учительница ругается

               
                «Учительница ругается»
                (рассказ)


Ирина Ильинична недавно сделала неутешительный вывод: времена существенно изменились и не в лучшую сторону. Миллениум окончательно перетряхнул былые порядки. Вот раньше. Было понятно, на какой ступени стоит ученик, на какой – учитель. А теперь?
Его величество Капитализм вальяжно ступил на великую российскую землю. Проклятые буржуины прямо и бесповоротно обратили в свою веру российских школьников. Понятия «фарцовка», «спекуляция» подверглись в сознании огню. Из их пепла возродилось понятие «бизнес». Мелкий бизнес или крупный, дело десятое. Лишь бы приносил доходы, которые и делают обыкновенного человека принцем.
   Ирина Ильинична принцев и принцесс открыто презирала. Она называла их «великими комбинаторами» и, улыбаясь, обещала написать продолжение «Золотого теленка», где главными героями станут эти «недоучки».

К своему затрапезному виду Ирина Ильинична привыкла за много лет. Пахнущие нафталином фасоны ее платьев не смущали хозяйку, обшарпанная обувь лишь придавала гонору: «Я живу на зарплату, не то, что некоторые…»
Под «на зарплату» подразумевалось «честно».
   У Ирины Ильиничны были и муж, и дети. Их тоже надо было кормить и одевать.
  А школьников, похоже, это обстоятельство не утешало. Они посмеивались над старомодной историчкой и называли ее многозначительно – «Нина Ричи». Стало обычным говорить: «Ты чего такое дерьмо на себя напялила? От Нины Ричи, что ли?»
Во время уроков то и дело раздавались звонки сотовых телефонов, чем выводили из себя учительницу. «Отключайте сотовые на время уроков или напоминайте о тактичном поведении знакомым. Существует же школьная этика», – постоянно говорила Ирина Ильинична ученикам. Бесполезно! Как будто в пространство неслись ее пожелания. Нелли Симонова, госпожа у своих родителей, игнорировала замечания Ирины Ильиничны, считая их несправедливыми. «Просто у вас нет сотового, вот вам и завидно», – заявила она однажды Ирине Ильиничне. Симонову обожали бабушки и дедушки, даря на празднике отнюдь не детские украшения. Симонова ходила вся в золоте. Именно про таких говорят : «Золотые руки».   

На Восьмое марта десятый класс преподнес Ирине Ильиничне журнал мод «Бурда». Но Ирина Ильинична не заметила подвоха, зарделась, сердечно поблагодарила детей за внимание. А на день рождения она получила в подарок какие-то пахучие крупные таблетки от моли! И так обрадовалась! «Я мечтала об этом! Как практично, боже мой!» Класс даже растерялся от такой реакции. И тогда ей на стол положили бусы из мышиных ушей. «Как оригинально…», – прошептала Ирина Ильинична. Она осторожно завернула бусы в бумажку и положила в свой портфель. Всеобщий вздох разочарования не промедлил взметнуться к потолку.

… – Кто не слышал звонок?!
Твердый холодный голос заставил вздрогнуть. Десятый класс замер. Высокая, прямая как палка, учительница истории властно вошла в кабинет и решительно прикрыла дверь.
– Вас не учили приветствовать учителя стоя? – спокойно поинтересовалась она и как заорет: – А ну, встать всем!!!
Разношерстные ребята вразнобой поднялись из-за парт. Они напоминали давно не стриженый густой-прегустой луг, где высокая трава перемежалась с коротенькой. Ввиду переходного возраста, одни подростки уже успели созреть и смело назывались юношами и девушками, некоторые умудрились еще и перезреть (Волошин вымахал в огромного дядьку), но были и такие, которых логично называют мелочью, вроде того «гороха» который сортируют отдельно от крупной картошки.
– Садитесь, – разрешила учительница.
Класс с грохотом бухнулся за парты.
Историчка медленно, почти по-театральному, подняла накрашенные до нельзя ресницы и уставилась на Осокину, признанную школьную красотку. Учительница сдержанно улыбнулась. Осокина заискивающе ответила тем же.
– Кому-то здесь весело?
В голосе исторички прозвучала явная угроза.
– Нет, – лепетнула Осокина, и улыбочка мгновенно соскочила с ее кукольного личика.
Историчка обвела взглядом класс, затем встала из-за стола и сложила на груди руки.
– Проверка домашнего задания.
Дети тупо смотрели на странную женщину, командующую в классе. Вроде, Нина Ричи, и, вроде, не Нина Ричи. Та была маленькая, а эта почти двухметровая кобыла. И волосы странные. Вместо прежних светло-русых волос на ее голове красовалось сооружение из заливисто-рыжих локонов с кончиками, вульгарно окрашенными в бледно-фиолетовый цвет. Но то, что сидело на теле, оказалось страннее того, что на голове. Платье не платье. Какой-то чулок на туловище! Цвета на нем перемешались, они были из цикла «каждый охотник желает знать, где сидит фазан». И спереди чулка, на запретном месте прочно обосновался огромный красный карман-заплата. Длинные ноги обтягивали дли-и-инные тонкие брюки, что «чернее дня – яснее ночи», а внизу под брюками виднелись жуткой толщины подошвы, подсказывающие, что историчкина обувь сродни китайским национальным туфлям.
 Лицо Нины Ричи тоже неузнаваемо преобразилось! Сложнейший макияж на нем приковал к себе взгляд госпожи Симоновой, дочери местного политика. Румянец – всем на зависть! Какой-то розоватый, легкий, неестественный и оттого более красивый. Губы, будто силиконом накаченные. На них примостилась помада естественных оттенков, но все равно не понять каких именно. Много примесей, много труда.
– Ну?
Нина Ричи вскинула брови.
– Кто будет отвечать?
Класс ошалело молчал. Не учительница, а какое-то недоразумение, честное слово!
– Что ж, добровольцев нет.
Нина Ричи шумно вздохнула, подошла к столу и открыла журнал.
– У-у? О-о-о! Ах-х…
Она листала страницы, и гримасы то и дело менялись на ее лице. Было ясно, что шутки кончились.
– Какое сегодня число? Шестнадцатое? М-м-м. Под номером шестнадцать у нас находится товарищ Соловьев.
– А чего я-то? – пробасил Соловьев.
– К доске-е-е!!!
Ого! Рыжая ведьма еще и визжать умеет!
Соловьев не стал рисковать здоровьем и добровольно (почти) вышел к доске.
– Отвечай, дурень, – прошептала Нина Ричи.
Крупный воротила Соловьев, сын какого-то предпринимателя, скукожился и стыдливо сжал пухлые ручищи.
– А чего отвечать? – детским непонятливым тоном промямлил он. – Чего задали-то?
Нина Ричи торжествующе поджала губы. Настала, наконец, важная минута и для нее, коварной.
– В книжку дома не заглядывал? – она подмигнула растерянному Соловьеву. – Ух, малыш! Чего стоишь, как в бане? Садись, мой золотой.
Тот побрел, как говорится, по добру, по здорову. За партой он тряхнул огромным ухом, сильно смахивающим на вареник, и предпринял робкую попытку отдышаться.
– Два! – злорадно подытожила Нина Ричи.
– За что? – проныл было предпринимательский отпрыск, но вмиг сник, едва встретившись с размалеванными глазами Нины Ричи.
– Продолжим.
Она с умным видом вглядывалась в журнальную страницу. Страница, знакомая до боли, чего вглядываться-то? Класс напряженно молчал, ожидая явного подвоха.
– К доске пойдет, пойде-е-ет… Пойдет к доске-е-е…
– Я!
Она вскинула голову.
– Кто это? Что это такое – «я»?
Лисовский Миша, красивый щупленький мальчик, примерно поднял руку.
 – Ты? – нагнула голову Нина Ричи. – Не-е-ет.
– Почему?
– Нет, значит, нет, – отрезала эта коза и вновь вернулась к полюбившемуся занятию. – К доске пойде-е-ет, пойде-е-ет, пойде-е-е-ет…
В щемящей тишине она вызывающе громко захлопнула журнал.
– К доске пойду я.
Она величественно поднялась и прошествовала на середину класса.
– Сейчас я расскажу вам историю, – Нина Ричи сузила глаза, – про очень плохих мальчиков и девочек, которые не хотят жить дружно.
      Она  вдруг отбила чечетку. Да так виртуозно!
– Учиться девочки и мальчики тоже не хотят.
Нина Ричи уселась на первую парту.
– Так чего же они хотят, вообще?
Она прошептала непечатное слово. Его слышал весь класс.
– Так? Будем так разговаривать? Или совсем разговаривать не будем?

Госпожа Симонова, которой надоело представление, заразительно зевнула. Раздавшийся мелодичный звонок ее сотового сменил симоновскую скуку на интерес.
– Да? – очень эротично дохнула в трубку Симонова.
Нина Ричи змеей подползла к ней и прошипела:
– Разве я не говорила, что в классе сотовыми пользоваться нельзя?
Симонова, не моргнув глазом, пропела кому-то:
– Хи-хи! Да это тут учительница ругается.   
Дальнейшее стоит попросить описать знаменитому Стивену Кингу. Это по его части. Ужас, перенесенный Симоновой и ее одноклассниками, только Кинг способен в деталях передать.

…– Сашка, ты вела уроки вместо меня? Вот шальная! Приболеть нельзя. Ну, и как они? Ученики, знаешь, какие изверги!
– Знаю, – ухмыльнулась Саша, поправляя свои серо-буро-малиновые волосы. – Ира, все хорошо. Не волнуйся.
              Она не рассказала сестре, как выхватила из рук вальяжной Симоновой сотовый телефон и разбила со всего размаха его о стену. Как причитала Симонова и грозилась всесильным папой, а Саша в это время по собственному сотовому набрала номер редакции известной газеты и при всем классе попросила приехать корреспондента, чтобы разобраться в конфликтной ситуации и рассказать стране, как издеваются над бедными учителями, что «если папа – депутат, так все дозволено». А Симонова закричала, что не надо корреспондента, что сами разберемся, что «у папки –выборы».

– Целых двадцать минут читала им вслух учебник. И хоть бы кто пошевелился!
– Ну? – восхитилась Ирина Ильинична. – Это они от неожиданности, наверное. А, вообще, они ко мне неплохо относятся. Я же показывала тебе, что они мне подарили?
– Да-да – поспешно заверила Саша. – Я помню.
– Вот мы с тобой, Санечка, близнецы, а ведь характерами совсем не похожи?
– Нет, Ирочка, не похожи.
– Ученики, наверное, все же заметили подвох. Отметили разницу между нами, а?
– Это точно.
– Но директор, надеюсь, не видел тебя в таком виде? Я же рассказала тебе, как пройти незаметно, – Ирина Львовна подмигнула сестре. – Мы же договаривались.
– Видел! – опустила глаза Саша.
– Что-о-о?!