Лепной волк

      
       В девятом часу мозглого ноября високосного крысиного года из окна желтушной постройки на берегу залива повалил дым. Тошнотворный зловещий запах, разнесённый северным ветром, наверняка привлёк бы внимание незащищённого или верноподданного носа, однако таковых поблизости уже не было: флора заледенела, и на низком прибрежье, казалось, ни один любитель или уполномоченный не тянул более канитель своей садовой или иной нордической борьбы - одни уехали, другие улетели. Но удалились не все. Мышастая персона канула с ветки от этого резкого фетора, не вовремя захлопотала тем, что осталось, да и каркнула – в последний раз. Тут прянула наружу забитая тряпьём рама с осколками форточки и к свету выставилось слоновидная личина. Энергично мотая хоботом, личина затрубила:
     - Шпру-ут! Шпру-ут!
     Если не умеешь читать в головах или проникать сквозь иное, все субъекты в противогазах  выглядят на одно лицо. Во избежание путаницы на сером лбу незнакомца синела надпись «Мой». На плечах висела пятнистая преувеличенная телогрейка, рукава её были подвёрнуты до локтей и тощие бледные руки, выглядывавшие из этих рукавов, тоже были в тёмных, но уже упорядоченных пятнах, похожих на цепочки следов, неоднократно оставленных неким шестерёнчатым механизмом. Выждав немного, незнакомец затрубил в хобот ещё громче, ещё призывнее.
     - Шпру-у-ут!
     Из клубов фиолетово-сизого дыма отвечало грохотом падающих тазов, далее проявилась новая сущность, такая же хоботоносная как Мой, но меньших размеров, похожая на его недокормленного детёныша. В руках недоростка трепыхалось нечто, напоминающее истончённого обезлапленного крокодила, из пасти которого и струился дымовой поток. Недоросток с натугой пристроил дымоводную голову на подоконник и замер, навалившись туловищем на её загривок и шею. Ещё с четверть часа из рептильного рта истекал чад, однако с каждой минутой струя становилась всё меньше и меньше, пока наконец не прекратилась совсем. Всё это время фигуры оставались неподвижными. Меньший полулежал, усердно придавливая пресмыкающееся. Больший стоял, скрестив руки на груди подобно металлическому Буонапарте близ заведения  «Бивуак императора» в Ватерлоо. Он смотрел на восход - в стеклянных орбитах на резиновом лице отсверкивало ядовито-красное зарево востока.
               


2


    Уже луна выглянула из-за кривого развесистого растения близ постройки на берегу, когда двое сели обедать. По случаю очередного эксперимента на верстаке были яства: столовый хлеб с ливерной колбасой, ленточные ванильные сухари, раковые шейки, кажется, от самого Жоржа Бормана, даже антикварную банку кильки старший выставил на поляну. Пили китайский плиточный чай середины века, беседовали.
    Снятые резиновые образины проветривались в районе печки, обезличенные лица обрели индивидуальность. Это были естествоиспытатель Виктор Иванович  и его помощник Алексей, вылитый Виктор Иванович, правда, моложе, на пару голов ниже, да и куда как уже в плечах. Оба рыжие, жилистые, длиннорукие, будто выпиленные из одного полена, вследствие чего, возможно, материала и не хватило на двоих. Однако присмотревшись, можно было заметить, что это всего лишь физико-химический налёт. Карма-йог Москворецкий называл это флёром практической науки или майей метафизического натурализма, тогда как супруга его считала, что эти двое всего лишь погрязли и что эти рожи давно пора вывести на чистую воду, да и отмыть. Несмотря на подозрения, ни в чём предосудительном экспериментаторы доселе не были примечены, тогда как член садового товарищества господин В. И. Стелюг взносы платил исправно, свой сектор канавы своевременно очищал, и в разрушении дороги автотранспортом замечен не был.
      - Вектор Иваныч, а если бы в морфопласт капель восемь гептильного добавить?
      - Пожалуй.
      - А если фильтр поменять?
      - Можно.
      - А если ашку насыпать? У Боцмана наверняка есть. Да, - мечтательно прихлебнул младший, - у Боцмана всё есть. Я… я…
     Старший взглянул на помощника. Пир только начинался, а широко расставленные глазки подручного уже осовели: под стёклами сильных очков младшего научного работника хорошо различались затуманенно-томные очи нетрезвого поросёнка. «Больно разговорчив стал, - подумал Стелюг, - опять, видно, прикладывался к заветному. Панибратства не допущу!». Но вслух произнёс иное.
      - Не говори, мой друг, как немец. Добрый учёный, известное дело, подвержен влиянию красоты, а не богатства.
      Настроение у Виктора Ивановича было приподнятым. И он сквозь пальцы посмотрел на нежданную разговорчивость обычно молчуна. Несмотря на все трудности и мытарства, векторно-финитивный метод работал. Да, работал. И это в очередной раз подтвердил сегодняшний эксперимент. О том, в чём заключается сущность метода, Стелюг предпочитал не распространяться. Лишь посвящённый Алексей обладал определённой информацией на этот счёт.


3

          Теория метода, по мнению Шпрута, сводилась к единственной формулировке, которую подручному однажды удалось подсмотреть в записях шефа: «Векторно-финитивный метод - испытания по прекращению длительного взаимовоздействия посредством достижения F. Скорость и шаг могут меняться по величине и направлению вплоть до…». Далее шли какие-то каракули, смысл которых расшифровать не удалось. На практике шеф вместе с его методом нередко представлялся Шпруту в виде ржавого статуарного мужчины с крупным тараканом на поводке. Как правило, это происходило во сне, картинка была мутной, поэтому рассмотреть, кто кого выгуливал и кто был шефом, удавалось не всегда.   
        Вот уже второй год под руководством Стелюга они неутомимо смешивали и нагревали различные вещества в поисках Состава. В конечном итоге Состав должен был получиться недорогим, многоцветным, достаточно жидким, чтобы хорошо заполнять даже мелкие детали формы, а после застывания обладать прочностью гранита. По крайней мере, Вектор формулировал ближайшую задачу именно так.
        Иногда новые массы приходилось дробить, измельчать в порошок и замораживать, иногда месить руками или ногами. Последнее Шпрут, мягко говоря, не любил. В силу некоторых рукотворных обстоятельств, его правая нога была несколько вывернута вбок, а левая заметно короче. Это сказывалось как на скорости передвижения, так и на производительности, но ничуть не смягчало руководителя, который требовал безусловного выполнения заданий.
        Кандидат химических наук Алексей Андреевич нередко приходил в ужас: его учёному руководителю не было дела до основных величин физической химии, гибридизации орбиталей или степени окисления элементов. Шеф презирал классификацию неорганических веществ и отвергал генетические связи органических соединений. Даже в саму Растворимость, не говоря уже об Осаждении или Гидролизе солей, Стелюг не верил и вникать не желал. Как-то раз кандидат наук попытался донести до босса один важный окислительно-восстановительный нюанс. К несчастью, это послужило катализатором антинаучного пароксизма. В результате бурной реакции Шпрут оступился в осадок. И потом долго отмывался.
        Временами Шпруту казалось, что в плавильный котёл Опыта без разбору бросается всё подряд. Без соблюдения пропорций. Немыслимое, несовместимое, неопределённое. То, что шефу попадалось на глаза, под руку или под ногу. Загадочное по вкусу, незнакомое по запаху, странное по цвету. Это могла быть улитка, щепотка алюмокалиевых квасцов, старая гайка, содержимое банки с надписью «Трилон Б», иное. Всякое. Закладку продуктов шеф всегда вёл только сам. Какое-либо участие в данном процессе запрещалось, малейшее своеволие вытаптывалось на корню. Однажды, когда Шпрут, движимый лучшими побуждениями, попытался влить в ёмкость с известным газом несколько капель аммиачного раствора хлорида меди, разразился скандал, в результате которого его чуть не уволили…
... ... ...



... ...









Игорь Вящвага