Синее небо над Синим морем. Глава 10

Я ничего не видела! Я бы никогда не поверила, что можно смотреть в упор и не видеть! Просто вот вообще, полностью, совсем. Мой организм, мой Ангел или мой Бог, не знаю кто из них, сжалился и опустил заслонку перед моими открытыми глазами и она, эта заслонка, закрыла от меня все, что происходило там. Она пропускала только одно - я видела глаза Армена. А в них не было боли. В них не было ни боли, ни страха, ни отчаянья. Ничего... В них было только небо, огромное, бесконечное, отрешенно-высокое. А потом они закрылись. Тихо, спокойно, как будто уснули...

Манекен испытующе выглядывался мне в лицо, по тараканьи шевелил лапками, но не найдя в моей, видимо вырубленной топором, физиономии ничего, что искал, развернул меня на 180 градусов и начал толкать к выходу. А я одеревенела. Были когда-то очень давно такие куклы, их делали из поленьев и прицепляли руки-ноги на шарнирах. Буратино. Вот я и стала именно такой - Буратиной и все во мне было деревом. Если бы меня сейчас оставили в покое, то я бы могла прорасти корнями на том берегу, где меня целовал Армен и осталась бы там навсегда. Качала бы кроной над его могилой, шелестела бы шёлковой листвой, склонялась бы, обнимала бы ветвями песчаный холмик, под которым лежал мой единственный любимый. Но нет... Не судьба. Жестокая она баба, судьба эта сраная, нет на неё управы. Малость какую и ту отнимет...

...

Манекен, втолкнув меня в спальню, закрыл шторы, бросил моё деревянное тело на кровать и долго изгалялся над ним, стянув идеально выглаженные штаны и жуткие красные трусы в жёлтый горошек. Моё тело безучастно подпрыгивало под ним, а я смотрела сверху и думала:" Какая же мерзкая и жирная у него ж... а. И бока. Рыхлые валики над рыхлыми булками. Наверное, когда он надевает свои красные трусы, то сзади становится похож на старый, больной ствол, в который врос мухомор... И как он казался мне худым?"

Натешившись, Манекен надел свои трусы и долго лупил моё деревянное лицо, от пощечин оно болталось из стороны в сторону, но даже не краснело. А чего краснеть дереву? Оно может только обуглиться, почернеть. И оно, правда, почернело. Я со своего наблюдательного пункта видела, как медленно наливается моё, ещё совсем недавно, белое и нежное личико, свинцовым цветом. Мне было даже интересно, до какой степени дойдёт эта синева.

Наконец, Манекен устал, сел на стул верхом, повернув его спинкой ко мне

-Хватит. Тебе ещё рожать. Или ты думаешь, скрыла? Ты дура. Полная. Ей тут жизнь райская светила, а она козью морду решила сделать. Дебилка...

Он хлебнул кофе, которая ему подала какая-то незнакомая женщина, похожа на генерал-лейтенанта, на которого натянули кружевной фартук. Мотнул в её сторону головой, прошипел сквозь зубы:

- Ефросинья. Фроська, короче. Вместо твоей Нинель. Свалила эта фря со своими дружками, медиками недоделанными, а тебя, да хахаля твоего эти дешевки нам в когти бросили. А не будьте имбецилами. Поделом.

Он цвекнул слюной из поганой пасти, попав точно на мою белоснежную подушку, ухмыльнулся.

- Поживешь здесь под её присмотром, пока рожа не заживёт. Вишь, не сдержался я. Эх... Подоишься тут, на дом будут приезжать. А потом поедешь в инкубатор. Ублюдка выродишь и в трап тебя. Придури кусок. Чао! Какао!!!

Он ушёл, а я продолжала сидеть на кровати, чувствуя, что мои деревянные руки-ноги совсем задеревенели и не шевелятся. Я безучастно позволила Фроське-генералу отвести себя в ванную, потом вытерпела вытирание-одевание и расчесывание... И только, когда большие тёплые ладони новой горничной поправили одеяло и ласково погладили мои растрепавшиеся после фена волосы, мои деревянные уши пропустили звук:

-Не бойся. Я с тобой.

...

Две недели полетели быстро, синева с моей кожи почти сошла, а макияж, который суперски делала Ефросинья, вообще творил чудеса. Я была готова к переезду, но эти, сверху, все тянули кота за хвост, все не присылали за мной. Горничная больше молчала, делала все очень хорошо, быстро и чётко, и улыбалась так - когда - то в моем далёком детстве так улыбалась моя бабушка - ласково и затаенно. Я уже знала, Ефросинья поедет со мной в инкубатор. Она вообще оттуда - из этого страшного места, где из женщин-коров изымают их. телят, а потом мамочек утилизируют. Уж не знаю как... Может растворяют? В серной кислота? А потом сливают в канализацию. Так, вроде, сказал Манекен?

Наконец, тот день настал.. Всё было очень буднично, Фрося собрала маленький чемоданчик с самым необходимым, усадила меня в карету скорой помощи, точь в точь, как там, в моем уже почти забытом мире, закрыла на все ключи мой дом, уже успевший стать родным, отдала связку Манекену. Потом села рядом со мной и Скорая повезла меня куда-то. И, похоже, безвозвратно... И только тихий снег медленно падал за окном машины и таял на стекле...