Пурген и Адлер

           Первого зовут Адлер, потому что он оттуда родом, а второго – Пурген, потому что его все боятся.
           Видят – и боятся – грязный камуфляж, руки до колена, небритая физиономия, размером с бочку из-под тавота. Вонь.
           Они пьют под моим окном, поэтому я выхожу и бью им рожи. Точнее, я выхожу с намерением набить им рожи, но в процессе беседы (не первый раз, конечно) передумываю и просто прогоняю приятелей.
           Это началось давно. Я имею в виду, небитие рож. Однажды, сто лет назад, я вдруг понял, что не в состоянии ударить человека, который слабее меня. Я стоял около выпендривающегося пьяного задохлика и понимал – я его не ударю, не смогу. Потом это распространилось дальше – и теперь я вообще никого не бью. Иногда мне кажется, что это возраст – я ссу последствий. А раньше, бывало, выхлестывал без разговоров.
           Пурген где-то здесь живет и на все мои слова отвечает – мы тут сорок пять лет пьем (и это правда).
           А Адлер ночует на скамейке у моего подъезда. Адлер – мелкий, точнее, средний и весь какой-то обычный – рожа как рожа, пролетарская куртка, такие же штаны, сигареты, зубы.
           Приходит пьяный под вечер, а утром, гуляя с собакой или нарезая на спортплощадку, я его вижу дрыхнущего. Еще к ним заглядывает третий – старый бомжик из парка. Он садится на скамейку и спрашивает меня – Пургена знаешь? Да, отвечаю я. Бомж в синей, как небо, лавсановой куртке, в которой он проходил все лето. И в ботинках «прощай молодость», я в таких в трамвайном депо зимой работал. Небритый – седая щетина клочками. Противный. На этом наш разговор заканчивается – на моем признании в знакомстве с Пургеном. Возможно, это пароль или код, мол, свой, не трогай меня.
           Есть прекрасный русский буддизм, суть которого лучше всего передает коан «По реке плывет топор из села Чугуева…» и так далее. Так вот, нам всем до него далеко, не до топора, а до состояния. Да и до топора тоже. Даже бомжам, а я-то надеялся…
           Однажды я нашел рюкзак Адлера.
           То есть самого Адлера на скамейке не было, а рюкзак валялся. Я подобрал его, чтобы потом отдать хозяину, но он, как на грех, куда-то запропал, хозяин.
           Его не было несколько дней, рюкзак все это время стоял у меня в коридоре и воздуха, понятно, не озонировал.
           Наконец, я не выдержал и залез в торбу.
           Выгреб и выкинул сгнившую еду в пакете, и, надо же, обнаружил дорогущий планшет. Судя по всему, рабочий. Повертел в руках и убрал обратно.
           А между тем, стало холодать.
           И Пурген сгинул.
           И рюкзак вонял.
           Я почесал репу и отправился к алкашам, бухающим на скамейках у входа в парк. Девочки, мальчики, синие, под сорокет лет каждому. Или это только так кажется?
           Привет, вежливо поздоровался я с адским коллективом, где Пурген с Адлером?
           Алкаши вполне себе мирно ответили, что Пурген лежит в больнице с прободной язвой (он оказался внуком то ли профессора, то ли академика (у нас тут при Сталине жила сплошь техническая интеллигенция довольно высокого пошиба, а доживают их потомки, из тех, что не умерли и не успели или не сумели профукать квартиры), а Адлер куда-то свалил, не исключено, что на малую родину – там теплее.
           (Вот, кстати, ничего же у бездомных и неприкаянных не изменилось, как стремились они в теплые края со времен «Республики ШКИД», так и стремятся. Другое дело, если родился у моря, зачем ехать на север?)
           Тогда я пошел к помойке, а у нас это – огромный контейнер из тех, что используют под строительный мусор, и выбросил туда планшет. Швырнул подальше вглубь, если так можно сказать. Застал редкий момент – контейнер был полупустой, обычно его заполняют под завязку минут за шесть-семь.
           Посомневался предварительно немного, а потом подумал, да нахрена он мне? Зачем?
           И выкинул.