать, после очередного взрыва хохота вслед за не очень удачной остротой какого-то шутника, она чуть приостановилась, и как показалось, с нескрываемой завистью посмотрела на всех и спросила: - Ну что же вы всё смеётесь!?...
А чего ж было не смеяться в кругу друзей и товарищей. Вырвавшись на оперативный простор и освободившись от вполне объяснимой, но изрядно надоевшей опеки матери, Василич вообще почувствовал себя как рыба в воде. Как-то не заметно, кажется, сами собой разрешились бытовые проблемы, втянулся в учёбу, и начались студенческие будни.
Жил он в старом частном доме на квартире у хозяйки. Звали её тётя Таня, и было ей лет под шестьдесят. Жила она одна. Сын закончил этот же институт, куда поступил Василич и жил с семьёй отдельно. Лишь иногда навещал с детьми свою мать. Тётя Таня на самом деле была достаточно строгой хозяйкой. Брала к себе студентов только по рекомендации. Условия были очень неплохие по тем временам. Общая комнатка для занятий и небольшая спальня на двух - трёх человек. Платили десять рублей в месяц. И ещё была одна обязательная нагрузка. При доме имелся большущий яблоневый сад с огромными яблонями. Вот по весне его надо было перекапывать. И всё. А летом вообще можно было жить в беседке, в саду. Там для этого были все условия. Перекопать сад для Василича, с его физической подготовкой, было как раз плюнуть. И вообще тётя Таня со временем его просто полюбила. У неё еще никогда не было такого студента, который и учился бы прилежно и на баяне играл отменно.
Пожалуй, только однажды, в самом начале учёбы его со страшной силой потянуло домой, к родителям и школьным друзьям. Это случилось после первых двух месяцев в канун праздника Великого Октября. Тогда выдались дня три-четыре выходных. Друг детства Саня уехал к родителям, новых друзей пока ещё не образовалось, вот тут и защемило!
В один момент, вечером, он принял решение ехать домой. Не смотря на то, что  путь до его городка на Смоленщине был достаточно долгий, через Москву не менее суток в один конец.
Он помчался на железнодорожный вокзал. Однако не учёл, что перед праздниками таких желающих бывает слишком много. Не купив билет заранее, он столкнулся с огромной очередью у касс поездов дальнего следования. Протолкавшись около двух часов и не продвинувшись ни на шаг вперёд, Василич отчаявшись в какой-то момент, махнул рукой и побрёл в сторону дома. Отойдя квартал от вокзала, весь в смятении он вдруг опять представил себе этот пока ещё чужой город и себя  в нем. Одинокого и неприкаянного. И решительно повернул назад, к вокзалу.
А там всё та же толпа, шум, ругань, толчея. Ещё час, работая локтями, он пробивался к заветной кассе. И вроде как добрался, но билеты  на ближайшие поезда до Москвы закончились. А позже ехать уже не было никакого смысла.
Весь в тоске вернулся на квартиру. Его сосед, студент из Зеленодольска, давно уже съехал к своим, и он остался один.
Но тут на его счастье вернулся Саня. Его мать жила тоже неподалёку и ему, второкурснику, хватило полтора дня, чтоб порадовать родителей, а самому заскучать по Казани, общаге и свободной жизни. Вот они в общаге, где жил Саня и отпраздновали с такими же бесшабашными студентами праздник Великого Октября.
После этого случая как отрубило. Василич как-то разом переболел  всей этой ностальгией. Ни какой тоски по малой родине. В дальнейшем одной или двух недель  летних каникул вполне хватало для встречи с родителями и школьными друзьями.

Тётя Таня подрабатывала горничной в гостинице «Заря», что была неподалёку. Дежурила она сутки, а потом трое отдыхала. Со временем ребята вполне оценили этот удачный график. Уже обжившись и освоившись, Саня не раз оставался на ночлег у Василича. А потом они вообще открыли для себя можно сказать «пещеру Али-Бабы». 
Начиная с середины лета тётя Таня продавала на Чеховском рынке свои яблоки, которые собирала в огромном количестве. А часть перерабатывала в сок, из которого ставила вино. Чудный был напиток. Она иногда по праздникам угощала баяниста и его верного друга Саню, которого тоже уважала за его вежливость и скромность. А тот был большим специалистом по части произвести приличное впечатление.
Так вот как-то вечерком, когда тётя Таня забежала с работы  на минутку, чтоб как обычно проверить состояние своего хозяйства и отправиться на дежурство, теперь уже до утра, друзья озадачились, а где ж она хранит своё чудесное яблочное вино? Василич знал о наличии под домом подвала, но дубовая дверь туда была закрыта старинным амбарным замком, а где хранился ключ – не известно. Спустившись по сырым ступеням к этой двери, поковыряв в замке и не добившись результата, друзья хотели уж было вернуться наверх и просто сгонять в магазин, как их внимание привлекли ржавые кованые петли двери. То-есть стоило только чуть отжав приподнять тяжеленную дверь и снять ее с петель, не трогая замка, и можно заходить с этой стороны. Что они и сделали. А включив свет, обомлели. Перед ними был огромный кирпичный подвал, весь заставленный двадцатилитровыми бутылями с вином. Закрытыми по всем правилам виноделия крышками с водяными затворами. Некоторые ещё булькали, а некоторые уже перебродили, отстоялись, осветлились и были вполне готовыми к употреблению.
От такого роскошества друзья почти потеряли дар речи. Ну а далее всё уже было делом техники. При необходимости через сифон отливали из подходящей бутыли литр – другой вина, доливали туда такое же количество кипячёной вода и всего делов-то.
Надо честно сказать, что они не особенно злоупотребляли своим открытием. И чаще всего просто из баловства иногда пользовались услугами этого подпольного бесплатного винного погребка.
Вот так протекала жизнь у Василича на Чеховском рынке.  Вплоть до того времени, когда ему где-то на втором курсе предоставили место в общежитии на улице Пионерской.
К этому времени он уже вполне освоился и с учебой и с городом. После трёх успешно сданных сессий, как всякий знающий себе цену студент, на лекции ходил избирательно, не обременяя аудиторию своим присутствием особенно в утренние часы, и отдавая предпочтение профилирующим дисциплинам. В полном соответствии со словами песни: - От сессии до сессии живут студенты весело.… То-есть с помощью друга Сани, и оптимистических свойств характера он уже вполне дозрел до вольной жизни в общаге….
Ему всегда было немного жаль местных Казанских студентов, которые десять лет бегали в школу, и вот ещё пять лет будут бегать в институт! ...  Ну ни какой тебе свободы мысли и тем более никакой свободы действия! В отличие от них, приезжих, не всегда сытых, но зато всегда свободных!