Зарисовки о Кавказе. Третья

Для того, чтобы путешествовать по горам Кавказа, наверное, все же нужна молодость. Не молодыми оказались те останки, что под конец торгового дня всучили на Нальчикском рынке нашим женщинам…

Видимо, каждым утром это будущее мясо, бывшее тогда еще вполне себе живым и в силах, вставало с первыми лучами солнца, и шло по суровым ущельям, поднимаясь выше и выше, к альпийским лугам. Туда, где буйствует разнотравье, где пчелы бережно собирают пыльцу вереска, душицы, лаванды и еще Бог знает каких дивно пахнущих растений, названий многих из которых оно и не знало.

Там, среди камней, сердито мчались ручьи, собираясь в целые быстрые реки. Вода в них под солнцем — бирюзово-голубая, чистая и ломит зубы. А когда пронесется дождь, собьет с вершин камни и песок, речки мутнеют, еще прибавляют скорости, чтоб очиститься и снова воссиять синевой.

Эти-то шли и шли вверх, к водопадам, в зону ледников, где, срываясь со скал, бешено шипя, ухает и хлещет по валунам огромный поток растаявшего бывшего снега.

Оскальзывались. Порой, почти утонув, кричали, помогали друг другу, но каждый день упорно двигались вверх. Туда, где почти наверняка цветут эдельвейсы.

Выше и дальше других вскарабкивался только тот из них, у кого крепче ноги и хорошо поставленное дыхание. Остальные отставали.

Они не были равнодушными. Их радовали игра света и тени на склонах просыпающейся и засыпающей вечности, каждый случайно найденный по пути гриб или замысловатый сучок, каждое облако, игриво свесившее ноги с уступа.

Вечером они спускались в долину, забывались сном, чтобы следующим утром снова и снова идти, спотыкаясь, к недостижимой цели. Недостижимой, потому что они сами уже были старыми.

В тот ясный вечер мы колдовали над ними долго. Люляхи получились ничего себе, но вот их, бараньи, рёбра так и остались жесткими.