Баррикады. Глава 7

Глава 7. «Омега»


Без пяти шесть она вбежала в здание мэрии и поднялась на третий этаж.

– Ты одна? А где Громов? – с порога переспросил Стешкин.

– Он не смог. Задержали дела, – сказала девушка, пряча глаза.

Стешкин подошёл ближе, поднял её голову и пристально посмотрел на неё, встретившись взглядом.
 
– Вот не умеешь ты врать, Ника. И не учись. По крайней мере мне. Давай по-честному: где Громов и почему не предупредил меня, что его не будет?

– Там Агата Алексеевна пришла…

– Понятно. Можешь дальше не продолжать, – тяжело вздохнул Стешкин. – Мне он был очень нужен, ну да ладно.

– Агата говорила про какой-то бойкот, который они устроили вам всей группой. Иван Митрофанович, расскажите об этом.

– Давай я тебя сначала осмотрю, а потом поговорим, – настоял он. – Садись на стул.

Его пальцы ощупали височную область, скулу. Он провёл по шее, слегка помассировал плечи. От этих прикосновений Нике было очень приятно, как будто внутреннее тепло разливалось по всему телу. Он снова попросил подняться, выставить руки перед собой и закрыть глаза.


* * *


Тем временем к адмиральской мэрии вышли две фигуры. Они передвигались как тени. Дойдя до площади Судостроителей, тени скрылись за массивом зелёных насаждений.

– Ну, что я тебе говорил? Пошла в мэрию, – ехидным голосом произнёс один из них.

– Ну, это ничего ещё не доказывает. Громов тоже собирался, – возражал ему другой.

– Громов остался в редакции с профсоюзницей. А она, как видишь, на всех парах примчалась сюда, – поправляя очки, доказывал Алексей Яров.

– Всё же я не думаю, что он посмеет ей что-то сделать, – взволнованно говорил Дорогин. Он старался имитировать скепсис, однако получалось у него это не очень удачно.

– Тогда я тебя не понимаю. Ты мне с ужасом рассказывал, что не помнишь ничего о событиях прошлой ночи, а тут уже включил задний ход. Ссыкотно стало? – не унимался Яров. – А вдруг он её так же, как и тебя, психотропами? А? И ведь она потом ничего не расскажет, потому что сама ничего помнить не будет.

– Так надо идти туда, – порывался Дорогин.

– Тихо! – остановил его коллега. – С этой точки отлично видно окна его кабинета. Продолжаем наблюдение.


* * *


Тем временем Стешкин закончил осмотр Калинковой.

– С тобой всё в порядке, чему я искренне рад, – проговорил он. – Чай будешь? Всё равно вас с Громовым ждал, приготовился.

– Конечно, буду, – с радостью воскликнула девушка, которая слегка продрогла от вечернего холода.

– Ты спрашиваешь по поводу бойкота? Все мои друзья, включая Агату, объявили мне бойкот, – сказал он, разливая новую травяную смесь по чашкам. – Они уже со мной полгода не разговаривают и, как ты сегодня могла видеть, ситуация не меняется.

– Иван Митрофанович, я говорила сегодня утром с Агатой, и мне показалось, что она, наоборот, переживает за вас. Просила нас держать язык за зубами, если я не хочу вам навредить.

– Она-то переживает, вот только решения своего не изменит. Уж я-то её знаю… – он сделал паузу.

– А ещё раньше она сказала, что изобретателя того прибора, который фотографировал Артур, нет в живых. И что прибор уникален и единственный в своём роде. Это правда?

Стешкин посмотрел на Калинкову сосредоточенно-спокойным взглядом.

– Наливку будешь? – спросил он.

Ника поняла, в чём дело. После наливки Артур ничего не помнил. Значит, не вспомнит и она. А ему просто надо выговориться с кем-то. Но он никому не доверяет, вот и подпаивает, чтобы без страха раскрыть душу.

– А давайте, – согласилась Ника.

Калинкова уже хотела достать диктофон и, как в прошлый раз, незаметно сунуть себе в карман, но передумала. Это была его тайна, которой он не мог по каким-то причинам поделиться. И вдруг она представила, что будет, если в процессе разговора, под действием наливки, она расскажет про записывающее устройство у себя в кармане. На этом их общение и окончится. А если эту запись на редакционном диктофоне найдёт и прослушает кто-то другой, то получится, что Калинкова выдала чужую тайну, и простить себе этого она не сможет.

Стешкин налил ей в чашку жидкости вишнёвого цвета, а себе плеснул отвара.

– Это из вишни. Я их на даче выращиваю, а потом сам делаю, – гордо произнёс он.

– А вы чего не пьёте? – удивилась Ника.

– А кто ж тебя домой повезёт, если я выпью? – развел руками чиновник.

– Так а зачем меня домой везти?

– Ты думаешь, я тебя здесь в кабинете ночевать оставлю, как в прошлый раз? Или одну по городу пущу? – он нахмурил лоб.

– Мы бы могли пройтись по городу вместе, – предложила Ника. Это предложение застало Стешкина врасплох.

– Даже не знаю, что тебе и ответить, – признался он. – Но вот какой тебе в этом смысл? Я скучный тип, зацикленный на своей работе. Сразу говорю: не по молоденьким девочкам. И карьеры ты со мной не сделаешь – видишь, как меня по разным должностям кидают. Какой тебе интерес гулять со мной вечером после работы?

– Вы меня заинтересовали как человек, – ответила Калинкова. – Я когда-то увлекалась технократией и всё время думала: а насколько вообще реально, чтобы учёные, или даже просто специалисты с техническим образованием, попали во власть? А вот сейчас вижу, что это реально. Более того – это круто.

– Значит, ты не считаешь, что я променял свой талант на кабинет в мэрии? – чиновник посмотрел на неё с интересом.

– Ну вы же продолжаете изобретать. А в КБ или в мэрии – какая разница где? Лишь бы идеи были.

– Ну надо же, не ожидал, – улыбнулся Стешкин. Похоже, его забавляла сама ситуация и бесцеремонность этой девочки. – Знаешь, а я рад, что твой босс сегодня не приехал. Когда бы у меня ещё была возможность вот так с тобой пообщаться?

На удивление Ники, он налил себе наливки из той же ёмкости и сделал несколько глотков. «Может, антидот какой-то принял заранее?», – размышляла она.

– Изобретателя лазера, который вы видели, действительно нет в живых. Он погиб в 1999 году ужасной смертью. Даже могилы его нет. – Стешкин выпил содержимое стакана почти залпом и тут же налил себе второй.

Калинкова внимательно смотрела за чиновником.

– Я не смог ему помочь. Вообще был бессилен. Знал, что он погибнет, но никак не мог это предотвратить.

За вторым выпитым стаканом последовал третий. Госслужащий предался тяжёлым воспоминаниям. Ника склонилась к чиновнику:

– Это как-то связано с «Омегой» – его смерть?

– Его смерть – нет, его жизнь – да. Мы вместе работали над этим проектом, пока он был жив.

– Иван Митрофанович, расскажите мне про «Омегу», – попросила она.


* * *


Алексей Яров, потирая плечи от первого сентябрьского холода, достал из пачки сигарету и потянулся сгорбленными пальцами за коробком спичек.

– На, Артурчик, погрейся, – протянул он пачку своему коллеге.

– Ты же знаешь, я не курю, – отрезал Дорогин.

– А она там небось уже вовсю наливку пьёт, – размышлял Яров. – А может, и не только.

– Ладно, давай, – Дорогин потянулся за сигаретой и прикурил от сигареты Ярова. Он закашлялся, вдыхая едкий дым. Его цепкий взгляд был прикован к светящимся окнам на третьем этаже.


* * *


– Про «Омегу» тебе рассказать? – Стешкин оценивающе посмотрел на неё. Его взгляд нисколько не был затуманен, хотя он выпил уже три стакана наливки. – А ты тайны государственного значения хранить умеешь?

– Не знаю. Мне пока ещё таких тайн не доверяли, – простодушно ответила девушка, не совсем понимая сути вопроса.

– Ну ладно, расскажу. Тем более часть блоков ты уже видела у меня в кабинете и что-то даже крутила руками. Ну, начнём с сокращения: ДЭСГИ-О «Омега» расшифровывается как Дистанционная Электронная Система Городской Инфраструктуры с блоком «Оборона». Название «Омега» она получила по форме командного пульта. На проекции сверху он действительно похож на Омегу. Это было сделано мною для усиления оперативности и удобства оператора.

И, пройдя к огромному книжному шкафу, он достал красивую фотографию в рамочке и протянул Калинковой. На фоне каркасной опоры, на верху которой едва угадывался странный прибор, выстроились четверо мужчин и одна девушка. Её ярко-рыжие волосы были заплетены в две косы длиной ниже пояса. Её глаза светились, а лицо озаряла счастливая улыбка. Она обнимала двух мужчин: полноватого и приземистого слева и высокого блондина справа. По краям от них стояли молодые парни в форме военно-морского флота, как две капли воды похожие друг на друга.

Ника улыбнулась, рассматривая фотографию.

– Меня и Агату узнала? – спросил чиновник. – Нас было четверо. Агата, Григорий, Николай и я. Мы все учились на одной специальности и на одном курсе в АКУ – Адмиральском кораблестроительном университете. Альберт Графченко был нашим научным руководителем. Он на фото слева от Агаты. Как студенты-романтики, мечтали, что создадим нечто уникальное. Компьютерные технологии запада тогда ушли далеко вперёд. СССР не успевал за ними. Они разрабатывали суперкомпьютеры и занимались автоматизацией, писали программы. Но использовали в своей основе бинарный код – единицу и нуль. Ты знаешь со школы. И в то время, когда наши сокурсники пытались составлять программы, аналогичные западным, мы впятером мечтали придумать что-то своё. Альтернативное. Это должно было быть чем-то очень простым, ясным и удобным в использовании. И мы стали думать, какая может быть альтернатива бинарному коду. И мы её создали. Код, основанный на разделении светового луча на спектр. В основе своей лежала не цифра, а волна, и скорость передачи программы, записанной световой волной, была равна скорости света…


* * *


Ника слушала внимательно, боясь перебить. А тем временем двое наблюдателей подошли к зданию совсем близко и Нике со Стешкиным было достаточно просто посмотреть в окно, чтобы их увидеть.

– Интересно, чем же они там занимаются, – с любопытным ехидством поддёргивал Артура Алексей. – Делаем ставки, Артурчик.

Дорогин достал смартфон:

– Я сейчас позвоню ей, спрошу, всё ли в порядке.

– Рано ещё. Не думаю, что психотропы так быстро подействовали. Интересно, а изобретателя перед смертью он тоже чем-то подобным поил?.. Не дёргайся, Артурка, просто стой и наблюдай.


* * *


На третьем этаже всё было по-прежнему. Ника слушала, не отрываясь, рассказ бывшего изобретателя, ярко представляя в своём воображении то, о чём он говорит.

– За счёт комбинаций излучения в разных диапазонах мы получали код, описывающий различные процессы. Мы назвали это цвето-световой код. Самое интересное, что сама идея принадлежала Агате. Она вообще очень талантливая, я с ней знаком с детства, когда она только пришла в наш радиокружок. Мы подружились и очень много времени проводили вместе. Во время наших с ней прогулок она мне и поведала, что код можно писать цветом. И что такого до нас тоже никто не делал. Видела городской пляж за мостом? Местные его называют «Стрелка». Вот там, гуляя по берегу, на песке она мне начертила обозначение кода – семь букв и десять цифр. Каждая буква соответствовала спектральному цвету, а цифра отвечала за позицию яркости. Я перенёс её записи на песке в свой блокнот. Мне это тогда показалось очень интересным. И спустя две недели создал простенький прибор, состоящий из семи фонариков со светофильтрами, которые могли менять диапазон яркости так, как она это описывала. Этот прибор я подарил ей. Так начались наши с ней отношения, – чиновник улыбнулся, предаваясь радостным воспоминаниям. – Мы с Агатой с детства были вместе. Она – моя первая и ЕДИНСТВЕННАЯ любовь.

Слово «единственная» чиновник произнёс особенно подчёркнуто.

– И что было дальше? – клипала глазами журналистка.

– Потом мы поступили в университет, и уже в процессе учёбы Агата вспомнила про цветовой код и показала эту штуку, которую я смастерил в детстве и подарил ей, Архиповым и Графченко. На удивление, прибор, который я создал когда-то в нашем в радиокружке, им тоже понравился и они сочли идею весьма перспективной. И мы уже впятером стали думать над развитием и внедрением цвето-светового кода, пытаясь им описать разные технологические процессы, которые нам давали в институте. Дипломная работа у нас так и называлась. Но только вот мои друзья мечтали о тех временах, когда наш код начнут применять, и писали письма с просьбой рассмотреть наше рационализаторское предложение. А я в то время увлёкся работами Николы Теслы и узнал, что, оказывается, это он открыл принцип передачи информации с помощью радиоволн, и случилось это до изобретения радио Поповым и Маркони. А сам принцип он использовал в дистанционном управлении. И вот тут мне и пришло в голову, что данный код может быть с успехом применён именно в установках дистанционного управления. Лазерный луч мог передавать команду. Достаточно только поставить приёмник с фотоэлементом – и тогда команды, поданные с помощью цвето-светового кода с одного компьютера, ловил бы другой компьютер и передавал непосредственно к различным устройствам. Самое интересное, что, пересматривая современную литературу, ничего похожего на свои идеи я не нашёл. Но у сербского учёного был описан похожий принцип. По сути, тот же принцип беспроводной связи. Я помню, как тогда до позднего вечера сидел в научной библиотеке, по крупицам собирая публикации о его изобретениях. И вот, отталкиваясь от его идей, я создал установку, работающую на цвето-световом коде. Мои товарищи были поражены. Больше всех Агата. Я предложил автоматизировать часть процессов на Первом судостроительном заводе, и мне разрешили. Вначале мы опробовали «Омегу» для дистанционной разводки мостов во время прохождения судов. Альберт начал готовить теоретическую базу, он говорил, что цвето-световой код должен использоваться на государственном уровне. Впоследствии эти наработки легли в основу его диссертаций. Архиповы, наоборот, предлагали его засекретить и всецело использовать как военную разработку. Но мне этого было недостаточно. Я не желал ограничиваться только заводом. Я хотел ввести туда блоки и написать программы, позволяющие управлять всей городской инфраструктурой. С этим предложением я пошёл к представителям городской власти. Моё предложение поддержали. Нас пятерых устроили в передовое конструкторское бюро, занимающееся подобными технологиями. Может, что-то слышала про конструкторское бюро «Маяк», оно располагалось рядом с КБ «Ингульское». Хотя откуда? Оно было засекреченным. Кстати, именно там, в КБ, я и получил доступ к работам интересовавшего меня Николы Теслы в русском переводе. Отталкиваясь от них, я расширял возможности своей установки. ДЭСГИ-О «Омега» позволяет осуществлять дистанционное управление на каждом из секторов городской инфраструктуры, что крайне важно в случае военной ситуации или ЧП, когда нужно контролировать технологический процесс. Так, находясь здесь, можно поднимать и опускать мосты, регулировать давление на ТЭЦ, осуществлять переработку глинозёма, регулировать железнодорожные магистрали и многое другое. Лазер, который вы сфотографировали на заводе, осуществляет передачу программы от командного блока «Омеги» непосредственно к объекту. Это один из 12 крупных передатчиков, установленных в Адмиральске. Каждый из них отвечает за определённый кластер со своей инфраструктурой. Техпроцесс, описанный цвето-световым кодом, показал себя намного точнее, чем обычный цифровой. Тогда мы эту систему называли «аналоговое программирование». Потому что в своей основе информацию содержала волна. Точнее, изменяющийся световой поток. ДЭСГИ-О «Омега» была презентована в сессионном зале Адмиральского городского совета.

Он взял со стола и передал ей в руки статуэтку «Конструктор года», на которую Артур вместе с ней обратил внимание во время первого своего визита к Стешкину.

– Помню, как я волновался, зачитывая на сессии свой доклад по «Омеге». Ведь установку могли и не принять. Тогда вся страна бредила автоматизацией, а «Омега» могла работать только с наличием оператора. Плюс очень сложная система защиты. Гражданская оборона, как-никак: энергоподача, водоснабжение, мосты, железные дороги – всё от вентиляции в бомбоубежищах до систем ПВО – всё в ней. Но они мне аплодировали в конце доклада. Весь депутатский корпус аплодировал мне стоя. Было это в 1987 году. Я получил государственную премию «Конструктор года». – Сделав несколько глотков, он продолжил. – Ты думаешь «Сердце города» – это парк с фонтаном? Нет, оно здесь, под этим зданием, и я заставляю его биться…

Он налил в чашку себе и Калинковой новую порцию наливки и продолжил.

– Но когда я был ещё среди номинантов, остальные стали говорить, что это нечестно, что разработала цвето-световой код Агата, а награду получаю я. Я пытался им объяснить, что это награда не за код, а за установку, которую я сконструировал. Но они и слушать не хотели. Сказали, что я единолично присвоил себе чужую интеллектуальную собственность. Я не смог их переубедить. Они объявили мне бойкот. Когда в сессионном зале Адмиральского городского совета проходило моё награждение, никто из них не пришёл.

– Даже Агата?

– Агата ударила больнее всех: вышла замуж за другого, чтобы насолить мне.

Ника дотянулась до руки изобретателя и сжала её. Он сжал её руку в ответ и продолжил:

– Бойкот, который они мне утроили сейчас – второй по счёту. Первый они мне объявили летом в 1987 году и продолжался он до конца 1988 года.

– Полтора года? – у девушки округлились глаза.

– Да, Ника, представь себе, полтора года, – вздохнул Стешкин.

Он говорил спокойно и почти без эмоций, но журналистка понимала, что за этой кажущейся отстраненностью скрывается большая боль.

– Мои друзья требовали у меня отказаться от премии. Но я не стал, так как не считаю, что должен отказываться от того, что по праву заслужил. Тем более, я себя никогда не позиционировал как автор метода цвето-светового кода, а только как человек, который использовал его на практике, как конструктор ДЭСГИ-О «Омега». 1988 год работы в КБ был для меня очень тяжёлым в психологическом плане. Они делали вид, будто я – пустое место. Но у меня тоже гордость есть, и я принял тяжёлое для себя решение – ушёл из КБ. Может, ты посчитаешь это проявлением слабости, но работать и что-то создавать в такой атмосфере я уже просто не мог.

Он закрыл лицо руками. Такого Стешкина Калинкова никогда не видела и не представляла. Он всегда был невозмутимо-спокоен, отвечал жёстко, хлёстко и с юмором. Казалось, это спокойствие в принципе непоколебимо. А здесь она увидела абсолютно другого человека. Журналистке было странно, почему он вдруг перед ней так раскрылся. И тут она вспомнила про наливку. «Я этого всё равно помнить не буду», – с огорчением подумала она.

Калинкова встала со своего места, подошла к учёному-чиновнику и крепко обняла. Бедный Стешкин опешил. Он не знал, как реагировать на эти эмоциональные порывы своей собеседницы. С одной стороны, это было полным нарушением субординации и общепринятых моральных норм. А с другой, в этом не было ничего плохого. Она просто обняла, и сделала это как-то искренне и по-детски, как обнимает ребёнок, но как будто какую-то стену пробила. Думая, что с этим делать, он нашел самое рациональное решение.

– Так, Ника, ты, кажется, хотела гулять. Идём. Сейчас самое время, уже достаточно стемнело и мы как раз сможем увидеть вечерний город во всех его красках.


* * *


Двое в капюшонах всё ещё стояли под мэрией.

– Опа, свет погасили, – комментировал Алексей Яров.

Артур сделал рывок в сторону входа, но Яров остановил его. Из здания мэрии вышли шестидесятилетний мужчина в длинном черном плаще поверх делового костюма с кожаным портфелем и двадцатидвухлетняя девушка с розовыми волосами в джинсах и куртке в стиле милитари.

– Идём за ними, – скомандовал редактор ленты. – Только держимся на расстоянии.


* * *


Проходя по Потёмкинской, Ника не стала изменять традициям и повела чиновника-конструктора в своё любимое кафе.

– Иван Митрофанович, вы меня наливкой угощали, а я вас хочу кофе угостить, – заявила она.

– Ты меня угостить? Вот это новости! – рассмеялся Стешкин. – Дожился старик – уже молоденькие девчата в кафе угощают. Нет, дорогая, это ты давай заказывай, а угощу я нас обоих, – сказал он, доставая бумажник. – Ты что будешь?

– Латте с корицей – мой любимый напиток.

Чиновник сделал заказ и стал внимательно разглядывать кофейные аппараты. Заметив его пристальный взгляд и обратив внимание на деловой костюм и тем более на портфель, бариста промыл ёмкость из-под молока и начал очень аккуратно готовить кофе, тщательно выверяя дозировку. А тем временем Ника увела Ивана Митрофановича за столик возле окна.

– Похоже, он вас за проверяющего принял, – засмеялась журналистка. – А вообще, Иван Митрофанович, никогда бы не подумала, что вы пьёте кофе, ещё и такой экзотический – миндальный раф с кардамоном.

– Разве это экзотический? Экзотическим я тебя как-нибудь угощу, – он подмигнул Калинковой.

– Слушайте, я не могу понять, какой здравый смысл в бойкоте?

– Видимо, начали на эмоциях. Возможно, рассчитывали на какую-то мою реакцию. А потом взяло верх элементарное самолюбие и упрямство. А когда до такого доходит, там уже не до логики… Знаешь, Вероника, а ну их с этим бойкотом, – твёрдо проговорил он. – Жизнь продолжается. У нас ещё много дел в этом городе и не время горевать над тем, чего не изменишь.

Они с наслаждением пили кофейные напитки и смотрели на вид из окна.

– Отсюда отлично видно мост, – показала девушка рукой. – Видите, вон две электроопоры на середине моста? Оттуда мы и начнём нашу прогулку.

Они вышли на середину Потёмкинского моста. Огромный город раскинулся под ними по обоим берегам реки. Пожилой чиновник и молодая журналистка смотрели на завод, здание мэрии, театра. Под ними проплывали прогулочные катера.

Вечерело. Небо окрасилось красками заката, вдали вдоль берега мрачно застыли сине-фиолетовые силуэты зданий. Солнце гасло и в окнах загорался свет. Но они были расположены так далеко, что казалось, это и не дома вовсе, а какие-то фантастические горы, в которых растут удивительные кристаллы. Потом загорелись фонари, словно самоцветы, рассыпанные по берегу.

– А я вот так несколькими комбинациями могу свет во всём городе потушить, а потом снова зажечь, – проговорил Стешкин. – Вот Агата говорит, что я зазнался… Понимаешь, дело не в том, что я зазнался или, как они говорят, что я царь-единоличник. Я просто не могу никому из них доверить эту установку. Они её не разрабатывали и они с ней не справятся. С отдельными блоками – да. Но это сродни быть оператором, а доступ к пультам у них и так есть. А чтобы освоить «Омегу», мало запомнить код. Его надо чувствовать, на нем надо мыслить. Они заучивают, но не мыслят, я это вижу. Альберт теоретик, Архиповы милитаристы…

– А как же Агата?

– Агата – очень талантливый учёный, но боится что-либо делать сама, работает только по моему коду, а пишет код, только когда я рядом. Альберт мне давал своего внука Дениса в ученики. Но я и ему не доверил. Он – очень толковый оператор, но он исполнитель, а мне нужен творец.

– Неужели, на ваш взгляд, нет человека, который смог бы с этим справиться?

– Был такой человек, – сказал Стешкин, глядя в темные воды Ингула. – Творец. И потенциал у него был намного выше, чем у меня. Он освоил код практически моментально, и вещи, которые он на нем выдавал, поражали всю нашу пятёрку. Серб по национальности, он считал себя потомком Теслы, возможно, это давало ему силу и уверенность в своих действиях. Кстати, большая часть блоков на «Омеге» была сооружена им. Его изобретения по новаторству во многом превосходили мои.

– Вы сказали – был. А где он сейчас?

– Погиб. Во время бомбардировки.

– Это и есть тот погибший изобретатель? – глаза Ники переполнились ужасом.

С реки потянуло холодом, заморосил мелкий дождь.

– Ты ещё не замёрзла? – спросил он. – Давай лучше обратно пойдём.

– Нет, всё хорошо. Расскажите, Иван Митрофанович. Очень прошу.

– Только с одним условием: ты сейчас поверх своей ветровки одеваешь мой плащ.

– А как же вы?

– Выбирай – или ты одеваешься, тогда мы остаёмся здесь и я тебе рассказываю. Если ты отказываешься, мы садимся на транспорт и едем на твою остановку.

– Это такая проверка?

– Это забота о твоём здоровье, – он выразительно посмотрел на неё. – А вообще-то да, я хочу немного тебя подкорректировать. Эти твои «обнимашки» – не что иное, как жалость, а я не разрешаю испытывать жалость по отношению ко мне. И дело тут не в мужском достоинстве и прочих предрассудках. Человек принимает нерациональные решения, руководствуясь либо жалостью, либо гордостью. Если ты хочешь со мной общаться, у тебя не должно быть ни того, ни другого. Я признаю только здравый смысл и только логику… Чего так перепугано смотришь? Ты же хотела увидеть настоящего технократа – он перед тобой. Да, я тоже живой человек и я не лишён эмоций. Но принимая решения, я всегда руководствуюсь логикой и здравым смыслом.

– Я надену, – согласилась она.

Чиновник снял свой плащ и надел его на журналистку.

– Ух, бодрит, – сказал Стешкин, потирая плечи. Он демонстративно изобразил дрожь и украдкой глянул на Калинкову.

– Рассказывайте, Иван Митрофанович, я жду. – Она спокойно смотрела на бывшего конструктора.

– Мне очень сложно об этом говорить, – начал Стешкин. – Это был мой друг. Самый близкий. Единственный, кто меня поддержал и был рядом со мной в самые тяжёлые минуты. Я познакомился с ним в 1986 году. Мы тогда приехали на конференцию в Югославию. Наш доклад по цвето-световому коду произвёл в союзной республике настоящий фурор, поскольку был новым словом в программировании. На конференции присутствовали студенты Белградского университета. После окончания доклада один из них подошёл к нашей группе и начал расспрашивать подробно. Его звали Милош Лучич. Он попросил дать какую-то методичку. Альберт как раз представил свою первую публикацию. Мы посовещались группой и дали её ему. На следующий день он пришёл с уже написанным кодом. Придумал программу управления светофорами на пересечениях транспортных магистралей с пешеходными переходами. Этого не было в публикации – он сам. Я проверил – там всё было правильно, от первой до последней строчки. На следующий день принёс такую же программу для маневровых светофоров на железнодорожном сообщении. Он этим шокировал всех нас. Мы тогда были две недели в Белграде и я взялся его научить. Он схватывал на лету и тут же искал практическое применение только что полученным знаниям. А когда мы уезжали, напросился с нами в Адмиральск.

Очередной порыв ветра теребил провода электроопор на мосту. Чиновник застегнул пуговицы плаща на Калинковой и продолжил.

– Ему было всего 16 лет. Мне тогда было 26. И в свои шестнадцать он превосходил меня. Возможно, он действительно был потомком сербского гения. Я просто восхищался им. Мы очень сильно подружились. У меня с Альбертом уже были напряжённые отношения, каким-то образом он настроил против меня остальных. Вначале они решили просто бойкотировать работы по созданию ДЭСГИ-О и у них бы это вышло, если бы не Милош. Он специально перевёлся на заочное, чтобы помочь мне с достройкой «Омеги». И так вышло, что перед сдачей установки над ней работали только мы вдвоём. Вот тогда я и понял, какое это счастье, что у меня есть такой друг, с которым можно горы свернуть. Лето 87-го, у него сессия в разгаре, а он все зачёты и экзамены за два дня экстерном сдал, чтобы приехать из Белграда на вручение мне премии. И вот представь себе: сессионный зал Адмиральского городского совета. Мне вручают «Конструктора года». Ни Агаты, ни Архиповых, ни Альберта нет. Зато стоит совсем старенький профессор Макаров, мой научный руководитель, и Милош. Я не знал о его приезде. И вот он с цветами поздравляет меня.

Взгляд конструктора был обращён к опоре, на которой располагался прибор.

– Его идеи опережали время: силовые поля, щиты обороны над городами, тахионный лазер, переменное излучение. А в 1998-м, чтобы облегчить мне работу и помочь Агате с диссертацией, он создал агрегат, позволяющий пережимать световую волну по спектру. Аналога этому изобретению нет до сих пор.

– Вы говорите про квантовую ловушку? – догадалась Ника. Стешкин кивнул.

– Этот прибор единственный в своём роде. Мы с Агатой до сих пор пытаемся понять принцип его работы… пытались, – после паузы поправился он. – К сожалению, ни чертежи, ни пояснительные записки он не успел передать. Как раз началась военная операция Альянса против Сербии, и Милош уехал, чтобы защитить свою страну.

И тут Ивана Митрофановича словно пронизало дрожью. Он схватился за перила моста и пытался унять внезапно возникший озноб. Это была самая тяжёлая для него часть рассказа.

– Когда началась атака на их центр в Нови-Сад, он позвонил мне «поболтать напоследок» – это его собственное выражение. Представляешь, Ника, он знал, что его минуты сочтены, и позвонил не проститься со мной, а именно поболтать напоследок. Говорил, что находится на боевом дежурстве. Мы с ним говорили восемнадцать минут. И в его голосе я не слышал ни страха, ни отчаяния. Он только переживал из-за того, что не успел объяснить мне принцип работы своего последнего изобретения, и очень жалел, что не удастся больше повидаться. Говорил, что начал делать для нас техдокументацию и пояснительные записки, но не успел. Тем не менее, он попросил упаковать то, что есть, в гермоконтейнеры, и чтобы потом выжившие передали в Адмиральск. И просил прощения за то, что не удастся передать лично… – на глаза Стешкина навернулись слёзы. – Но это я должен был прощения просить за то, что был здесь, а не рядом с ним. Вот тогда я и почувствовал собственное бессилие. Я был одним из первых лиц в этом городе, а по сути ничего не смог сделать, ни на что не смог повлиять. Милош погиб на боевом дежурстве 5 апреля 1999 года в своём родном городе Нови-Сад.

И тут Калинкова вспомнила, как её крёстный, военный корреспондент, рассказывал ей про страшные бомбардировки, обрушившиеся на сербские города и продолжавшиеся с марта по июнь 1999 года. Тогда весь мир молчал, словно ничего особенного не происходило…

– Тринадцать лет рядом со мной был настоящий и преданный друг. Знаешь, Ника, я бы всё отдал, даже остаток своей жизни, чтобы вернуть его, – закончил свой рассказ Стешкин. Дрожь в его теле не унималась.

На глаза Калинковой начали наворачиваться слёзы. Она сняла плащ и накинула его на плечи чиновнику.

– Иван Митрофанович, я буду рядом, что бы ни случилось. Я вас не брошу, как Агата и остальные. Я не смогу заменить Милоша, но если бы у меня была хоть какая-то возможность влиять на реальность, я бы не просила ничего для себя, а отдала бы все свои желания в обмен на то, чтобы вы встретили такого, как он. Это было бы самым заветным моим желанием. Я не понимаю Агату. Я хотела бы связать свою жизнь с таким человеком, как вы. Я поехала бы за ним в самые горячие точки, была бы рядом до самого конца и даже после.

Он смотрел на неё своими синими глазами, но он понимал, что надо это остановить, и постарался взять ситуацию под контроль.

– А ты знаешь, мне говорили, что это – мост исполнения желаний. Что если вот так стать посреди реки, взяться за перила и глядя на небо загадать то, чего ты искренне хочешь, то оно обязательно сбудется. Так что загадывай, дорогая, встретить такого, как я, примерно своего возраста и со свободным сердцем.

– Я другое желание загадаю, – улыбнулась девушка, – чтобы вы обрели такого друга, как Милош.

– Ну хорошо, тогда я загадаю, чтобы ты нашла такого же чокнутого изобретателя, как я. – Он взялся за перила и поднял голову вверх. Ника проделала то же самое.

И вдруг в небе над ними одна за другой сверкнули две молнии и над рекой пронёсся раскатистый звук грома.

– Это знак, – проговорила Ника.

– Знак того, что скоро пойдёт дождь и пора в город, – добавил изобретатель.

Их дорогу освещали отблески молний. Порывы ветра срывали с деревьев первую листву и чиновник снова надел на журналистку свой плащ.

В городе было теплее, чем у реки. Они прошли Потёмкинскую и вышли на Суворовский проспект. Стешкин поймал себя на мысли, что уже давно так просто не гулял. Он, конечно, ездил по городу каждый день, но видел его в основном из окна своего автомобиля. До этого дня чиновнику из мэрии казалось, что он знает Адмиральск от центра до окраин, однако, проходя с Калинковой по пешеходным улочкам, он обнаруживал новые для себя кварталы. В них кипела жизнь. И он начинал понимать, что всё время упускал что-то важное, человеческое. Он вглядывался в знакомый ему от брусчатки до шпилей зданий город – и словно видел его с новой стороны. Как будто какие-то новые знания начали открываться ему. И вот они подошли к её дому.

– Иван Митрофанович, вы мне сегодня столько всего поведали, я вас совсем другим представляла, – задумчиво проговорила Ника.

– Разочарована? – он посмотрел ей в глаза.

– Напротив. Очень хочу с вами и дальше общаться, но не знаю, как вы к этому отнесётесь.

– Хочешь – будем. Но только с двумя условиями. Во-первых, никаких проявлений эмоций по отношению ко мне – ни поглаживаний руки, ни обнимашек, ни прочих нежностей. И во-вторых, такое общение, как у нас было сегодня, возможно только в нерабочее время. С девяти утра и до шести вечера – исключительно по твоей работе, как журналиста. А так, в обед или вечером заходи. – Из кармана пиджака он достал визитку и протянул ей. – Здесь мой мобильный телефон и прочие контакты. Если проблемы какие, звони в любое время.

– Классный сегодня вечер, – подытожила журналистка. – Жаль, что завтра я этого помнить не буду. Но я надеюсь, что хоть немного вам помогла в плане выговориться.

– А чего это ты решила, что помнить ничего не будешь? – удивился Стешкин.

– Вы Артура вчера поили наливкой и вели с ним задушевные беседы. А он этого абсолютно не помнит. И я сегодня пила наливку.

Стешкин слегка остолбенел и выразительно глянул на Калинкову.

– Ты это сейчас серьёзно, что ли? Вот это ты сказанула. Это ж надо было такое выдумать и саму себя накрутить. Вот чудачка! – он рассмеялся и потрепал девушку по голове. – А сейчас иди ложись спать. Ну надо же такое нафантазировать: помнить она не будет…

Он усмехнулся и весело пошёл по улице, напевая песенку себе под нос. Калинкова проводила его взглядом и побежала к подъезду.

– Он что, тебя и домой уже провожает? – раздался рядом злой и рассерженный голос. На крыльце перед её подъездом угрюмо сидел Артур.