Подмастерья бога Глава 10

                Глава 10.
                Зойкины выкрутасы.

Глеб вернулся к работе через неделю, успев побывать у профессора Звонцова в Мечниковской Академии и показать ему уже готовую часть научной работы. Звонцов без всяких уговоров согласился стать его руководителем, а Глеб с головой погрузился в диссертацию.
Зоя в июне благополучно закончила школу и поступила в педагогический институт. Время летело незаметно, только за окном менялся облик университетского скверика, то окрашивая кроны деревьев охрой и киноварью, то укутывая их белым пуховым покрывалом, то украшая нежной зеленью.

Сева защитился первым и целых полгода еле сдерживал распирающее его изнутри чувство превосходства: именно он прошёл стажировку у Хармонда и именно он первым защитил диссертацию! Он с любопытством заглядывал в глаза Глеба, пытаясь уловить хоть слабую тень зависти, которая, по его мнению, должна была глодать душу друга. Но напрасно. Несмотря на то, что у него больше не было перспектив попасть в Бостон из-за смерти Леденёва, а работа над собственной диссертацией затягивалась, Астахов искренне радовался за однокашника и даже прилично напился на банкете после его защиты. И в пьяном виде в обнимку с бокалом коньяка бормотал что-то нечленораздельно-восторженное по поводу Севиного доклада. А виновник торжества поглядывал на него недоверчиво, начиная подозревать своего конкурента в редкой генетической аномалии: у того напрочь отсутствовал ген амбициозности.

Сам же Глеб не торопился, всё дописывая, исправляя, доводя до совершенства свою работу. Защиту назначили на середину апреля. Сева на цыпочках пробрался в аудиторию на доклад диссертанта и притаился на галёрке. Он с интересом смотрел на маститых учёных - членов комиссии, с серьёзным лицами рассевшихся на первом ряду.
Астахов, стоя за кафедрой, в начале доклада волновался, как студент перед госэкзаменом. Это было видно по его бледности. Он даже слегка заикался и произносил слова хриплым голосом, но через пять минут взял себя в руки, сосредоточился и всё пошло, как по маслу. Взгляд его горел, речь лилась ровным потоком, он увлечённо жестикулировал, объясняя свою идею. После доклада профессора не просто задавали ему вопросы, они его пытали, стараясь сбить с толку, цепляясь за мелочи, выискивали спорные моменты, втягивали в дискуссию.

Но в результате проголосовали без единого голоса «против»! Что-то мутное и тёмное шевельнулось в душе Севы, когда он услышал результаты голосования, потому что сам он защитился с трудом, с перевесом в один голос «за». Он убедил себя в том, что это не важно! Важно, что защита состоялась. Но видя, как солидные учёные один за другим, как равному, пожимают Астахову руку и поздравляют с блестящей защитой, мысленно заскрипел зубами. Чёрт бы побрал этого Астахова! И совсем разозлился, когда услышал слова профессора Гринцевича:
- Поздравляю вас, Глеб, искренне поздравляю! – произнёс седой профессор, с длинными и худыми, как у аиста, ногами и острым носом, и пожал Астахову руку. – Работа ваша меня действительно впечатлила. Это новое слово в науке! Давно не слышал столь многообещающих докладов. Вы молодец, Глеб. Я рад за вас и за профессора Леденёва. Он вырастил талантливого и перспективного ученика. А мы ведь учились вместе с Алексеем Ивановичем, даже дружили много лет. В последние годы, правда, виделись не часто. Работа, вы же понимаете… - Гринцевич виновато вздохнул. – Я рад познакомиться с вами лично. Буду следить за вашей карьерой с интересом. Если понадобится помощь – обращайтесь.
- Спасибо, Григорий Константинович, - поблагодарил Глеб, смутившись.

Когда все собрались на банкет отмечать защиту, Глеб схватил Севу за локоть и оттащил в сторонку.
- Сев, я, наверное, не пойду на банкет. Устал, голова разболелась. А мне завтра на сутки. Извинись там за меня, ладно?
- Ты с ума сошёл - не пойти на банкет по случаю собственной защиты! – опешил Ярцев.
- Не сошёл, просто действительно устал. Да там никто и не заметит моё отсутствие. Им же интересно между собой пообщаться. Сидят наши бонзы каждый на своей кафедре, а друг с другом встречаются только на таких вот банкетах, да на конференциях научных. Не хочу им мешать.

И ушёл по-английски, ни с кем не прощаясь. А Сева потащился следом за профессорами и напился, чувствуя себя лишним в этой компании. Он заливал в себя алкоголь, стараясь избавиться от неприятного чувства в душе и бубнил, разговаривая сам с собой: «Какое суточное дежурство после защиты диссертации? Псих ты, Астахов, фанатик, такой же повёрнутый на своей хирургии, как и твой Старик». Напился так, что почти не держался на ногах и домой его отправляли на такси.


Через три дня после защиты Глеб собрался навестить семейство Леденёвых, вернее то, что от семейства осталось. На звонок в дверь долго никто не отпирал. Глеб даже решил, что никого нет дома. Зойка, наверное, в институте, а Катерина Васильевна отправилась в магазин. Но было воскресенье…

Наконец лязгнул замок, и высокая дубовая дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла Зойка растрёпанная, с опухшей физиономией, в мятой одежде и от неё несло таким перегаром, что Глеб поморщился.
- Привет, - пробормотал он, вдруг заволновавшись, - а что происходит?
- Привет, Склифосовский, давно не виделись! – слегка заплетающимся языком ответила Зойка и пропустила его в квартиру. – Это такая честь для нас. С чем связан столь неожиданный визит?

Глеб, не обращая внимания на язвительный тон Зойки, прошёл в коридор и стал заглядывать во все комнаты… В квартире царил такой беспорядок, будто накануне тут погуляло стадо слонов, разбросав вещи, оставив на столе кучу объедков и грязной посуды, пустые бутылки и разбитые стаканы. Застоявшийся воздух был пропитан табачным дымом и винными парами.
- Что вчера отмечали? – спросил он и строго посмотрел на девицу. Ехидная улыбочка кривила её бледное с похмелья лицо.
- Да просто так собрались без всякого повода. Погуляли, выпили, потанцевали. А что, нельзя?! – в подёрнутых какой-то мутной пеленой голубых глазах сверкнул огонёк вызова. – Или ты у нас, Склифосовский, как пай-мальчик в студенческие годы не пил, не гулял с девочками и не тусовался?
- Почему? – Глеб пожал плечами, обводя печальным взглядом весь этот бедлам. – И пил, и гулял, и тусовался. Как же без этого? Но, знаешь, Зойка, про учёбу я старался не забывать. И комнату в общежитии после попойки всегда убирал, наводил порядок. Не люблю жить в свинарнике.
- Ну да, ты ж у нас чистюля, Склифосовский! – презрительно фыркнула Зойка. - От твоей правильности меня тошнит.
- Нет, Зоя, это не от моей правильности, а с похмелья. Пить надо меньше!
- У тебя спросить забыла!

Глеб остановился на пороге гостиной, рассматривая огромное буро-красное пятно на светлом ковре на полу. Под ногой хрустнули осколки стекла. Целую бутылку вина разбили? Ну, пакостники!.. Профессорская квартира напоминала русский город после набега золотой орды.
- А где Катерина Васильевна?
- Уехала на дачу, - безразлично пожала острыми плечиками Зойка.
- На дачу? В апреле? – Глеб повернулся и подозрительно покосился на хозяйку квартиры: засунув руки в карманы джинсов, Зойка слегка пошатывалась на нетвёрдых ногах.  – Скажи честно, что довела бедную тётю Катю и выгнала из дома.
- Да никто её не выгонял! Она сама уехала. – Зойка обиженно надула губы. – Ей не нравится мой образ жизни! Каждый день читает мне нотации, занудствует, учит жить.
- Почему-то я не удивлён, - вставил Глеб.
- А мне надоело! Я уже совершеннолетняя! Имею право жить так, как хочу! Хочу - иду в гости и гуляю до утра, хочу – приглашаю своих друзей к себе. Что вы все ко мне цепляетесь?!
- Всё с тобой ясно, - вздохнул Глеб и поднял с пола пустую бутылку из-под какого-то дешёвого пойла. – А Катерина Васильевна на дачу с вещами на электричке поехала за семьдесят километров? Мне позвонить не могла? Я бы её отвёз на машине.
- Ой ли! Так бы и отвёз? – начала заводиться Зойка и ехидно сузила голубые глаза. – А я пыталась. Но разве до тебя можно дозвониться? Ты или трубку не берёшь или телефон отключаешь.
- Ты же знаешь, уходя в операционную, я всегда отключаю телефон.
- Ну тогда значит, ты живёшь в этой своей операционной, потому что дозвониться до тебя невозможно.
- Могла бы смс кинуть или добежать до моего дома и записку в дверь сунуть. Не так уж далеко я живу.
- Иди ты знаешь куда, Склифосовский?!.. – огрызнулась девица, разозлившись. - Я тебе не собачка, чтобы бегать за тобой! Плевать тебе на нас с тётей Катей. Так и скажи. И нечего строить из себя внимательного и заботливого.

Отчасти Зойка была права: он действительно так замотался с диссертацией, что уже пару месяцев на заходил к Леденёвым. Но её манера заставить чувствовать себя виноватым сегодня раздражала, да и царивший вокруг свинарник способствовал раздражению.
- А я, грешным делом, подумал, что восемнадцать тебе исполнилось, значит, можно уже не трястись над тобой, как над маленькой. А ты вон что устраиваешь! И ты, Зоя, совершенно права, ты не собачка, а поросёнок. И такими темпами скоро дорастёшь до полноценной большой свиньи, и в прямом, и в переносном смысле.
- А чего это ты мне хамишь? – щёки Зойки вспыхнули гневным румянцем.
- Я не хамлю, наоборот, стараюсь быть предельно вежливым. А ты на себя в зеркало смотрела? Самой-то не противно?

Глеб смерил её насмешливым взглядом, но наткнулся на блеск стали в голубых глазах. Девица нахмурила брови и уставилась на него, не мигая – глаза в глаза. Ах, эта маленькая дрянь решила поиграть с ним в гляделки?! Кто кого? Глеба захлестнуло возмущение, и он молча сжал кулаки. Не на того напала! Так они и стояли, стараясь испепелить друг друга взглядом, на расстоянии вытянутой руки. Можно было, щёлкнув пряжкой, снова вынуть из пояса старый добрый ремень. Но тут требовалось не превосходство грубой силы, а моральная победа. И Глеб дожимал, почти физически ощущая проскакивающие в воздухе электрические разряды высокого напряжения.

И Зоя не выдержала, моргнула, захлопала ресницами и отвела глаза. Глеб выдохнул удовлетворённо и тихо сказал:
- А сейчас быстро за уборку квартиры.
- Может ты мне поможешь, а то тут так много работы, – жалобно заныла Зойка, явно пытаясь надавить на жалость.
- Ещё чего! Вы тут колобродили всю ночь до утра, а я за вами прибирать должен? Не дождёшься! Швабру в руки и – вперёд.
- Есть, товарищ генерал! – кривляясь, козырнула Зойка и вытянулась перед ним по стойке смирно. Руки всё-таки потянулись к ремню, но он сдержался.
- Вольно! Выполнять! – рявкнул по-генеральски.

Зойка метнулась в кладовку за шваброй и ведром. А Глеб направился к выходу.
- Я съезжу к Катерине Васильевне, продуктов ей отвезу, помогу там, а потом вернусь. Что б к вечеру квартира сверкала чистотой!
Он заглянул в гипермаркет и накупил продуктов про запас, чтобы доброй волшебнице, коротающей дни на даче, надолго хватило. Потом, разогнав машину на загородном шоссе, ехал и думал: «Достала меня эта девчонка! Что я ей, нянька? Сколько можно следить, контролировать? Взрослая уже и рвётся к самостоятельности. Вот пусть и живет самостоятельно, отвечая за собственные поступки! А Катерина Васильевна правильно сделала, что уехала, здоровее будет. И что творится в голове этой малявки? То ведёт себя как нормальный человек и с ней вполне можно общаться, то будто бес какой в неё вселяется!.. Сил моих больше нет». Он мысленно попросил прощения у Алексея Ивановича и повернул руль, сворачивая на боковую дорогу, ведущую к дачному посёлку.


Август заканчивался, унося с собой воспоминания об отпуске и летнем тепле. Университетские клиники только открылись после летнего перерыва, и жизнь ещё не влилась в обычное русло. Больных было мало. На отделении кардиохирургии было непривычно пусто. Второй день оперировали плановых пациентов.
Глеб вернулся из операционной и достал свой мобильник из нижнего ящика стола. Пропущенных звонков не было. А вот единственное смс удивило и насторожило. Зоя Леденёва писала:
«Склифосовский, а кардиохирурги умеют вскрывать нарывы?»
- Что за ерунда? Какие ещё нарывы? - бормотал Глеб, набирая Зойкин номер.
- Алло! – прозвучал недовольный голос в трубке.
- Зой, что стряслось? Нарывы умеет вскрывать любой хирург, даже кардио.
- Не врёшь?..
- Хм… Честное пионерское!
- Ну, тогда приходи и вскрой мне нарыв.
- Зойка, ты можешь толком объяснить, что за нарыв? Где? Сколько времени? Чем лечила?
- На руке… Дня три… Ничем не лечила. Я даже не знаю, чем их лечат… Просто я сегодня ночь не спала из-за того, что рука болит, дёргает даже. А папа, помню, говорил, что первая бессонная ночь - показание для вскрытия нарыва.

Глеб тяжело вздохнул, а в душе неспокойно заворочалась тревога. От Зои не было никаких звонков последние несколько месяцев. Он регулярно ездил к Катерине Васильевне на дачу, помогал пожилой женщине, а Зойку решено было оставить в покое, дать ей возможность научиться жить самостоятельно. И тут вдруг…
- Правильно, Зоя, полезным вещам научил тебя Алексей Иванович. Ладно, понял, зайду сегодня после работы. Сиди дома и жди. – и нажал отбой.

Он зашёл в перевязочную, набрал стерильных салфеток, бинтов, лекарств, даже прихватил на всякий случай раствор для местной анестезии, одноразовые скальпель и шприцы, переоделся и отправился лечить непутёвую профессорскую дочку.
Без Катерины Васильевны квартира быстро приобрела нежилой вид. Из неё исчез дух доброго, гостеприимного дома, всегда витавший под четырёхметровыми потолками с остатками лепнины. Комнаты, хоть и чистые, казались совершенно заброшенными, пустыми. В них гуляло гулкое эхо. Только в кухне, да в Зойкиной комнате теплилась жизнь.

Глеб разложил на кухонном столе чистое полотенце, достал лекарства и инструменты, вымыл руки и приказал хозяйке квартиры:
- Садись и показывай свой нарыв.
Девушка, немного растерянная и бледная после бессонной ночи, осторожно задрала рукав на левой руке. Глеб даже присвистнул от удивления и неожиданности.
- Ничего себе! Да у тебя тут не просто нарыв, а настоящий абсцесс!

На тонком предплечье Зои лоснился истончённой воспалённой кожей округлый гнойник размером с куриное яйцо. Глеб натянул на руки стерильные перчатки и осторожно коснулся руки девушки, повернул её так, чтобы рассмотреть больное место со всех сторон. Зойка поморщилась от боли.
- Мда, Зоя Алексеевна, придётся вскрывать. Причём лучше это сделать в больнице, или хотя бы в поликлинике.
- Нет! – замотала головой Зоя. – В больницу я не пойду. Если только к тебе на отделение.
- Ну, вот только гноя нам на отделении и не хватало! – фыркнул Глеб насмешливо. – Я отведу тебя к ребятам в университетскую поликлинику.
- Нет!!! Не пойду!
- Почему?
- А я никому больше не доверяю, только тебе. Так что режь, Склифосовский.

Глеб испытующе взглянул на Зойку. Вот это и называется - отчаянно трусить. Лицо её, и без того бледное, от страха казалось зеленоватым, под большими голубыми глазами залегли тёмные круги.
- Ладно. Как говорится, желание клиента для нас – закон. Вскрою я тебе этот абсцесс здесь, дома, а потом буду каждый день приходить и делать перевязки, пока не заживёт, – и потянулся за скальпелем. Зойка громко сглотнула. – Да не бойся, ты же боевая кнопка у нас, Зойка! Помнишь, как на крышах вагонов каталась? А там точно было страшнее. Я тебе сделаю проводниковую анестезию.
- Как это? – голос прозвучал хрипло и глухо.
- Сделаю укол вот здесь, и ниже рука потеряет болевую чувствительность. Ну, знаешь, как зубы лечат? Делают укол, и пол лица немеет и ничего не чувствует. Вот так же будет и с рукой.

Зойка коротко выдохнула и кивнула, вытягивая больную руку и отворачиваясь, кажется, даже зажмурилась от страха. И правильно, лучше на такое не смотреть. Зрелище не из приятных.
Глеб набрал в шприц лекарство, вскрыл упаковку с дезинфицирующей салфеткой и задрал Зойкин рукав… Вдоль локтевой вены шла цепочка тёмных точек…
Ему в миг стало жарко и душно, а сердце дрогнуло и застучало в ускоренном темпе. Но он взял себя в руки и заставил думать не о подозрительных точках на вене, а об абсцессе.

Сделав укол, он подождал, пока рука потеряет чувствительность, взял скальпель и одним быстрым и точным движением вскрыл нарыв.  Девушка всхлипнула и шумно вздохнула. Желтоватый, с кровавыми прожилками гной потёк из раны.
- Уже всё? – голос Зойки стал по-детски тонким и дрожал.
- Почти. Сейчас рану промоем и всё.
- А зашивать как? – она по-прежнему отворачивалась в сторону, старательно зажмурив глаза. Но на щеках выступил розоватый румянец.
- Гнойные раны не зашивают.
- Я что, с дыркой в руке теперь ходить буду?
- Рука-то скоро заживет, а вот в голове у тебя, Зоя Алексеевна, похоже действительно дыра!

Она решилась поднять на него глаза только тогда, когда он уже перевязывал руку, накладывая виток за витком стерильный бинт. От того, какими глазами он смотрел на неё, сразу захотелось снова зажмуриться. И Зоя отвернулась.
- Будь любезна смотри мне в глаза, Зоя! – это был приказ, а не просьба. Зойка, кусая губы, робко подняла глаза. – Это следы от уколов?
Глеб развернул её руку и сжал сильными пальцами так, что девушка вскрикнула от испуга.
- Зоя! Это что, я спрашиваю?! – она попыталась вытащить и убрать руку, но тщетно. – Наркотики?
Она промолчала, закусив губу, но виновато опустила глаза. Жёсткие пальцы тут же разжались, выпуская её руку.
- Дура, какая же ты дура, Зойка!!
Глеб так шарахнул кулаком
по столу, что на пол свалился использованный скальпель и жалобно звякнул о кафельную плитку. Зойке захотелось сжаться в комок и спрятаться в какой-нибудь тёмный уголок, так страшно было смотреть на Глеба. А он побледнел от ярости и сжал губы в тонкую, жёсткую линию.
- Что же ты творишь, дрянь!.. Убить тебя мало! Впрочем, ты и сама сделаешь это виртуозно без посторонней помощи. – Он нервным движением сорвал с рук перчатки, бросил их в мусорное ведро и стал быстро убирать со стола использованные салфетки и инструменты. – Если ты думаешь, что я стану читать тебе нотации, то ты ошибаешься. Пожалуй, впервые за полтора года я счастлив, что Алексей Иванович не дожил до сегодняшнего дня. Ты бы его точно в могилу свела, Заинька. Не хочешь жить? Так могла бы выбрать более лёгкий и, главное, дешёвый способ самоубийства. Впрочем, это не моё дело. Хватило ума подсесть на иглу – выбирайся сама, если получится, что мало вероятно. Видел я таких юных идиотов в морге под белыми простынями.

Он собрал оставшиеся не использованными бинты и салфетки, сложил их в пакет и оставил на столе. Сам пошёл в коридор, завернул в ванну, вымыл руки, стал одеваться в прихожей. Зойка продолжала сидеть за столом, закрыв лицо здоровой рукой. Сквозь растопыренные пальцы текли светлые ручейки слёз.
Глеб обулся, накинул на плечи куртку и заглянул в кухню.

- Запомни, Зоя: жизнь на самом деле одна. Дубля не будет! И так бездарно распорядиться единственным шансом… Иди ты к чёрту, Зойка! Хочешь пропасть – пропадай. Я в этом участвовать не собираюсь! И если ты скажешь Катерине Васильевне, а она этого не перенесёт, то я тебя убью собственными руками. Возьму грех на душу, но убью.

Он резко повернулся и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Зойка вздрогнула и, задыхаясь от слёз, бросилась за ним. Ей хотелось кричать: «Не уходи! Не бросай меня, Глеб! Мне страшно!» Но с губ срывались только невнятные, отчаянные всхлипы. Уткнувшись лбом в створку входной двери, Зойка вздрагивала хрупкими плечиками и рыдала, царапая ногтями безразличное ко всему дерево.

Глеб, шагнув за порог, вдруг почувствовал такую вселенскую усталость, что не было сил сделать даже шаг к лестнице. И он привалился к двери квартиры спиной, чувствуя, как внутри клокочет злость и отчаяние. Дура, какая же она дура! Выбросить бы все мысли о Зойке из головы, забыть и жить себе дальше, наплевав на последнюю просьбу учителя… Но он не мог. Пропадёт Зойка, точно пропадёт! Дура, идиотка, кретинка! Глеб обречённо вздохнул, медленно повернулся лицом к двери и нажал на кнопку звонка.

Дверь тут же распахнулась, и Зойка, дрожащая, зарёванная, просто свалилась ему в объятия.
- Глеб, пожалуйста, не уходи, - бормотала она, судорожно цепляясь рукой за его куртку и уткнувшись мокрым от слёз лицом ему в грудь, - мне очень страшно! Я не знаю, что делать!..
В груди стало так тесно и жарко, что нечем дышать. Сердце глухо стучало у самого горла, в глазах щипало. Он втащил её обратно в коридор и прикрыл за собой дверь.

- Зоя, Зоя, - твердил Глеб, схватив ладонями её бледное, испуганное лицо и запрокидывая голову так, чтобы она смотрела ему в глаза. Ему самому стало страшно от того, что он увидел в расширенных чёрных зрачках. – Только скажи мне, ты хочешь выбраться из этой ямы? Хочешь?
- Да… - всхлипнула Зойка и залепетала: – мне так страшно, Глеб! Я не знаю, как это получилось… Просто ради прикола решила попробовать… Ребята предложили… Я не думала, что после одного-двух раз может быть такое… Что мне делать, Глеб?! Мне страшно…

Глеб прижал её голову к своей груди и зашептал торопливо, словно боялся не успеть сказать всего, в спутанные светлые волосы на Зойкиной макушке:
- Лечиться, Зоя, лечиться. Я положу тебя в клинику. У меня сокурсник есть, он наркологом в хорошей клинике работает. Всё будет хорошо, не бойся. Я тебя не брошу, я тебя вытащу, дурочку несчастную.
- В клинику?.. – Зоя подняла на него заплаканные глаза. – Меня на учёт поставят?.. Из института придётся уйти…
- …Да. Педагогом тебе тогда точно не быть, - сообразил Глеб и задумался. – Так, давай садись сюда и успокаивайся!

Он отвел её в комнату, усадил на диван, а сам пошёл в кухню, доставая из заднего кармана брюк телефон. Долго разговаривал с кем-то так, что через закрытую дверь разобрать, о чём разговор, было невозможно. А когда вернулся, сообщил:
- Значит так, Зойка, ты приводишь себя в порядок и собираешь вещи. Я сейчас схожу к себе в клинику, решу все вопросы, а потом мы уедем с тобой к тёте Кате, на дачу. Приятель мой, что работает наркологом, сказал, что самым надёжным способом бросить это дело является ломка. Надо просто её пережить без посторонней помощи. И тогда у тебя будет шанс.

Лицо её бледное, измученное, вытянулось, губы задрожали. Девушка провела кончиками пальцев здоровой руки по щеке и подняла растерянный взгляд на Глеба.
- Думаешь, я справлюсь?..
- А у тебя есть другой выход?

В комнате повисла тишина, только на стене громко тикали старинные часы с маятником. В этот миг Зойка была такой несчастной, хрупкой и беззащитной, что сердце заныло, как от зубной боли. Глеб подошёл и сел с ней рядом на диван, взял её маленькую ледяную ладошку.
- Должна справиться, Зайка, должна. А я с тобой рядом буду. Вместе справимся.
- Хорошо, - кивнула Зоя и ткнулась носом в его плечо, - я справлюсь, справлюсь… Только ты не уходи.

http://proza.ru/2020/09/18/535