Цветы

Он падал. Падал без конца, как будто бы он застрял где-то, завис в воздухе, а ветер лишь создавал иллюзию стремительного пикирования. Но облака вокруг двигались (хоть и движение было больше похоже на движение полотна, призванное создать иллюзию в духе старых фильмов), а сам падающий словно камень человек оставлял в них след. Очень странно было осознавать, что рано или поздно ты приземлишься и умрёшь, разобьёшься в лепёшку, но мужчина всё ещё летел.
"Как прекрасны горы из небесной ваты", — пронеслась мысль в его голове, но было поздно, ведь он, находясь в десяти метрах от земли, проснулся.
— Да, это был сон. Очередной сон. Очередной сон про падение, — устало промямлила сонная фигура, которая резко вскочила с кровати, а потом лениво села и готовилась снова ложиться.
Часы показывали ровно полпятого утра. "До работы осталось три с половиной часа, большую часть из которых можно поспать", подумал Пётр и улёгся.
Но не спалось, и он по обыкновению полчаса рассматривал интерьер его комнаты, подмечая всё новые и новые детали: то там как-то криво поставили фигурку, то здесь не аккуратно вырезали рисунок, а здесь вот впервые он заметил узор на стекле, оказавшийся лишь причудливой пылью, которая тут накапливалась будто веками. Квартира была определённо старше его, но вот ремонт был ровесником, как и подавляющая часть мебели. Сколько бы друзья не говорили Петру, что надо как минимум "осовременить" обстановку в квартире, а желательно вообще продать эту "холостяцкую халупу эпохи брежневского застоя", но он не хотел. Эта старая, потрёпанная обстановка в его жилой площади ещё больше вдохновляла. Петя был жутким барахольщиком и ещё поэтому не хотел прощаться с наследием, доставшимся ему от бабушки. Каждый раз, смотря на обветшалый фасад дома, проходя через подъезд, в котором уже десять лет банально не красили стены, в котором баночки, служащие в роли пепельниц, стояли чуть ли не в каждом углу, он проникался этой русской атмосферой упадка.
Окутанный вновь всплывшими мыслями о великолепии своего дома, не забытого разве что его же жильцами, он почти уснул. Уже чуялось, как он потихоньку проваливается сквозь кровать, и его мозг уже готовился снова перерабатывать всё свое содержимое в загадочные фильмы. Казалось, что он уже видит какие-то далёкие очертания, хоть и от настоящего сновидения его отделяла ещё фаза медленного сна, как вдруг раздался стук в квартиру. Изначально Пётр лишь вздрогнул, задумчиво почесал голову, немного приподняв её и туловище, но улёгся снова. Однако стук повторился, но более настойчиво. Пока что ещё житель сонного царства посмотрел на часы. Шесть часов утра. Никто не должен был прийти к нему в такое время, да и особо некому было. "Скорее всего ошиблись дверью", — подумал Петя, как вдруг его осенила мысль, что это может быть что-то важное.
Ему вдруг показалось, что там может быть очаровательная девушка, за которой гонится маньяк, а, открыв дверь ей, он спасёт жизнь даме, затем они разговорятся, и холостяк наконец найдёт упоение в своей женщине, обязанной ему своим существованием.
Затем пронеслась мысль, что мог бы быть какой-нибудь филантроп, но эта гипотеза была ещё смешнее и нереалистичнее, чем предыдущая. "Скорее коллекторы за мной придут, чем кто-то, желающий просто так дать мне деньги".
Всё же любопытство одержало верх, и он, будучи только в одном нижнем белье, встал и пошёл к двери, попутно надевая футболку, чтобы не так сильно нарушать рамок приличия.
Пётр посмотрел в глазок. Он увидел там женщину, но лица видно не было, она стояла спиной к двери.
"Может сумасшедшая стучится ко всем подряд?", — подумал парень, но рука с ключом потянулась к замку. — "Не буду же я открывать дверь незнакомке в 6 утра".
Он уже хотел отдёрнуть руку, но не мог. Рука жила своей жизнью и уже крутила ключ в замочной скважине.
"А если маньячка?"
Один оборот.
"А если это обман и сейчас меня ударят дубиной по голове, а там пиши пропало ведь"
Второй оборот.
"А может всё-таки это какая-нибудь красивая женщина, нуждающаяся в помощи?"
Третий оборот. Дверная ручка уже опускалась, и, несмотря на то, что действие всё длилось не более 5 секунд, для Петра казалось, что эта драма разворачивалась час.
Дверь открылась.
"Мама, я не хочу умирать", — подумал он.
— Привет! — задорно сказала девушка, резко повернувшись.
Пётр впал в ступор.
Первым делом он посмотрел в её голубые как вода из лагуны глаза. В этом морском зеркале можно было увидеть себя, но красивее в разы. А узор, узор сетчатки — настоящий коралловый риф! Действительно, хотелось просто попасть на этот остров с белоснежным пляжем, со светло-голубым водоёмом в центре и непонятно откуда взявшимся коралловым рифом в нём.
Затем Петя обратил внимание на длинные ресницы, задорно отбивающими ритм песенки с детского утренника. Казалось, что они ещё были в детсаде, застряли в этом умиротворенном запахе манной каши и тихого часа. О, эта праздная свобода, веселье забав малышей, непонятные крики и первые поцелуи понарошку. В один из ударов, отбиваемых ресницами, наблюдатель переключился на брови, представлявшие собой угольного цвета горные цепи на фоне бледной равнины под названием кожа. В совокупности с глазами они создавали такой завораживающий эффект, такую красоту, что уже этой картиной можно было наслаждаться вечно.
Но, когда и так заворожённый красотой Пётр решил посмотреть на всё лицо полностью, уже было невозможно не открыть рот от восхищения красотой человека. Аккуратненький носик как будто делал скульптор, настолько он был утончённым и прекрасным. Мягкие, скругленные скулы, при этом всё равно было их видно отчётливо. Не было ощущения маскулинности, а, наоборот, грациозности и необычайной женственности. Но губы. Губы были не большими, но и не маленькими. Они были чутка пухлыми, как будто бы созданными для поцелуев, особенно учитывая их алый цвет. Это будто были розы, но без шипов. Не было ощущения, что при соприкосновении тебя сразу же поглотит боль. Было лишь желание поцеловать и ощутить всю ту нежность, данную природой.
А окаймляли всю эту картину великолепные волнистые недлинные чёрные волосы.
Был бы Пётр художником, он бы обязательно изобразил сей чудесный рельеф человеческого лица, который по живописности и красоте мог посоревноваться даже с Альпами или Кордильерами, но он был лишь офисным планктоном, который иногда собирался играть с друзьями свой панк-рок в гараже. Рисовать он не умел, как и любить истинно. Все его попытки всегда кончались крахом, и в последнее время Петя уже и не хотел никакой любви, ему хотелось лишь жить, а не выживать.
— Здравствуйте, — неуверенно сказал хозяин квартиры, выйдя из ступора. — Вы кто?
Она зашла к нему в квартиру лёгким шагом (её нёс свежий горный ветерок, а не мышцы), будто бы так и задумывалось. Будто бы они были знакомы уже сто лет. Будто бы она и не видела его в первый раз, а он её.
— Это нормально? — Петя не хотел возмущаться, но уже рефлекторно произнёс фразу, попутно закрывая дверь
Он не отдавал отчёт своим действиям, он был ведом лишь прекрасным огоньком жизни, залетевшим к нему в пустыню.
— А ты против?
— Я?
— Ты
— Кажется, что нет.
Он и не заметил, как она сняла с себя своё пальто, цветом напоминавшее ему пенку от кофе, и разобулась. Её маленькие кожаные ботиночки стояли посреди коридора, и теперь стало заметно красное пятно на пятке правого носка.
Он поспешно пошагал за ней в сторону кухни.
— А ты кто, позволь поинтересоваться?
— Ой, — лицо дамы изобразило смущение и стыд. — Я Женя, а тебя как? — она протянула руку ему.
— Пётр, — он старался держать серьёзный вид, хотя это было сложно, учитывая, что он стоял в трусах и футболке перед незнакомкой, зашедшей к нему в квартиру.
Однако рукопожатие всё-таки совершилось, и Евгения уселась за стол, помахивая ножками.
— Чай?
— Ты читаешь мои мысли, Петя.
Он набрал воды в чайник и нажал на тумблер.
— Мой вопрос, — плавно начал Пётр, насыпая заварку и сахар по кружкам, — заключался не в том, что бы узнать твоё имя. Согласись, странно в 6 утра стучаться к незнакомцу и заходить к нему как будто бы к себе домой.
Женя задумалась.
— А ты не думал, что случайности, допустим, не случайны? Может я — посланница из будущего, — она изменила голос, изображая какого-то персонажа из старых американских мультфильмов, — и пришла тебя предупредить?
— О чём же предупредить?
Она махнула головой, словно стряхивая что-то с неё, и посмотрела ему прямо в глаза.
— А догадайся!
Пётр, почесав задумчиво голову, снова посмотрел на себя, снова осознал, что он стоит лишь в одной футболке перед некой посыльной из завтрашнего дня, и, приказав Евгении сидеть смиренно на месте, отправился в свою комнату.
Он вновь удивился красоте и просторности своей квартиры. Его дом никак уж нельзя было назвать конурой, особенно учитывая порядок, который Петя тщательно соблюдал, несмотря на некоторые проблемы мебели: неровные линии, кривые узоры. Наверное ещё по той причине, что его берлогу не стыдно посещать даже в шесть утра, ему было не так сложно впустить чужака. Вообще аккуратность была одной из главных черт характера тёски великого русского правителя, ведь Пётр был жутким перфекционистом и не мог терпеть даже бардака на столе. За такую, казалось бы, маниакальную одержимость порядком его как часто хвалили, так часто и высмеивали. Однако ещё в юном возрасте парень научился отсеивать ненужное, поэтому колкости и насмешки по поводу своего харкатера он успешно игнорировал.
Осмотрев свой скудный гардероб, Петя нашёл строгие чёрные чиносы, бежевые носки, водолазку такого же цвета, а также пиджак цвета коры старого дуба, который по возрасту мог сопоставиться с этим деревом, ведь достался этот элемент одежды ему от дедушки. Конечно же, пиджак сейчас никто не собирался надевать, но какое-то предчувствие заставило Петра его достать. В груди его заработала динамо-машина, и ему захотелось куда-то пойти и где-то гулять и гулять до самого вечера, забыв про работу.
Но всё же, одевшись, пришлось вернуться на кухню к гостю, который будто и не шелохнулся с места. Лишь когда парень оступился и случайно сделал громкий шаг, Женя обернулась и снова посмотрела ему в глаза.
— Ты никогда не хотел резко встать и пойти куда-нибудь, куда глаза глядят? — она вся загорелась, как будто бы спичка. Стройное, возможно даже худоватое телосложение, только способствовало такому сравнению.
— Возможно, — Пётр осторожно, медленно сел на стул напротив Жени, будто там могла бы быть какая-то ловушка, — но сейчас это уже давно в прошлом.
— Почему?!
— Быть может возраст такой. Время остепениться, — он сам готов был рассмеяться от таких слов. В 23 года для многих ещё только наступала пора самой настоящей юности. Пора, когда ты, закончив университет или техникум, колледж, бросаешься в омут взрослой жизни, ещё настроенный оптимистично, ещё не ожидающий того, что жизнь не похожа на романы и фильмы, ещё с играющим в сердце юношеским максимализмом. 23 года это время начинать жизнь, но точно уж не привязывать себя к чему-то до конца своего бытия.
— Остепениться? Дяденька, вам сколько лет? Мне вот лично 21 год, я вот хочу гулять и гулять, гулять и гулять! Такая чудесная пора. А ещё посмотри в окно! — она пружиной встала со стула и резко открыла окно. — Посмотри как чудесна природа, как чудесно небо. Ты хочешь себя приковать к чему-то?
Она испытующе смотрела на него. В её взгляде не было злобы, но то было непонимание и возможно даже отвращение, однако это было как-то по-детски и не воспринималось всерьёз.
— Ну дак раз всё так чудесно, то зачем ты сюда пришла? — коленки у Петра задрожали, он не мог никак это остановить.
— Ты так и не предположил, что я могла за весть принести тебе из будущего! — её длинные изящные пальцы, свойственные обычно пианисткам, начали отбивать по столу непонятный ритм. Пете стало интересно, что за песня в этот момент играла у неё в голове, но он резко вспомнил про чай, который уже был заварен, и лишь стоял и ожидал, когда же его выпьют.
— О моей скорой кончине пришла сообщить? А может, наоборот, о выигрыше в лотерее? Или что я сопьюсь и сдохну, валяясь где-то у гаражей, где меня будут весело допинывать подростки?
Женя усмехнулась.
— Ты по жизни оптимист, а я, видимо, приколист. Мне просто захотелось к кому-то прийти, к кому-то незнакомому. Вот ты открыл и я зашла.
— Так легко? — лицо Петра изобразило удивленную ухмылку.
— А почему всё должно быть сложно? — Евгения села снова на стул, и, сложив голову на поставленный кулак, смотрела выжидающе на своего собеседника.
— А что, — у Пети резко всё перевернулось в голове, он не знал, что хотел говорить и делать, но уже начал, — если я скажу тебе, что мы сейчас пойдём гулять в парк?
Женя снова усмехнулась.
— А работа? — медленно, будто смакуя своей надвигающейся победой, сказала она.
— А работа и не нужна. Я же не хочу себя в свои 23 приковывать к чему-то, верно?
Евгения встала и поаплодировала.
— Брависсимо! Надевайте свой пиджак, сударь, мы идём искать лучший из пейзажей этого прогнившего города!
— Как официально сразу.
— Когда я чрезмерно рада, я говорю довольно-таки серьёзно и официально, — она специально даже понизила голос, чуть не провалившись в штробас, и подмигнула неожиданно собравшемуся спутнику.
Пётр посмотрел ещё раз в окно, посмотрел на старый дуб, стоящий во дворе всё время, что Петруша (как его при жизни называла бабушка) помнил себя, и, накинув пиджак, пошёл за дамой, так неожиданно ворвавшейся в его жизнь.

***
Июль. Свежий ветерок так освежал, что словно заставлял перерождаться. И даже в самую отчаянную жару, летние потоки воздуха спасали любого обречённого на выход из дома человека. Однако, несмотря на, казалось бы, чудесную погоду, ажиотаж лета, которое подходило уже к кульминации своей, и все люди должны были всё больше суетиться, куда-то ездить и отдыхать, на улице не было никого. Лишь ещё только проснувшееся солнце, лениво потягивающееся своими лучами, легкомысленный ветер самой детской поры года и каменные скалы и деревья, в которых человек паразитом завёлся, изъедая дырками эти монолитные куски кирпича или бетона, называя эти отверстия окнами. Даже если бы кто-то сейчас начал кричать на всю улицу, нет, на весь город, никто бы не услышал — отчаянный крик бы растворился в тишине трёх неотъемлемых звеньев всего мира городской жизни. Во всех дворах царило одинаково прекрасное умиротворение.
И вдруг из подъезда брежневки выбегает пара, нарушая всё спокойствие тихих дворов и улочек, которые только ещё просыпались, пуская по своим артериям — ужасно избитым дорогам — людей и машины. Девушка в бежевом пальто и черными волосами, и мужчина в коричневом пиджаке. Они и оказались тем самым криком, что разбудил весь город.
— Идём! — задорно подзывала Женя парня за собой, хоть и сама не знала, куда идёт.
На самом деле она доподлинно не знала сама, куда пришла, зачем пришла, к кому пришла. Последнее, что она помнила со вчерашнего дня — это как рядом с её головой в стену придетел кухонный нож, воткнувшийся ровно в трубку домофона, после чего она резко выбежала из квартиры в том, что успела надеть — брюки, кофта и носки. Даже не взяв с собой телефон и не разу не обернувшись при своем побеге, она ушла прочь из дома к своей подруге, у которой и повзаимствовала чёрные туфли и пальто, в которых сейчас вышла гулять с незнакомцем.
— Смотри — яблоня, — крикнула Пете Женя и, уже даже не дожидаясь его, начала трести дерево, но безуспешно. — Помоги, чего уставился!
Уронив пару яблок прямо в руки своей спутнице, Пётр резко вспомнил, что он ничего не ел. Даже чай, который они хотели выпить, он даже не глотнул. Жадно откусив свой трофей, он прикинул в голове, где ближайший парк и, даже не предупредив Женю, двинулся туда. Но ей и не нужно было приглашение, они будто научились читать друг друга, хотя это было лишь самовнушение, ложь, в которую они оба хотели зачем-то поверить, но ещё не знали зачем.
— В этом парке есть качели? — как-то по-детски и наивно спросила Евгения.
— Да, конечно. Есть и гамаки, — в Петре ещё читался какой-то скептицизм и непонимание ситуации, но всё же он шёл и шёл с незнакомкой, хотя мог бы просто не открывать дверь.
Пара вышла из двора и заметила первую машину, которая мирно и лениво выплывала откуда-то издалека. Только в этих двух людях на улице билась энергия, остальные прохожие, которых они встретили не очень-то и много, будто были лишь массовкой без прописанного характера и без прописанного сценария в разыгрывающемся спектакле, они просто медленно шли на свою работу, чтобы снова потерять день своей жизни. И такой день у них каждый
Заметив ещё одного актёра массовки, Пётр удивился своей пришедшей мыслью, ведь тот прохожий был чрезвычайно похож на самого Петю.
— А ведь одним из этих зомби мог бы быть и я, — он посмотрел на часы. — Ровно через полтора часа мне на работу.
— Ровно через полтора часа мы идём есть мороженое вообще-то! — торжественно провозгласила Женя.
— Ой, точно! — Петя решил всё же подыгрывать. — А я уж и забыл об этом, честное слово, мадам, — он поклонился.
Они дошли до парка и улеглись на гамак вместе, наслаждаясь этим прекрасным утром и попытавшись тем самым снова восстановить сонное спокойствие города, но уже было поздно, мир проснулся и началось движение.

***
Оглушительный невнятный крик, рёв без слёз, с одними лишь всхлипываниями и размытыми словами самоутешения, звук разбитого стекла. Ещё одно зеркало сломалось вдребезги, забрав за собой свой таинственный мир, так похожий на наш, но совершенно другой. Действительно, многие верили, что в зеркалах заключена потусторонняя сила, что когда-нибудь оттуда придёт твоя копия и заберёт тебя как Алису в "Страну Чудес", но шанс того, что ты попадешь в эту "Страну чудес" от пореза осколком разбитого зеркала, был гораздо выше. Этого и боялась женщина, убегавшая от обезумевшего мужчины. Смотря на их квартиру, нельзя было бы и представить, что жизнь когда-то здесь шла как и везде — размеренно, по-доброму и с любовью, присущей только начавшим вместе жить парам. Тем временем парень добрался до девушки и повалил её резко на пол, основательно приложив силу и прижав её так, чтобы наверняка не встала.
Эта сцена была абсолютно немой, всё, что хотелось — уже сформировалось в голове у молодого человека и уже направляло его на такие поступки. Поверив каким-то слухам и рассказам достаточно подвыпивших друзей, он подумал, что его вторая половинка уже беременна и не от него. Как только парень узнал этот факт, который никак не был подкреплен и на самом-то деле являлся ложью, он твёрдо решил, что тут было мало словесной перепалки, морального унижения, которое являлось для человека наижесточайшей мерой наказания, оскорбления, ведь слова задевали гораздо сильнее, нежели кулаки, он твёрдо решил наказать телесно. Убить.
После этого Женя потеряла сознание, а последней мыслью, которая пронеслась у неё в голове перед забвением, была: "Вот бы сейчас в парк".

***
— Мне ванильный стаканчик, а моей спутнице, — Петя намеренно сделал паузу, чтобы сама спутница его смогла продолжить фразу.
— А мне банановое! — во всех словах и действиях Жени было ребячество, веселье и наслаждение каждой секундой, что она может жить и дышать, говорить и слышать. Эта необычайная любовь к жизни свойственна либо дуракам, цепляющимся за свой пустой сюжет, лишь бы просто жить (хотя скорее это можно назвать пребывать на планете Земля, да и эпитеты подобного рода для них чересчур чужды), либо людям, пережившим эпизоды, в которых они были на волоске от смерти, или же просто людям гениальным или творческим.
В таком же духе Женя взяла свой стаканчик мороженного. Петя уже проникался этим всеобъемлющим оптимизмом данной девушки, и даже лицо его начало разглаживаться, а мир стал чётче в его глазах. Он только сейчас смог увидеть многие детали в парке, находившемся в двух кварталах от его дома, только сейчас смог увидеть, что у котов на улице всё-таки есть усы, а каждый листочек имеет свой уникальный прекрасный узор, нарисованный самой природой. Эти, казалось бы, маленькие и детские открытия были для Петра в новинку. Складывалось такое ощущение, что он открывал мир по-новому, хотя на самом деле всё заключалось немного в другом. И это непривычное чувство открытий, эйфории и любви ко всему его посещает в первый раз за проследнее время. "Кажетсяя, я разучился жить", — частая догадка в голове теперь стала фактом.
— Честно говоря, я уж почти забыл, что мы на самом-то деле незнакомы.
— Но теперь-то знакомы? Значит всё так и должно быть. Так вот звёздочки сказали, так вот ниточки сплелись.
Ниточки воспоминаний обвили горло Жени, и у неё резко на пару секунд пропала возможность дышать и говорить, но виду она не подала.
— Астрологией пахнет, — с лёгким укором заметил Петя, однако больше похоже было на маленькое подтрунивание над другом.
— Мечтательностью пахнет, глупенький, — дар речи вернулся, и Женя тихонько посмеялась.
Но смех становился всё громче и громче. Пётр тоже начал смеяться, но не понимал почему. Её улыбка, смех и позитив были заразительными. Хотелось радоваться абсолютно так же, не задумываясь ни о чем на свете, просто радоваться себе, жизни, компании с таким человеком, любви. На последнем слове в своём мысленном потоке Петя как-то осёкся, ведь не мог он полюбить первую встречную женщину, которая постучалась к нему в дверь ранним утром. Или мог?
В раздумьях он не заметил, как они вместе упали на траву и, смеясь, начали смотреть на небо, а потом друг другу в глаза. Идилия, но резко звонкий смех Жени превратился в плач. Она заревела, и небо сразу стало угрюмым и печальным, а трава потеряла свой душистый летний запах детства и приключений. Маленькая перемена в одном человека повлекла перемену во всём мире.
Евгения прижалась к Петру и сквозь хлюпы и слёзы умоляюще прошептала ему:
— Пожалуйста, помоги мне дальше выжить.
Он почувствовал, что его пиджак стал мокрым. Он тихонько приподнял её, и они медленно поплелись в сторону его двора. Погода на улице изменилась теперь не только в видении Пети, ведь полил самый настоящий дождь.

***
Снова зазвенел будильник, ознаменовав чуть ли не траурный ритуал сборов в уже до жути приевшийся поход на работу.
Петя протёр глаза, очистив их от оков сна, словно стеклоочистители машины убирали грязь, и снова оглядел свою спальную комнату. Спросонья ему все элементы показались абсурдными и нелепыми. Если раньше (или как утром, когда произойдёт встреча с незнакомкой) он вставал, разглядывая все детали, наслаждаясь ими, наслаждаясь одновременно утончённостью и обветшалостью всей мебели и интерьера, то теперь, когда рутина захватила его жизнь, выжимая из него соки словно из апельсина в рекламе, Пётр просто не мог и не хотел вдаваться в подробности. Всё равно один день был похож на другой, всё равно он не проводил достаточно времени в своих покоях, ведь теперь они служили ему лишь местом ночлега. Если же и появлялось хоть какое-то свободное время, Петя его тратил на алкоголь и встречи с друзьями в гараже, где они отчаянно репетировали свои песни, надеясь, что когда-нибудь они смогут пробиться в элиту музыки, оставив навсегда свой след в истории. Однако чем больше они играли, отрабатывали, тем больше понимали, что это не более чем грёзы, а их концерты в бетонной коробке были не более чем очередным поводом собраться, выпить пива и сбежать хоть на какой-то момент от всей этой серости будней.
Встав с кровати, Петя подошёл к шифоньеру, медленно открыл, будто ожидая, что кто-то выпрыгнет из него, но выпрыгнуло лишь очередное осознание, даже скорее досада, что книги, лежавшие на одной из полок среди футболок и кофт (потому что было удобно и приятно осознавать, что помимо одежды его красят и знания, и что наряжать надо и ум свой), уже покрылись слоем пыли, которую он всегда забывал об этом, либо ему уже или ещё не хотелось ничего делать.
Пётр оглянул свой скудный гардероб. Он взглянул на любимый коричневый пиджак, который никогда не решался надевать на работу, и на водолазку бежевого цвета, который он любил особенно в сочетании с цветом старого дуба. Но пришлось всё же надеть снова белую рубашку, предварительно аккуратно поглаженную перед сном, и черные строгие брюки, которые он чертовски ненавидел, однако дресс-код требовал этого, и ничего поделать было нельзя.
Закрыл же шифоньер Петя аккуратно, но явно желая быстрее отделаться будто от него, ведь шкаф напоминал Петру, что жизнь может быть иная, даже была иная.
Прозвенел ещё один будильник, но этот уже значил, что пора бы позавтракать на скорую руку, после чего сразу выдвигаться на работу. И только сейчас в голове у стоявшей в оцепенении фигуры мужчины в темноте появилась мысль, что порядок сборов должен быть не такой, одеваться он должен в последнюю очередь, но уже было поздно. Однако такая ситуация происходила каждый день, каждый день пытались все звенья цепи, но это уже было не так важно, ведь всё равно в конце приведёт к одному и тому же — эмоциональному опустошению в мрачных монолитных офисных зданиях.
Быстро перекусив кофе с яичницей, Петя обнаружил, что пора бы по-хорошему выходить, и в спешке начал надевать ботинки и курточку. Выбежав на улицу, он быстро огляделся, посмотрел на свой двор, на старый дуб, который словно оберегал все прилежащие дома и детскую площадку от какого-то зла, и направился в сторону остановки.
Подъезжал нужный автобус, забиравший таких же заточенных в каторгу будней людей, а затем, дождавшись последнего пассажира (самого Петра), отправился в дороге в ад. Теперь Петя понял, чего ему не хватало на данный момент — наушников, но он благополучно забыл их дома.
День же на работе прошёл быстро, незаметно и бессмысленно. Снова отчёты, снова перекуры с бессмысленными диалогами о футболе, снова у кого-то что-то случилось, и этот кто-то планировал напиться от горя. "Каждый день у случайных людей происходит горе вселенского масштаба, а для нас это лишь просто маленький новостной заголовок в газете наших будней", — промелькнула мысль в голове Пети.
Возвратившись домой из царства рутины на повозке грешников, провинившихся разве что в их рождении на этой территории, хотелось лишь упасть и ничего не делать. Все бумаги забирали силы, идеи, и оставалось лишь поесть и лечь спать, чтобы повторить этот круг ада по новой. Иногда Петру лишь хотелось заключить сделку с дьяволом: отдать свою душу, но освободиться от этого хотя бы на 5 лет, чтобы не застрять в этом болоте навсегда  Но дьявола всё не было, а кровать всё так же забирала с собой в царство снов, где приходилось вечно падать, ведь это подвешенное состояние уже достигло и самой глубинной части человеческого организма — подсознания.

***
Под ритм похоронного марша, издаваемый начавшимся неожиданно ливнем, и под минорные завывающие мелодии разбушевавшегося ветра Петя и Женя, промокшие уже насквозь, зашли в подъезд. Зелёная краска, призванная добавлять позитив в жизни людей, атмосфера разрухи и упадка, царивщая на лестничной площадке, и пасмурная погода уже не давали какого-то восторга, не наводили на какие-то интересные размышления о судьбе русского человека и роли таких типичных разваливающихся домов в упадке нравственности поколения, как это бывало в лучшие времена жизни Петра. Сейчас он полностью сжался внутри, переживая горе Евгении, перенося всю печаль на себя, ощущая всю несправедливость и случайность множества событий, и сжался снаружи — теперь он уже не мог, хоть и изначально не хотел, казаться сильным и непоколебимым. Однако до сих пор для Петра было загадкой, отчего же он так переживает, ведь не знает ещё всей истинной причины океана слёз проливающегося рядом с ним. Для него было загадкой, почему он чувствовал что-то к незнакомке, ворвавшейся в его жизнь словно по щелчку пальцев. И, наконец, для него было загадкой, что делать дальше. Ни разу не сталкивавшись с такими эпизодами, Петя чувствовал себя в патовой ситуации. Если раньше он только и мечтал о жизни без работы и о каких-то интересных потрясениях, то сейчас же было лишь желание поскорее это действие, написанное будто очень неумелым автором, желавшим лишь подгадить сценарий жизни своего персонажа, прекратить. Данное желание вернуться к "нормальной" жизни пугало. "Неужели я настолько потерял вкус жизни?", — ужаснувшись, подумал Пётр.
Дрожащая рука наконец-то смогла открыть дверь в убежище, и две фигуры завалились туда, оставив на площадке лишь мокрый след. Были ли это слёзы или всего лишь стекавшая с одежды — загадка.
Казалось, что со входом в квартиру всё должно было резко наладиться: дождь должен был не нагнетать, а создавать уютную обстановку; Женя должна была перестать реветь и снова вести себя как ребёнок; но чуда не случилось, и... Тут Петю осенило. Он понял в чем таилась вся природа его влечения к такой, ему казалось, таинственной и неожиданной, незнакомке. Женя являлась клочком свободы в его тёмном царстве будней. Её улыбка, детская наивность, кокетливость, игривость, необычайная живость заставляли пробудиться Петра из беспробудного кошмарного сна, в котором он пребывал всё последнее время. Ему было плевать уже на работу, ему было плевать на дальнейшее, он снова зажил так, как в момент начала самостоятельной жизни — беззаботно. И, возможно, это не самый лучший способ жить, но разве нужны нам правила в этой игре?
Евгения бросилась на его кровать, лишь быстро скинув пальто и ботинки в коридоре. Петя же смотрел на уходящую её фигуру с предыханием, ведь его открытие оказалось верным, жаль только сейчас его возлюбленная неустанно ревела. Ему хотелось хоть как-то помочь ей справиться с наплывом горечи и душевной боли, но он стоял в ступоре в коридоре, пытаясь что-то понять.
Наконец он тронулся с места и в туманном бреду пошёл в спальню за Женей. Она теперь лишь тихонько всхлипывала, и появилось ощущение, что всё стало проходить, мир стал возвращаться в привычную форму. Однако навряд ли можно назвать это всё обыденностью, хоть Петя уже за эти 3 часа со знакомства и привык к девушке. Всё же предыдущие пару лет он жил как робот, а каждый день был до ужаса похож на предыдущий.
Пётр тихонько лёг рядом с Евгенией, они находились лицом к лицу. Её премиленькое лицо немного опухло и покраснело от слёз, но всё так же оставалось завораживающим и затягивающим. Теперь глаза девушки напоминали не умиротворённую лагуну, а неспокойное небо после долгой грозы, которое как будто после тяжёлого шторма пыталось оправиться, что с переменным успехом получалось. А окружало это небо кроваво-красное полотно, действующее как тряпка матадора. Только не хотелось нападать и злиться, а хотелось бежать и утешать, чтобы снова глаза стали белоснежным островом. Конечно, и в этой картине была своя красота, но красота печальная. И вновь взор Петра был обращён на губы. Ему невыносимо захотелось их поцеловать, ведь это был пока что единственный способ, который он знал, чтобы хоть как-то утешить и показать своё небезразличие.
С минуту они смотрели друг другу в глаза: один понимал всю боль напротив лежащего человека, а другая понимала все чувства и уже догадалась, что собеседник (ведь глазами зачастую можно сказать больше, чем словами) хочет сообщить.
— Я, — в горле Петра резко встал ком, а голос сразу стал тише, перешёл на шёпот, — понял, окончательно понял, что люблю тебя.
Прошли ещё безумно долгие десять секунд невыносимого молчания. И снова в голове Петра пронёсся поезд из мыслей, ведь он не знал, что отвечать. Он в жизни никогда не знал таких чувств и такой искренности от себя.
Маленькое всхлипывание произошло со стороны Евгении. За окном проехала машина, несколько раз посигналив неизвестно чему.
Пётр все смотрел в глаза девушки, ожидая то ли ответа, то ли отвержения и детской усмешки. Он понял, что ему будет не так страшно услышать отказ, ведь она превратит всё в игру, а его слова в любом случае поднимут ему настроение.
И только на секунду стоило отвести взгляд, как Евгения повелевала легонько его в губы, немножко откинула назад голову. За это мгновение Петя успел заметить, что в лице её произошла перемена — она уже не была так печальна.
И вдруг закрутилось всё с неожиданно скоростью. Их губы сплелись в едином поцелуе, а тела потихоньку приближались. В этой картине не было ничего лишнего: лишь два человека, прижавшиеся максимально близко, чтобы прочувствовать тепло и любовь друг друга; лишь жаркие губы, которыми они пытались согреть тело и душу друг другу.

***
Близилась ночь. На улице уже зажигались фонари, выстраиваясь чудесными аллеями, что звали прогуляться по себе; потихоньку солнце пропадало за горизонтом, создавая ощущение поедания его Землёй: для зрителя с планеты казалось, что маленькая звёздочка пожирается огромным куском грязи, камня и магмы каждый вечер, а каждое утро выпускается из своего заточения, однако правда была более прозаична, но не менее завораживающая. И огненно-розовые лучи с ванильным проблеском пробирались в окна людских муравейников, давая первый звоночек людям, что пора уже заканчивать свой день, но этот звонок не слышит почти никто, а красотой его упивается отнюдь не каждый.
В окне виднелись заводы. Их гигантские трубы выпускали целые огромные столбы ядовитых газов, уничтожающих нас и природу медленно, являясь эдакой бомбой замедленного действия, о которой мы не вспоминаем никогда. Возможно оно и к лучшему, ведь зачем задумываться о смерти, которая всё равно придёт? Лучше жить, надеясь на везение, что пронесёт мимо старухи с косой, которая уже вот-вот махнёт своим орудием и потащит тебя к себе в колыбель. Гораздо легче принимать смерть, не зная точного срока его прихода, а пунктальность в данном случае считается моветоном.
Тем временем девушка находилась при смерти. Отчаянный её душитель, подумав было, что дело уже кончено, ушёл по своим делам (то есть напиться), оставив свою жертву на полу. Действительно, с такой силой можно было и удушить человека, но удача была на стороне девушки, и она чудом осталась жива. Однако ей не совсем повезло, проведя 2 часа без сознания на полу, женщина проснулась аккурат к приходу несостоявшегося убийцы. Как только она начала одеваться и собирать хоть какие-то вещи, в квартиру заявился он, сразу обнаружив, что мёртвое тело почему-то не лежит посреди корридора.
— А я немного не рассчитал! — по голосу было слышно, что количество влитого в организм спиртного было огромным. — Иди сюда, гнида, я ща ведь всё закончу.
Страх сковал всё тело как на картине Пивоварова. Не в силах ничего сделать и сказать, девушка просто стояла, смотря в пол и ожидая смерти.
Уже показался и он из-за двери. В его взгляде и лице отображалось всё самое отвратительное, что можно себе представить в человека, хоть и недавно ещё он был очаровательным молодым человеком, который много не пил, но сильно следил за гигиеной и опрятностью своей.
Глаза не содержали в себе ни крупицы разума и рассудка, всё было потерянно, как будто песок высыпался из маленького мешочка — черепа. И взгляд был налит кровью и ненавистью нечеловеческой, желанием кромсать, резать, убивать. Человеком правил не человек, им правили инстинкты и алкоголь. Но отсутствие гуманности и разума можно было увидеть и по лицу, ведь оно, будучи красным как помидор, настолько испортилось и сжалось, настолько стало отталкивающим и гневным, что вызывало либо ужас, либо отвращение. А походка и вообще все движения были одновременно слишком твёрдыми и решительными из-за ненависти, но притом вялыми и кривыми из-за выпитой живительной влаги.
И, как только Жене показалось, что конец близок, а бутылка, неуверенно лежавшая в руках, полетит в неё, парень неожиданно поскользнулся.
Дальше последовало зрелище не из приятных, лишь стоит уточнить, что кровь разлилась огромной лужей по всему полу, потому что один из осколков бутылки попал на сонную артерию, тем самым не оставив и шанса на выживание молодому человеку.
От такого количества крови Женя упала в обморок снова, но очнулась уже гораздо быстрее — через двадцать минут. Она увидела снова лежащий труп и огромную лужу крови, которая уже даже задела правый носок. Резко встав, рвотный позыв было трудно удержать, но девушке удалось.
Евгении не хотелось ни обращаться в полицию, ни звонить в скорую. Ей лишь хотелось забыть этот вечер как страшный сон и сбежать из этого ужаса. Так она и сделала, быстро одевшись, не взяв в этот раз никаких вещей и не сменив даже носки, на пятке одного из которых осталось кровавое пятно, Евгения направилась из дома куда глаза глядят.

***
Пётр проснулся в объятиях Жени. Это было очень непривычное и тёплое чувство, наконец-то он ощущал себя кому-то нужным. Петя отчётливо слышал и чуял ритм девушки рядом, и эти удары эхом отбивались в его сердце, создавая причудливый эффект игры на каком-то маленьком рабочем барабане, который не мог быть услышанным никем кроме тех самых двух лежащих рядом людей. Эта чудесная поэтичность и необычайная привязанность, чувствительность, проявляющиеся в мелочах вроде крепких объятий по пробуждении, и были тем, чего не хватало ни Жене, ни Пете. Первая оказалась в тяжёлой ситуации, ведь её парень сошёл с ума и твёрдо решил убить свою даму сердца. Второй же просто не чувствовал никогда до селе подобного, но всегда хотел, ведь читал об этом ещё в юношестве в романах начала двадцатого века. Именно оттуда Пётр за ориентир в жизни взял любовь и проходящую с ней музу как ориентир в творчестве. Однако в вечном царстве серых будней не намечалось никакого намёка на подобные изменения, что довольно сильно печалило, но вскоре стало привычным, хоть и без твердой почвы под ногами было тяжело.
Возможно по этим самым причинам Пете впервые не приснилось падение в облаках. Женя подарила ему уверенность в себе и в завтрашнем дне, хоть раньше и будущее было одинаковым и неизменным, но сейчас, когда не было ни работы, ни малейшего представления о дальнейшей жизни, Петру было как-то легче, приятнее и спокойнее жить. Евгения же смогла обрести дом и найти утешение своё в мужчине. Быть может, это странно убегать от убийцы к мечтателю, который сжался, покрылся коркой из скепсиса и отчаяния, но в этом определённо был смысл. Тем более, что жить в квартире, где умер некогда любимый человек, было не очень легко (даже несмотря на все случившиеся обстоятельства).
Тёмно-мандаринового цвета лучи солнца покидали квартиры. Эти маленькие посланцы неба поскорее возвращались домой, остерегаясь своих злейших врагов — ночи и её тьмы. Последние кареты света отправлялись в горизонт, забирая с собой всю бодрость, и с торжественным страхом объявили заход солнца. И земля покрылась туманом словно покрывалом. Детская площадка словно утонула в этой белой неосязаемой жидкости, а подростки будто плавали в этом море, разрезая его криками и галдёжом. В конце концов туман стал ещё гуще, словно первичный бульон, а звёзды маленькими вкраплениями высыпались на чёрное бездонное полотно. Трубы заводов уже не создавали новых облаков из токсинов, дети и подростки уже не кричали, а на улице было необычайно тихо и свежо в эту ясную ночь.
Наконец, Петя выбрался из объятий Жени, чтобы хотя бы немного перекусить. Она лишь бегло посмотрела, немного приподнявшись, как он встаёт, и снова улеглась в постель. Пётр оглядел ещё раз свою комнату. На кресле, стоявшем в углу были разбросаны вещи как попало, что совсем не соответствовало его стилю; в другом углу стояла аккуратно заправленная кровать, несмотря на то, что весь оставшийся от прогулки день там провели наши герои, а в ней лежала очаровательная девушка, которая так резко смогла поменять жизнь человека, уже совсем отчаявшегося. Её уже взъерошенные волосы придавали особого домашнего шарма и естественной красоты, а сонные глаза, которые еле как хлопали ресничками, смотрели так по-детски искренне с добротой, благодарностью. И лишь одна деталь могла испортить картину, но в итоге лишь дополнила её, добавив больше живого и привычного, что позволяет понять всю близость и реальность происходящего, — это отпечаток подушки на правой стороне лица. Петя смотрел на всё это с придыханием.
Он пришёл на кухню и заварил себе чай, вспомнив утро. Вся эта абсурдная сцена казалась уже до смешного нереальной, хотелось выдумать другой зачин для этой истории, но это было абсолютно не нужно и невозможно. Сделав пару бутербродов и сев за стол ровно напротив окна, Петя стал наблюдать за улицей. После всех потрясений, произошедших сегодня, хотелось немного отойти. Теперь он знал, что Женя не просто сумасшедшая, что ей пришлось бежать, что она была фактически при смерти, а её детские наивность, игривость и кокетливость — защитные механизмы, чтобы окончательно не потерять рассудок из-за потери. От этой информации становилось Пете одновременно и не по себе, ведь жутко и представить такую сцену, а уж тем более, что перед тобой человек, который только меньше суток назад столкнулся с этим, и одновременно приятно, что ничуть не должно служить поводом для предварительной оценке Петра, ведь приятная часть была не в самой истории, а в том, что человек смог побороть, смог добраться, и что случайные стечения обстоятельств привели его сюда, не обманув, ведь жизнь слишком коварна, чтобы не мешать нам.
В окне засверкала падающая звезда, а потом ещё одна. Начался звездопад, который, казалось, падал обжигающим жемчугом на землю, уничтожая что-то ужасное на планете, тем самым спасая самое прекрасное. В итоге все небо превратилось в чередование белых и черных линий, который можно было расшифровать как двоичный код. А может кто-то бы вычертил из созвездия скрипичный ключ и на нотном стане звёзд написал бы свою симфонию о любви человека к прекрасному, о любви мужчины к женщине. Но Петя, смотря на это великолепие, лишь прошептал, как бы загадывая желания:
— Хочу пробыть с Женей вечность.
Он ещё не знал, точно ли он захочет этого же через неделю, месяц, год, десять лет, но он чувствовал, что его сердце подсказывает ему это сейчас, а остальное, пожалуй, и неважно.
Пётр допил чай, доел бутерброды, взял из вазы одуванчики, которые стояли там уже дня два, но при этом не потеряли свой аромат, пришёл в комнату к Жене и лёг рядом с ней, вручив цветы:
— Люби меня, пожалуйста.
— Люблю тебя.
— Спасибо.