Вова Чума

I
«Старик совсем, наверно, плох,
И совестью своей страдает.
Вчера еще не пускал на порог,
Теперь же срочно вызывает
В свой шикарный особняк.
И что-то здесь совсем не так,
Где-то тут собака скрыта.
Никто не забыт, ничто не забыто.
А кого забывать? Если я
Из потомков лишь остался.
Забыть в свое время пытался,
Но зов крови сильней, чем душа,
С ее причудами шальными,
Да воображеньями большими».

II
Так думал парень молодой.
Рокер с хиппи в одном флаконе.
Его «Harley» - конь стальной
Летел вперед по трассе новой.
Скорость его не устрашала,
Стрелка спидометра дрожала,
Мелькали версты и столбы,
А мошкара и комары
О шлем насмерть разбивались,
Лепились в сказочный узор.
Перед ним лежал простор,
И он полетом наслаждался,
Потому, как русский он.
Куда не кинь, со всех сторон.

III
С героем своего романа
Я познакомил вас. Друзья.
Дед дослужил до генерала,
Отца же забрала война.
Мать пила, потом пропала,
Что с ней было, что с ней стало –
Не отвечал ему никто.
Много времени прошло.
Был обычным он ребенком:
В меру дрался и шалил,
И тайком в саду курил.
Едва вылезши с пеленок
Уж виртуозно матерился,
И с неохотою учился.

IV
Легко науки все давались,
Всего лишь нужно почитать.
И если б парень постарался –
То профессором мог стать.
Но к тому он не стремился,
И, слава богу, отучился.
Диплом красный получил,
Но работать не спешил.
И в кругу друзей своих,
Такой же легкой молодежи,
С головы до ног весь в коже
(Да прости меня мой стих)
Первой скрипкою играл.
Самый верный неформал.

V
Многое он знал отлично,
На арго и сленге говорил.
Но в компании приличной
Он даже образцовым был.
Он обсуждал любые темы,
И не было совсем проблемы
Вести по теме разговор,
И порой научный спор.
Востребованный был всегда,
В любое время дня и ночи.
Он, как первоклассный зодчий,
Лепил с себя Героя Дня.
То будет кратким реноме:
«Он – первый парень на селе».


VI
Хоть и не жил он на селе,
А в городской большой квартире.
Этот молодой рантье
Из денег не создал кумира.
Не шиковал, но и не жался.
В бутиках модных одевался,
Вкусно ел и сладко пил,
«Harley» и Mercedes» водил.
На вечеринках тасовался,
На светских раутах бывал,
Девчонок через день менял,
Потом тихонько «испарялся»,
Удовлетворив свой интерес –
Знакомство, легкий флирт и секс.

VII
День начинался его рано
(Ранней пташкою он был).
Вставал с широкого дивана,
Курил и кофе «Мокко» пил,
Или чай крутой заварки,
Потом зарядка, бег по парку,
Джакузи, полный марафет,
Затем «нырял» он в интернет,
Где надолго зависал,
Сайты часто он листая,
Всю информацию глотая,
Интеллект свой повышал,
Чтоб от жизни не отставать
И быть подкованным на «ять».

VIII
Кругозор объемным был,
И лексика вполне богатой.
Аглицкий каждый день учил,
Читал географические карты.
В политике умело разбирался,
С экономикой на «ты» общался,
Спорт, экология, науки.
Он в одиночестве не ведал скуки.
Кроссворды орешками щелкал,
Имел большую он библиотеку,
Аудио и видеотеки,
Значки и марки собирал,
И средь экспонатов этих
Встречались даже раритеты.

IX
Стихи порою, он писал,
Печатался в одном журнале,
Карикатуры рисовал
В полнее оригинально.
Он от футбола фанател,
И за «Спартак» всегда болел.
И с фанатами он иногда
Мчался в другие города,
Чтоб команду поддержать,
Пивка попить, подраться,
Потом тут же побрататься,
Связь через интернет держать.
Да и мобильник не молчал
И деньги пачками «съедал».

X
Любил Володя турпоходы,
С «тарзанки» прыгал много раз.
Имел ружье, любил охоту,
Белок бил он просто в глаз.
А уж на «Harley» то своем
Вован был богом и царем.
И вытворял он что хотел,
Авторитет большой имел.
Рисковал он безрассудно,
Авантюристом просто был,
Бесшабашно просто жил
В обнимку с ветерком попутным.
И потому его друзья
Звали за глаза «Чума».

XI
Когда-то дед его прозвал
За нрав его неукротимый.
Хлопот он много доставлял,
А вместе с ними и седины.
А взрослым стал – тем паче,
Такие выдавал задачи,
Что дед смириться не хотел,
И с любовью охладел.
Внука не желал он понимать,
И порою не пытался,
Каждый день лишь ругался,
Вся поминал «ядрену мать».
Жену не слушал он свою,
И линию все гнул в дугу.


XII
Глаза блестели все в злорадстве:
«Попомнишь, внук, еще меня.
Я все оставлю государству,
Ты ж не получишь и рубля.
По стопам матери пойдешь,
И до копейки все пропьешь,
Что заработал кровью я.
Сего не будет никогда!
Есть квартира, есть машина,
Что приобрел еще отец.
Дальше думай сам, юнец,
Хоть стать давно пора мужчиной.
И не надейся на меня,
Мне теперь ты – не родня».

XIII
Бабка только лишь вздыхала,
И слезы по ночам лила.
Она-то внука понимала,
И изболелась вся душа.
Обмануть смогла кручину,
И незадолго до кончины
Открыла в банке счет она,
Солидный вклад перевела.
И рантье Володька стал,
Дед напрасно только злился,
И все в суд подать грозился,
Когда об этом он прознал.
Юристы качали головой,
Смириться советуя с судьбой.

XIV
Что делать? Смирился генерал,
В особняк к себе уехал,
Где капитал свой прожигал,
Устраивая все утехи:
То петушиные бои,
То гулянья до зари,
То осушение болота,
То соколиную охоту.
Словно молодой кутил,
Короче, генерал старался,
Чтобы капитал и не остался,
И внук ничего не получил.
Да капитал был большой,
А сам он старый и больной.

XV
Упорно брали года свое,
Да и болезни накопились.
Дохнула «костлявая» в лицо,
И раны душевные открылись.
Лежит в подушках генерал,
О внуке, Вове, рассуждал.
Таких два разных поколений,
Как уж тут сойтись во мненье.
Одно – лишь памятью живет,
Иное – надеждами, мечтами.
Поют разными гласами,
И каждый свой крест несет.
А кровь одна. И зов ее
Обид сильнее все равно

XVI
Видеть внука желает сильно,
Помощнику уж дан приказ:
Привезти его на виллу,
А пока с глазу на глаз
Нотариусу дано заданье
Писать иное завещанье:
Всю недвижимость и капитал
Чуме Володьке оставлял.
В роду один он оставался.
Плоть от плоти, от крови кровь
И запоздалая любовь
Тоской зеленой откликалась,
Ложась на плечи бременем
За ненависть вне времени.

XVII
Нашли Володю без труда
(В Подмосковье колесил).
Свободолюбивая душа,
Да горячий пыл в крови.
Он сразу же поехал к деду,
Не чувствуя в душе победы.
Обиды как-то вмиг прошли
В объятиях большой беды.
Единственный из всей родни
С ним решился помириться,
Чтобы тут же испариться
С поверхности грешной земли.
«Harley»  во власти молодости
Бьет все рекорды скорости.

XVIII
Но как «Чума» не торопился,
Живым он деда не застал.
В печаль глубоко погрузился,
И слезы изредка ронял.
Вокруг менялись все картинки:
И похороны, и поминки,
Гости, речи и цветы,
И все в объятьях пустоты.
Потом нотариальная контора,
Бумаги, подписи, дела.
Пилигримом стал наш Вова,
Хлопот аж целая гора.
Старательно во все вникал,
При этом сильно уставал

XIX
В бизнесе Володя – дилетант,
Без Гермеса в голове.
Каждый человек – талант,
Но только на своей стезе.
Хотя Владимир и старался,
В дела вникнуть все пытался,
Голова лишь кругом шла,
Управу передал дела.
Сам, как и прежде, начал жить,
Только в особняк он съехал,
Где редко позволял утехи,
Чтоб только волком не завыть.
Жизнь – не детская игра,
И поумнеть пришла пора.

XX
Поселок, где снобы проживали
Звался громко «Поле чудес».
Так все его в народе называли,
А вокруг река, сосновый лес.
А вокруг такая красота:
Овраги, рощи и луга.
На речке пристань небольшая,
И тишина висит такая,
Что с непривычки даже жутко
После джунглей городских,
Воздух чистый бьет под дых,
Разыгравшись не на шутку.
Был это райский уголок.
Лучшее, что создал Бог.

XXI
Богачами все соседи были,
Не нуждались они никогда.
Тесно меж собою не дружили,
Лишь старики и детвора.
Но обычно каждую неделю
То праздник у кого, то юбилеи.
Весь поселок созывали,
Женщины нарядом шиковали,
Мужчины – яхтами, авто,
Про спорт и бизнес говорили,
Шумно пели, ели, пили,
Крутили модное кино.
Играли в теннис и купались.
Вообще , жизнью наслаждались.

XXII
Слали и Володе приглашенья,
Да только он все не спешил.
Не было веселью настроенья,
Смерть деда поубавил пыл.
Предпочитал он одиночество,
В лугах, где травы все колосятся
В лесу клубника поспевала,
Да речка неспешна бежала.
Он бродил, думал и мечтал,
Красотою тихой наслаждался,
Домой усталым возвращался,
Где до утра как мертвый спал.
Время шло, и утихала боль,
Взяло свое молодецкая кровь.

XXIII
В жизни случай решает все.
И не спрятаться, не скрыться.
Что свыше нам предрешено,
Тому и должны подчиниться.
Он Володю свел с Серёгой,
Пусть у каждого своя дорога,
Одиноко ей не виться до конца,
Когда с тобою рядышком толпа.
Они столкнулись на лугах,
Тет – а - тет, с глазу на глаз.
Общий язык нашли не сразу,
Хотя и были в одних годах.
Слишком разные они,
Как полюса одной земли.

XXIV
Сергей интеллигентом был,
Уже не в первом поколенье.
Все лучшее в себе таил,
С каким-то трепетным волненьем.
Он философию читал,
Стихи писал и рисовал,
И цель великую имел.
От «мата» девицей краснел.
В МГИМО учился на «отлично»,
На пианино сонаты играл,
В олимпиадах побеждал
В международных, заграничных.
И уж на много лет вперед
Жизнь расписана его.

XXV
На том заканчивалось сходство.
В  прочем – разные они.
Не любил Сергей сумасбродство
Никогда не пил он, не курил.
Был утонченной он натурой
Чужды были авантюры,
Дела рисковые, дурачество,
Поступки глупые, ребячество.
В рамках приличия держался,
И ни на шаг не отступал,
С жизнью в прятки не играл,
И безумно не влюблялся.
По плану жил он и дышал,
И антиподов презирал.

XXVI
Они в приятельстве сошлись,
От делать нечего сдружились.
И спорили всегда за жизнь,
Когда наедине сходились.
В тезисах легко купались,
Со стороны бредом казались,
Правда у каждого своя,
К единству не сходились никогда.
Каждый свое мнение имел,
И доказать свое стремился
Чума порой по-черному бранился,
Сергей, как девица, краснел.
Когда же спорить уставали
В теннис до устали играли.

XXVII
И вот два матча отыграв,
Они в бассейне искупались.
Физически сильно устав,
Покоем просто наслаждались.
Орандж попивали не спеша,
Роняли лишь редкие слова.
А тут и почта подоспела,
Среди газет конвертик белый,
В нем пригласительный билет.
Семья Шиловых приглашала
На праздник какого-то там бала
На ближайший уик-энд.
В программе ужин при свечах,
Да променад на катерах.
 
XXVIII
Сергей тут встрепенулся вмиг:
«Меня тоже семья приглашала.
Шилов – такой забавный старик,
А жена – прекрасная дама.
Двух дочерей народили они,
Протеже Великой Красы.
Впрочем, Мария не так хороша,
А вот Настюха – чудо душа.
Ты с ними еще не знаком?
О, это большая ошибка.
Какие глазки у нее! А улыбки?!
Непременно посети ты их дом.
Высшее общество. Элита там вся,
Даже нам с тобой не чета.

XXIX
Он в бизнесе большой талант,
Сейчас в политику он рвется.
В Госдуму метит коммерсант,
И, думаю, всего добьется.
Супруга тоже «на коне» -
Свой журнал и фотоателье.
С годами и Юдашкина затмит.
Нрав – как греческий гранит.
Про дочек уж сказал тебе.
Хотя двойняшки, но не схожи.
Анастасия, как миф, пригожа,
Ну, а Мария – так себе.
Вот к чему надо стремиться,
На лучшей партии жениться».

XXX
Чума сигарету прикурил,
На друга глянул с интересом:
«А говорил, что не любил.
Сейчас поешь ты мелким бесом.
Как сладко льются твои речи,
Просто украшают вечер.
Как блестит твой томный взгляд,
Что даже покраснел закат.
А помнишь, говорил ты мне,
Что любовь – для простаков,
Дегенераток там, и дураков.
Противоречишь сам себе.
А ну-ка, сотвори признанье,
Я весь горю, я во вниманье».

XXXI
Покраснел Сережка вновь,
Кончики усов щипая:
«Есть, конечно же, любовь.
Большая, великая, святая.
Я утверждаю, что она
Подчиняться разуму должна.
Не по порывам сердца жить,
Не всепоглощающею быть.
Должна иметь свои границы:
Кого любить, за что и как.
Влюбленный человек – чудак,
Так можно и пустоту влюбиться.
Контролировать надо чувства,
И не стать плодом безрассудства».

XXXII 
«Что? Так утверждаешь ты?-
Вскипел тут Володя Чума -
Мол, вот я выбрал плод любви,
И пойду по стезе до конца?
Мол, она красива и хороша,
Как Крез, богата и умна,
В округе завидная невеста,
И породниться было б честью?
А если в сердце пустота?
Если его ничего не тревожит,
Червяком сомнение гложет,
Как быть, мой друг, тогда?
Как заставить себя влюбиться,
Даже в самую прекрасную девицу?»

XXXIII
«Ну, ты даешь, мой милый друг.
Вопрос наивный и смешной.
Любовь не вспыхивает вдруг,
Влюбляться надо головой.
И романтизм тут не в счет
Должен голым быть расчет.
Что посеешь, то и пожнешь.
Иначе, жена жизни – грош.
Над чувствами хозяин я.
Ненависть, любовь, презренье –
Все в моем полном подчиненье,
И жизнь, и счастье, и судьба.
Прикажу – и из малой крупицы
Любовь большая зародится».

XXXIV
«Да, Сережка, ты силен.
Впервые слышу подобное я.
А ну, скажи в кого влюблен?
Или это просто слова?
Кажется, зовут ее Настей.
Неужели она так прекрасна,
Что сердце твое разбудила,
И лед вековой растопила?».
Друг вскипел, но вида не подал
«Да. Она прекрасна и красива,
Правда, немного шаловлива,
Но думаю, возьмут свое года.
Повзрослеет и наберется ума.
Надежный хранитель очага.

XXXV
«И в чем же ее шаловливость?
В поведении легоньком что ли?»
«Нет, что ты?! Детская игривость.
Да души необъятное раздолье.
В ней нет стержня, нету цели,
Хитрости и достойности дела.
Жизнь для нее, как игрушка,
Друзей заводит из ПТУ-шек.
С кем и здороваться не надо,
Второго сорта все они.
Нет душевной чистоты,
Нет твердого слова и взгляда.
Пройдет прошлогодним снегом
Бунт родительской опеке.

XXXVI
Надеюсь, она скоро поймет,
Что гусь не товарищ свинье.
Свинья грязь всегда найдет,
Как не учи ее чистоте.
От ничтожества она устанет
На прекрасное душа потянет».
«А тут как раз и ты,
Шампанское, круизы, стихи»
«Да, а тут как раз и я,
И, пожалуйста, без ироний.
Не я один в этом загоне,
И это правда не моя.
Оглянись на людскую породу.
Альтруизм давно уж не в моде».

XXXVII
«А что другая Шилова, Мария?»
«Мышка. Я ее так зову.
Может быть она и красива,
Не подчеркивает свою красоту
Косметики не ведает она,
И прическа – два «хвоста».
Лишний вес имеет небольшой,
И занята всегда ерундой.
Стряпухой у плиты пропадает
Салатики, торты, суфле.
Еще вышивает мулине,
И любовное чтиво читает.
Одним словом: примитив,
Нет исправленью перспектив.

XXXVIII
Не любит шумное веселье.
Сидит в стороночке всегда.
Без друзей и без общенья
Дикаркой выросла она.
Наверное, ей того и надо,
Щенок, попугай и котята.
Не удивлюсь, что в свои года-
Тайком играет в куклы она.
Такое будущее так не по мне,
Сам можешь в этом убедиться,
Если изволишь появиться
Ты на этом тожестве.
Ну и как? Согласен? Нет?
Пора давно вливаться в свет

XXXIX
«Наверное, не ошибаешься.
Хватит траур мне носить.
Жизнь, она ведь продолжается,
И деда мне не воскресить.
Праздновать – не горевать,
Ну, а сейчас пора в кровать.
Сегодня что-то я устал,
А завтра праздник, завтра бал».
«Тогда до завтра, Вальдемар.
А я пойду писать стихи.
Настюхи их преподнести,
Как богине сладкий дар»
Сергей ушел. И красота
За много верст стала видна.

XL
«Может, в чем-то прав Серега,
Но не по нраву что-то мне.
Не пойду я той дорогой
Даже будь одной на земле.
И тебе доказать я готов,
Что не подвластная любовь.
С судьбой играть опасно,
Заказным не может счастье.
Не планируется жизнь,
Обстоятельство и случай вечны.
Что в итоге там конечном?
Взлет? Или паденье вниз?
Никто не знает наперед,
Куда судьба нас завернет.

XLI
Мне твой не нравится снобизм,
Самоуверен ты без конца.
Законченный давно уж эгоизм,
И он не обрадует тебя.
А истинное счастье в том,
Чтоб одарять других теплом.
Есть Родина, семья, друзья,
Их осчастливишь – и тогда
Сам вкусишь ты наслажденье.
А радоваться лишь в уединенье
Утопия, да скользкая стезя.
Собью с тебя я эту спесь.
За «свиней» та будет месть.

XLII
Что предприму, пока не знаю.
Урок хороший преподам.
Комедию по нотам разыграю,
И положу к твоим ногам,
Чтоб надолго отложилось,
Чтобы вечно не забылось,
Что с судьбой играть нельзя
Чья бы то ни была душа.
Какой бы не был человек,
Бедняк ли, злой или плохой.
Этот крест, увы, не твой,
Манипулировать же – грех.
И не мое, конечно, дело,
Но грусть, тоста меня заела».

XLIII
Праздник пах издалека.
Звенела музыка, огни играли,
В один сливались голоса,
И знаменитости мелькали.
Видавши много, он растерялся,
В толпе же сразу потерялся.
У столиков его Сергей нашел,
К друзьям знакомиться повел.
В беседке молодежь сидела,
Пятнадцать человек всего,
Но их было слышно далеко –
Она неистово шумела.
С пользой время проводила,
Без конца анекдоты травила.

 
XLIV
«Всем привет! - Сергей сказал -
Знакомьтесь. Это – Вова Чума».
И вмиг затих шума шквал
Хлопьями повисла тишина,
Но на мгновенье, а потом
Заговорили все гуртом,
Кричал каждый имя свое,
Запомнить было нелегко.
Да Чума и не стремился,
Друзей своих вполне хватало,
Иных заводить душа не желала,
Присел в уголок и затаился,
Наблюдая за пестрой толпой,
Для себя творя вывод простой.

XLV
Настя, как чудо, была хороша,
До непонятной душеной печали.
Ее прекраснейшие глаза
Достойны были обложки журнала.
Само совершенство и красота.
Эту силу чувствовала она,
Комплименты, шутя, принимала,
С толпой поклонников играла.
Одно ее словечко, и они
Исполняли все ее желанья,
Всегда в эпицентре вниманья,
И в потоке стихов о любви.
Во взглядах, что ярко сверкали
Иногда и усталость мелькала.

XLVI
Совсем иной была Мария,
Нельзя ее «мышкой» прозвали.
Немного пуглива и молчалива,
Участья почти не принимала.
Сидела чуточку в сторонке,
Взглядом наивного ребенка
Наблюдала данный фарс,
И в глубине коньячных глаз
Вспыхивали и гасли огоньки.
И нужно было быть эстетом,
Чтоб за неприметностью этой
Рассмотреть всю прелесть души.
И разглядел все это Чума,
Но задачка иная была.

XLVII
Целью его был саботаж,
Сумятицу большую внести.
И едва изучив антураж,
Он к игре опасной приступил.
Прошли немногие мгновенья.
И стал он как центр вселенной,
Звезда его мигом взошла,
И Вова стал героем дня.
Он модерн с собою принес:
Шутки, частушки, эпиграммы,
Они  смешны, оригинальны,
Аж до коликов, до слез.
Он просто неотразимым был
Девчонок все в себя влюбил.

XLVIII
Веселье меж тем продолжалось,
Молодежь гуляла на реке,
Ели, пили, с  восторгом купались
Еще в неостывшей воде.
У доброй глупости во власти.
Володя видел, что Настя
Об ухажерах своих позабыла
На него свой взор обратила.
Слушала, затаив дыханье,
И приоткрыв влажные уста.
Но игнорировал ее Чума,
Других одаряя вниманьем.
На ушки что-то все шептал,
И гнев душевный пробуждал.

XLIX
Утром не успел проснуться Вова,
И процедуры водные принять.
С визитом пожаловал друг новый,
И по холлу стал нервно шагать.
От завтрака любезно отказался,
С нетерпеньем Чуму дожидался.
А Владимир все ел не спеша
Своего «мариновал» он дружка.
Наконец-то, вышел он в сад
И пошел к Сергею на встречу.
У того тряслись в гневе плечи,
И был далеко не радужным взгляд.
Сдерживало воспитанье и честь
Чтоб сразу в драку не полезть.

L
«Ты был вчера в ударе, Вова.
Слово честное, не ожидал.
Да у тебя талант Казановы,
Ловко ты девчонок прибрал.
Успех имел ты огромный,
Влюблены в тебя поголовно
Разговоры только про тебя,
Словно ты – Мега звезда.
Но ты слегка переиграл,
Во всем, друг, мера нужна.
Теперь все жители села
Тебя вряд ли пригласят на бал
Ни на юбилей, ни новоселье,
Ни на поминки, ни на рожденье.

LI
Потому, как считают тебя
Не слишком высокого рода.
Твои одежды, жесты, слова
Так и пахнут простонародьем.
Опасенье всю элиту берет,
За версту снобизмом несет.
Видеть снова тебя не рады,
Теперь ты – персона нон грата.
Ты сам виноват, согласись.
Было необдуманным решеньем,
Я приношу свои сожаленья.
Что поделать, такова жизнь.
Придется уезжать тебе,
Ибо трудно быть в этой среде».

LII
Вова Чума лишь усмехнулся,
Да пепел с сигареты сдул.
«В какие небеса ты метнулся?
А палку не слишком перегнул?
Да и пусть, все не любят меня,
Особняк я не продам никогда.
Пред злобой общей не отступлю.
Буду жить я там, где захочу.
Что ж касается приглашений –
В них особо не нуждаюсь я.
Есть у меня старинные друзья,
Они и обеспечат настроенье.
Пусть они из самого дна,
В них правда жизни заключена.

LIII
Они не врут, не притворяются,
Они открыты и честны.
Всегда от души улыбаются,
И слезы настоящие льют они.
А впрочем, Настенька Шилова
Обо мне мнения другого.
Вывод толпы ее не пугает.
Она меня к себе приглашает.
И не в праздник. Просто так,
На чашку кофе, на рандеву,
Прогулки по реке, в лесу,
Хоть я не гений, но и не дурак
Отказываться от приглашенья.
Это чистой водицы везенье»

LIV
Тут Серега и взбеленился,
На скулах заходили желваки,
Десять раз в лице сменился,
До хруста сжались кулаки.
Вид его был столь ужасен,
Плескалось из него опасность.
Володя отступил на шаг,
Мелькнуло изумление в глазах.
«Чего задумал ты, плебей,
Жук навозный и ничтожество,
Ты не достоин даже отчества,
Лишь кличкой сук и кобелей
Свиное рыло, а все туда,
Да кто же примет там тебя?»

LV
И вновь лишь усмехнулся Чума,
Успев до селе растеряться:
«Ах, какие ты знаешь слова!
Не боишься ими замараться?
Или пока не видит никто
Демонстрируешь свое лицо,
С запашком ты душу обнажая,
Интеллигентность всю теряя?
Со стороны посмотри на себя,
Сам себя бы ты возненавидел.
Я даже такого не предвидел.
Может тогда, и подеремся слегка?
Один на один, на кулаках,
Что-то не вижу желанье в глазах?»

LVI
«Ну, уж нет, не буду руки марать.
Навозом испачкаться противно.
Мужлану меня не испугать,
Триумф я чую интуитивно.
Я – хозяин, и музыка моя.
Тебе не подняться уже никогда.
Жаль, но бабы этого не понимают,
А потом всю жизнь страдают.
Настю трудно переубедить,
Но я приложу все силы.
В ее глазах твой образ милый
Смогу до правды обнажить.
Она тебе ведь не нужна,
На глупость толкает тоска.

LVII
Лучше путным делом займись,
Чем считать любовные победы.
Не заметишь, как промчится жизнь»
«Да не нужны мне твои советы.
Хуже редьки ты мне надоел,
Твое  хамство я долго терпел.
Чувства юмора в тебе ни на грош,
Моей ты правды не поймешь.
Твоей правды не понимаю я.
Хотел отступить, теперь не стану
Все пойдет по намеченному плану,
Все грехи спишет война.
Сегодня у Насти барбекю?
Надеюсь увидеть там рожу твою»

LVIII
Володя, развернувшись, ушел,
А чувства в груди, аж, кипели.
На душе было так не хорошо,
Слова Сергея сильно задели.
Он держался из последних сил,
С трудом оскорбленье пережил,
Голос разума все отгонял,
Крику чувствам лишь внимал.
Налетела на камень коса,
И искры темноту озарили.
Еще вчера приятелями были,
Теперь между ними война.
И было опасенье тому,
Что переступят они все ж черту

LIX
Володя снова в ударе был,
Вновь в самом центре вниманья.
Оригинально и галантно шутил,
Находя у девчат пониманье.
А вот парни тихонечко злились
Открыто выступать не стремились.
Сергей, вообще, был не причем,
Взгляд его горел огнем.
Несколько раз попытался
Лидерство вновь захватить,
В иное русло беседу пустить,
Но терпел он только фиаско.
Разочарованный он с сторону сел,
Пожух он как-то, и посерел.

LX
Лишь к утру разошлась молодежь.
Чума возвращался домой.
На душе была легкая дрожь,
Слушал шорохи он за спиной.
Не сдержат возмущенье свое,
Нападают по первое число,
Что б ни лез в чужой монастырь,
 Не диктовал свой им псалтырь.
Но висела за спиной тишина,
Лишь ветерок листвою играл,
Да где-то петух отрешенно кричал,
Да плескалась в речке вода.
Осталась немного до дома, и вот
Чья-то тень мелькнула у ворот.

LXI
Вышла в свет яркого фонаря.
«Мария?! - Володя изумился -
Ох, и напугала ты меня,
Я испариной весь покрылся.
Что делаешь в столь поздний час?»
И в глубине ее коньячных глаз
Струился добрый, нежный свет,
Тая в себе большой секрет.
Лицо ж румянец все залил.
Такая дивная была картина.
От восторга сердце защемило
И он же горло перехватил.
Понять можно без лишних слов –
В глазах плещется любовь.

LXII
Когда Володя это осознал,
Сорвался с губ стон сожаленья
Не о таком он финале мечтал,
Не к тому было стремленье.
«Мария, - он мягко произнес –
Поверь, мне жаль тебя до слез.
Прости меня, такого дурака,
Пойми, что не достоин я тебя
Ни слез, и ни твоей любви.
Ты – ангел, я же – сатана,
Слишком черная душа моя,
И непростительны мои грехи.
Кто разделит со мной дорогу,
Жизнь покажется мученьем долгим.
 
LXIII
Со мной общаться-то опасно,
А не судьбу свою связать.
А я хочу, чтоб твои глазки
Как сейчас продолжали сверкать.
Я все честно тебе говорю,
Что осчастливить тебя не могу.
Не могу такой жертвы принять,
Я перестану себя уважать.
Жизнь твою я в ад превращу.
Подумай о том, и беги.
Ты достойна великой любви,
Которую я дать не смогу.
И прости меня за то,
Что сердце растревожил твое»

LXIV
В слезах Мария убежала,
А Чумы оставили все силы.
Долго сердце в груди трепыхало,
Болью разливалась обильной.
Полпачки за раз искурил,
Пока душой в себя приходил,
Потом в дом вошел не спеша,
И вновь округлились глаза:
Настя в гостевой восседала,
Одна, в сумерках зари,
И в этой кромешной тиши
Журналы старые листала.
Аромат сигарет с ментолом,
Да бутылка бренди знакомой.

LXV
Не спеша она глаза подняла,
Улыбка губ коснулась слегка;
«Я ждать, Чума, тебя устала,
Где ты бродишь допоздна?
Сама себе вот разливаю,
И вино твое легко глотаю,
Не стыдно одну оставлять,
И ночи любви долго ждать?»
От таких прямых откровений,
В горле пересохло у него,
В глазах на миг стало темно,
Но в руки взял через мгновенье.
Подошел и плюхнулся рядом,
Встретившись с желанным взглядом

LXVI
«Тебя, Настя, не смущает то,
Что с другой я был на свиданье?»
«Да мне как-то все равно,
Ведь речь не идет о венчанье.
Я просто тобою увлечена,
И может, чуточку влюблена.
Себя на мыслях порою ловлю,
Что рада с тобою связать я судьбу
Но согласись: гармония нужна,
Во взглядах, поступках, во всем.
А вдруг в сексе мы не подойдем?
Так, где тут спальня у тебя?
А! наверное, на втором этаже.
Поспеши, я почти уже в неглиже»

LXVII
Она встала, грациозна ушла,
В глазах и жестах желанье читалось.
У него огнем горела голова
И сердце бешено трепыхалось.
Он виски так сильно сжал,
Залпом осушил до дна бокал,
Тепло по жилам побежало,
Остатки сомненья разгоняло.
На сердце вдруг стало легко.
Вскочил, вслед за ней помчался.
А если б на миг задержался
Да выглянуть вызволил в окно:
Там Сергей наблюдал за ними,
И был он и бледным, и синим.

LXVIII
На исходе следующего дня,
Когда в сад он вышел прогуляться.
Не на месте находилась душа,
Сердце продолжало трепыхаться.
Была в душе непонятная тревога,
И тут на тропе увидал он Серегу.
С небольшим футляром в руках,
И с яростью огромной в глазах.
«Нужно надо поговорить наедине,
Что б ни видела твоя прислуга,
Это важно очень. То не докука.
И поверь, что не до шуток мне»
«Во флигелек тогда пройдем,
Мы там останемся вдвоем».
 
LXIX
Голос внутренний ему говорил,
Что намечается серьезно очень,
Но Чума совсем не шутил,
Как и Сергей, между прочим.
В пристройке они были вдвоем,
Расположились за круглым столом,
И время некоторое просто молчали,
Друг друга взглядом изучали.
«Знаю, что этой ночью было,
Опустился до слежки я.
Зато на многое открыл глаза,
Хоть и больно мне невыносимо.
Настя, ведь, была пьяна,
А значит, вся твоя вина.

LXX
Думал: ты человек благородный,
И ее прогонишь со двора,
А ты, как упырь, бесплотный,
Похоть свою утолил до конца.
Говорю тебе без всякой лести,
Может, осталось в тебе чести.
Давай же узел с тобой разобьем,
На место на свете мало вдвоем.
Один из нас должен уйти,
Не просто уехать и скрыться.
Предлагаю одному застрелиться,
И покинуть поверхность земли.
Сыграем в русскую рулетку,
Потому и принес пистолет я.

LXXI
Здесь в футляре два нагана,
И по патрону одному.
Выйдем в рощицу мы рано.
Играть в смертельную игру.
Только каждый из нас заранее,
Всем живым даст посланье,
Где без взаимных обид,
Напишет просто: суицид,
Чтоб даже тени подозренья,
Не упали друг на друга.
Только так выйдем из круга,
И разрубим все сомненья.
Что имеешь ты сказать?»
«Акунина много вредно читать.

LXXII
Что за дикость ты сочинил?
Головою ты не ударялся?
Романтизм в тебе перебродил,
Ты в детстве еще задержался.
Уже XXI век во дворе,
А ты задуман такое антре,
Женись-ка быстрее на Насте,
И куйте мещанское счастье.
Лично она мне не нужна,
И мешать я вам не стану,
Как сон дурной, в Лету кану,
Не попадусь вам на глаза.
Зачем с того нам стреляться,
Над футуризмом насмехаться?»

LXXIII
Сергей вскипел словно вулкан,
Слова его жги как лава:
«Я думал, ты настоящий пацан,
А ты как кисейная шалава.
Может, секс для тебя и пустяк,
Партнерш меняешь просто так.
Ради азарта и души упоенья,
У меня иное мировоззренье.
 Настя? Пусть как хочет, живет
Ты ж меня в дерьме извалял,
Я такого никому не прощал,
Душа огнем меня жжет.
Или ты, плебей, испугался,
Да в штанишки обложался?

LXXIV
Из грязи вышел только в князи,
Только жить красиво начал.
Знай, что свинья – всегда свинья,
Хоть приукрась ее иначе,
Хоть излечи ее от соплей
Хоть водою из Кельна облей.
Жизнь не сказка, ни кино.
Грязь найдет она все равно.
А где грязь, там и ты, Чума.
Удачное у тебя погоняло,
Не в бровь, а в глаз попала,
И такая же натура твоя.
Трус и сопляк, вшивая шавка,
Не мужик, а половая тряпка!».


LXXV
«Хватит!» - Вова стукнул кулаком,
Аж бокалы на столе зазвенели.
«Не для того пригласил тебя в дом,
Чтобы зубы твои тут скрипели,
Чтоб из уст твоих сочилась грязь,
Тоже мне нашелся князь.
Давай один мне пистолет.
Завтра лишь придет рассвет,
Буду ждать в роще тебя,
Иди и завещание пиши,
Так быстрее промчатся часы,
Чего трепаться без конца».
На столе остался пистолет,
На все вопросы – один ответ.

LXXVI
В разгар зари роща красива,
Густая висела тишина.
Ветерок осторожно, игриво
Проносил над миром облака.
Красотой Володя любовался,
Первой сигаретой наслаждался,
Когда за спиной услышал шаги.
В дивный час повстречались враги.
Каждый свое письмо прочитал,
Где винил в суициде себя,
Патроны проверили не спеша,
Каждый в наган свой вогнал.
Все три шага разделяло их,
Счет вместе повели на «три».

LXXVII
Раз! Гулко цокнули курки,
Громко в тишине прозвучали.
Они стояли vis – a - vis,
И словно на погосте молчали.
Два! Опять вздрогнула тишина,
Удары бойков приняла пустота.
Три! Тут выстрел прозвучал,
И эхом отразился он от скал,
Что были на другом берегу.
Воронье вмиг закружилось.
Одно сердце тревожно забилось,
Другое встало на полном ходу.
Брызнула кровь росой по траве
Соловей замолчал где-то листве.

LXXVIII
Как пьяный, Чума вернулся домой
Закрылся в каминной, глотая вино.
Его знобило столь жаркой порой,
И в камине догорало письмо.
«И зачем пошел на это я?
Почему его обидные слова,
Так крепко в сердце засели,
Слова же разума вмиг онемели.
Кому доказал суть я идей,
Почему я остался живой.
От меня и пользы никакой,
Он мог много сделать для людей.
Не то, что я. Пустое место.
Боже мой! Как все не честно.

LXXIX 
Мог поэтом, художником стать.
Атташе, дипломатом, послом.
Рапсодию – шедевр написать,
Быть полезным в мире большом.
Прославить и страну, и себя.
Но разве на это способен я?
Ничего не умею, ничего не могу,
Паразитический образ жизни веду.
Прожигаю деньги, и те не мои,
По жизни иду, кувыркаясь.
Так почему она мне досталась?
Вот такая шутка судьбы.
Знать дает мне шанс один:
По-иному в жизнь идти».

LXXX
Давно с погоста все ушли,
Один Володя лишь остался.
Вдруг рядом раздались шаги.
Обернулся, и с ней повстречался.
«Во всем виновата я одна -
Шепчет Настя, чуть дыша. –
Меня любил он, я ж смеялась.
Теперь ушел, а я осталась.
Как дальше жить теперь, не знаю.
В монашки что ли мне пойти,
Чтоб отмолить все грехи?
Сама себя я сильно презираю.
Но еще больше ненавижу тебя.
Зачем же ты приехал сюда?

LXXXI
Зачес с тобою повстречалась?
Раньше было все понятно мне.
А теперь, как дитя, растерялась,
Оказавшись в огромной толпе.
Каждый должен знать свое место,
Я твоею не буду невестой,
Да и ты, ведь не любишь меня,
Лишь жизнь покалечим зазря.
Мы же только развлекались,
А видишь, какая цена,
Нам поумнеть давно пора,
Хотя бы на самую малость.
Прощай, Володька Чума.
Надеюсь, больше не встречу тебя»

LXXXII
Такая на сердце была пустота,
Хоть волком вой и кричи.
Уехал он, куда глаза глядят,
В погоне за покоем души.
На «Harley» сутками гонял,
На вечеринках разных пропадал,
Турне совершил по Европе,
По Руси катил автостопом,
На каноэ сходил по реке,
С парашютом прыгал, на «тарзанке»
Города, деревни, полустанки,
То здесь его встречали, то там.
Адреналином лишь питался,
С души камень снять пытался.

LXXXIII
Так промчалось года два,
Владимир вернулся домой.
Успокоилась немного душа.
Пришел долгожданный покой.
Казалось, цель жизни обрел,
И дорогу к ней он нашел,
Как себя в этом мире обрести,
И добро всем на свете нести.
Чтоб умереть не страшно было,
Не покраснеть на смертном одре.
Со светлым желаньем в душе
Приехал в поселок красивый,
Который еще больше стал,
Как весенний цвет благоухал.

LXXXIV
Два дня не выходил из дома,
В текущие дела вникал.
Как водится, опять по новой
Мир бизнеса себе открывал.
Управ его был идеал,
И бизнес просто процветал,
Постоянно прибыль росла,
Пополняя в банке счета.
На метил он на воскресенье
Устроить у себя прием.
Всем, с кем был Чума знаком,
Послал официально приглашенья.
Первые в том списке были
Сестры Шиловы, Настя, Мария.

LXXXV
Кто не любит на Руси погулять?
Только у кого голова с изъяном.
Не приходится не единожды звать,
Полный дом гостей у Вована.
Любопытство распирало всех:
Где пропадал два года человек,
Его так сильно изменили года,
Даже седина блестит у виска.
И праздник удался на славу:
Фейерверки, изобилье стола,
Поп-группа в топе была,
В брюликах переливались дамы
В смокингах щеголяли мужчины,
И беседы о высоком плыли.

LXXXVI
Анастасию Володя сразу узнал,
Она почти не изменилась.
В глазах блеск озорной сиял,
Улыбка ослепительно искрилась.
Она шутила, она смеялась,
За локоть муженька держалась.
Он сыном был звезды экрана.
И все при нем, все без изъяна.
Высокий, статный и красивый,
Болезнью звездной не страдал,
И так красиво танцевал,
И в меру был он молчаливый.
Бросалась счастье их в глаза,
Пара поистине под стать была.

LXXXVII
Зато Марию было не узнать,
Время над ней постаралась,
Проявилась грация и стать,
Нежность в глазах заплескалась.
Косметика и, правда, волшебство
Преобразили полностью лицо.
Прическа, фитнесс, легкий бег –
И ты другой уж человек.
Сестренку даже Мария затмила.
Сама свежесть, чистота, красота.
Нелегко было отвести глаза,
И сердечно по-другому заныло.
Володя, как школьник, краснел,
И слов подобрать не сумел

LXXXVIII
На помощь пришел бокал вина,
Да забытый талант Казановы.
В душе его проснулись слова,
И выплеснулись с силой новой.
«Тот вечер вспоминаю вновь,
Когда в глазах твоих любовь.
И мне нужны были года
Понять, каким был глупым я.
Как мог тебя я оттолкнуть?
От любви отвернуться? Не знаю.
Теперь же безумно страдаю,
И хочется мне все возвернуть.
Дай шанс с нуля все начать,
И любовь свою доказать».

LXXXIX
Улыбнулась Мария слегка,
То грустной вышла улыбка:
«Прошлое уж не вернется никогда,
И не исправить те ошибки.
Я замужем. Уже три дня.
Я до последнего тебя ждала,
Надеялась, верила, любила,
А теперь прости, мой милый.
Изменить уже ничего нельзя,
Мы потеряны друг для друга.
Я буду верною супругой,
Так, увы, уж воспитана я.
Может, благосклонен будет рай.
Ну не на свете этом? Прощай.

XC
Она повернулась и тихо ушла.
Сразу потускнел этот праздник,
Очарование сгорело дотла,
Померкли, пожухли все краски.
А душа слезами облилась,
В истеричном смехе зашлась.
Надежда последняя сгорела,
Ни цели не осталось, ни дела.
Осталось в прошлом в одночасье,
Ни брода, ни парома, ни моста,
И впереди – черным чернота,
Да осколки разбитого счастья.
Мыслишка билась все у виска:
«Куда же пистолет запрятал я?»

XCI
Бессонница всю ночь его терзала,
Совесть не давала ему сна.
Он прожил жизнь свою с начала,
И тоски не видно той конца.
И не хватило смелости ему,
Поднести пистолет к виску.
Сам себя довел до коленья,
И к утру созрело решенье.
Нотариуса он в себе призвал,
С ним отказную сочинили
Все, что предки его нажили,
Он в детские дома завещал.
Сам же налегке, пешком
Навек покинул этот дом

XCII
Он уехал в Сибирь, деревушку,
Что затерялось где-то в тайге.
Поселился в ветхой избушке,
И работу нашел по душе:
С ружьем он тайгу обходил,
Зимою животных кормил,
От браконьеров их охранял,
И неделями там пропадал.
Ни с кем в деревне не дружил,
И только с собакою своей
Говорил по великой нужде.
Усы с бородой отпустил.
Что было дальше? Не знает никто.
Это было недавно, а может давно.