10. План 10. Порно

"План 10 из вскрытого разума"
10. Порно



Из окна бомжей было не видать. Прислушался - на улице тишина. Всё сходилось к тому, что семья дровосеков распила бутыль слишком рано и отправилась в своё гнилостное гнёздышко отдыхать. Винить их не стоило, зная честность бомжа. Несколько дней, и работа будет выполнена в лучшем своём виде.

Распахнул калитку, окунувшись в "Velvet Morning" известных англичашек. Казалось, лето закончилось, оросив дождём прошедшую ночь. Будто отдавая осени богом забытый должок, июль неприятно остудился, суцельной тучей укрыв от взора любопытных инопланетян всю страну. Но лето не могло закончиться, оно могло лишь перейти в финальную свою стадию – в август. И августу хотелось быть холодным, но предчувствия подсказывали, что выдастся он жарким, до безумия и без поблажек. Собственно, каким бы он ни был, этот летний конец, на котором сейчас восседает нация, финиширует он не скоро, так что дрова могут подождать.  

Мимо забора пробегала какая-то дворняга, и её сучий лик я узрел куда быстрее, чем выбитый кем-то глаз. Мне хотелось понять, что за среда превращает мой палец в генератор неземных чувств. Возможно, какая-то искусная аномалия проникла в моё тело во время операции, и как то было с Человеком-пауком, наделила меня сверхспособностью, дарующей необъяснимые удовольствия. В любом случае, никогда ранее я не испытывал ничего подобного.

Любопытство одержало верх. Собака, легкомысленно доверчивое существо, бежала на мой свист, словно знала, что противиться мне не подобает. Я остановил её подле себя за копну шерсти у хвоста и, немного погладив, стал вспоминать опыт прошедшей ночи. Указательный двигался всё быстрее и, наконец, псина упала на спину, тихонько взвизгнула и принялась лизать мою руку.

Очень, очень схожие ощущения. Усталости, что логично, никакой, зато сколько сумасбродного наслаждения! Только с собакой-то…

- Пшла вон, - прикрикнул я на дворнягу, приподнявшись с корточек. Любопытство любопытством, только ведь негоже вытворять непристойности перед соседскими окнами, уподобляясь извращенцу. «И зачем мне всё это? Каких-то шесть дней, и никакие сверхспособности мне будут ни к чему». Собака, пригнувшись мордой к земле, глядела исподлобья прямо мне в глаза, не двигаясь с места. Я легонько наподдал животине под хвост. Та тявкнула, куцо отскочила в сторону, но спустя миг вновь обосновалась у моих ног, виновато глядя на меня и тихонько скуля.

- От сука такая, – процедил я сквозь зубы. - Ну и оставайся. Есть у меня нечего, сама сбежишь.

Я вошёл во двор, дворняга прошмыгнула под калиткой следом.

- Пора, - бросил я псине. - Поколка дров не вдохновляет меня, понимаешь? Ага, а гении нации в отпуске сейчас, так что грех досуже не выпить.

Шавка лениво улеглась на влажную траву и принялась охаживать носом тёплую промежность.

- Опустошу-ка папашин «бар», а? Полежишь на стрёме? Ты ж как и я, наверно, чарнило не пьёшь...

Я вошёл в дом, аккуратно проскользнул в зал и начал тихонечко красться к дивану, на котором храпел пьяный отец. Ведущий теленовостей беспристрастно выдавал очередное известие, пялясь на меня из выпуклого кинескопа:

- … часов назад сотрудником комитета госбезопасности было обнаружено тело начальника внутренней разведки КГБ…

«Поделом, - думал я, извлекая бутылку белой из под дивана, – вечно эти придурки на своих заседаниях жоп выдумывают, кого бы посадить из народа. Грохнули бы этого начальника года три назад, так может и жизнь у народа наладилась бы уже. Саха-Саха, как бездарно ты пал… Неудачное ты время выбрал, чтоб мудростью с миром делиться».

Закрыл дом на ключ. Удивительно: сучка поджидала меня, лёжа у крыльца. «Чёрт с тобой, - думал я. - До Дыры минут пять ходу, не наскучишь, а уж там... Дыру я не покину до самого вечера. Ты ведь не будешь сидеть там до самого вечера».

Добравшись до Дыры, я ювелирно проскочил во двор через калитку, не дав псине забежать следом, и прошёл по пустому двору к дому, задавленному чёрной тенью. Обе входные двери были настежь распахнуты.

До меня донёсся знакомый голос, но завсегдатаям Дыры он не принадлежал по определению. Оказавшись в прихожей, я проделал несколько шагов и заглянул в зал. На любимом месте Визора, на диване, сидел человек столь близкий мне, и в то же время гипотетически настолько от меня далёкий в сей миг, что правая нога моя самостоятельно подкосилась.

Понимая, что выхожу из равновесия, я начал осматривать комнату, будто это могло спасти меня от увиденного, хотя зрение фокусировалось на знакомом лице, как ни заставлял я себя отвести взгляд. Глубокая тёмная комната, в центре - на грязном сером половике - здоровенный стол и пара пластмассовых табуреток. В торцевой стене, помимо окон, - широкая обтянутая кожзамом дверь, выходящая на просторную летнюю террасу. В левом углу стоят несколько мятых кресел. В правом покоится дряблый диван. И вот, люди, на нём сидящие.  

Это был сюрприз. Я сразу и не поверил, что в Дыре находится мой корешь из армейской среды, потомственный триморец и непризнанный титан тайского бокса. Рядом с ним сидела девушка, и это единственное, что мне нужно было о ней знать.

- Селивон, ёпт, ты чего тут делаешь? Ты разве не должен праздновать дембель в своём Триморске?

Селивон, увидав меня, поразился не менее, и рассказал мне, что решил пустить корни в землю осиповичскую. Один корень, по его словам, он внедрил в свою любимую Лену, ещё будучи в увольнении, а второй лишь на днях запустил в кровельную мегакорпорацию – предприятие для любителей денежного довольствия и кровавого труда. Таким образом, отпрыск Селивона должен был появиться уже спустя четыре месяца к готовым коляске, игрушкам и прочим младенческим ништякам, выменянным на тонны пота и рабской силы.

- Праздновать некогда, знаешь, - продолжал докладывать Селивон. - Деньги нужны, у меня ж семья намечается. Ты, кстати, если желание есть, можешь повкалывать на легальных нелегально. Без контракта и трудовой. Понравится – устроишься на постоянку. Соцпакетом обеспечат. К нам в бригаду можешь, у нас там работы хватает. Я вот наматываю рулоны. На руку.

- Не, Селивон. Не могу себе позволить. Вкалывать на лжецов? За трудовые экскременты? Неприемлемо.

- Ну, знаешь, нищебродам вроде тебя нужно как-то сводить концы с концами, пока система такова, какова она есть. С чего ты решил, что корпорация тебе что-то кроме денег должна? Это ты должен корпорации. Ты всему миру должен. Работай, совершенствуйся, и получишь по заслугам, об этом всегда и везде пишут. Чем тебе соцпакет плох? Чем тебе плохи те деньги, что платят за намотку рулонов? Где в твоём городке, по-твоему, лучше? А без денег ты в лучшем случае будешь под магазином призывать товарищей-бомжей распить, а то одиноко в край. Кому ты такой нужен, идеалист на паперти?

- Давай, Селивон, без демагогии. Лучше расскажи, как попал сюда. Это ж пристанище для умалишённых - вошёл, и выйти не захочется.

- Ты знаешь, я люблю врезать кому-нибудь. Люблю свой муай-тай. И когда я увидел, как этот малый, - Селивон ткнул в Игоряна, - да ещё без глаз, метелит какого-то бомжа... Не было большего в жизни искушения, чем помочь ему!

- Бомжу? - я забеспокоился за судьбу своих недоколотых дров.

- Да нет, Игоряну.

- Вы что, от****или Евсеева?!

Обращался я уже к фашисту, и тот принялся излагать подробности:

- Дык я прост плутал по гетто – нацменав искал, и тут ка мне падбежала эта бабка. Заныла-запричитала, якабы, муж еёйный выпил батл чарла, каторый им дали за паколку дрофф, и даже с ней не паделился. Так а что я мог ещё придпринять? Бабку эту тугую бить, что ли?

Я отбросил бутылку и накинулся на фашиста, стараясь нанести как можно больше увечий.

- Предпринять?! Ты рубить дрова пойдёшь ко мне?! Бабка та пойдёт?! Жидовка, только и умеет мужиком командовать! Только и знает, что жаловаться на всех подряд!

Слепой не был готов к атаке, упал на спину и закрыл лицо руками. Кулак мой бил. Трэшер и Селивон ухватили меня за таз и оттащили в кресло.

- Мудак ты, - патлатый сунул в мою опухшую руку бутылку ежедневного. - Вечно беспокоишься о каких-то глупостях.

- Глупости? Посмотрел бы я, как ты топором машешь. Небось, никогда в руках не держал, а всё туда же, глупости…

Нац сплюнул, поднимаясь на ноги.

- Без абид, а? Хто ж знал-та? Ты предупреждай в други раз, хто тебе драва в гораде колит, хто складывает, а хто печку ими топит.

- Молчи, дефект! Ни глаз, ****ь, ни сердца. Фашня ****ая… Чё, думаешь приютили по милости, так можно ***нёй страдать? Как приютили, так и отъютим, проблем нет. По-человечески веди себя, хуй.

Игорян уселся около Лены, вытирая салфеткой разбитую губу.

- Зря ты. Я как лучше хател. Все мы как лучше хатим. Разве не, Визор?

Гений взял пузырь из моих рук.

- Матос, ты успокойся. Кулаки здесь неуместны. Теряешь свой гуманизм потихонечку? Слезливостью ты баба, а слепотой поступков – дикий зверь. Всё нормаугхт, отлежится бомж в своём мусорном баке, или где он там, и поколет твои дрова. А нац - он тоже человек, хоть и nuts. Слушайте, давайте расслабляться, а то что-то гнаугхт попахивает в моём стерильненьком монастырчике. Лена, ты говорила, у тебя подружки есть весёлые, готовые в чужие объятосы отдаться. Давай их сюда.

«Вот уж кто гуманист, Визор, так это ты. Все эти дружбы с фашистами добром не кончатся». Я недовольно потёр кулак и покосился на то место, куда улетела отцовская бутылка. Целёхонькая, она валялась у выхода на террасу.

Поначалу на женскую компанию я старался внимания не обращать, ведь евреизация оставила на детородном след, избавиться от коего и жить всласть я не мог ещё шесть долгих дней. Посему бороздить похабные свои мысли не имело смысла, а значит, следовало лишь мило обмениваться глупыми шутками с не менее глупыми барышнями и отупело пить. Мозговую пустоту разжижал товарищ Бендер со своим белым парусом, таким одиноким, но, к сожалению, не обращать внимания на охочих девиц было невозможно. С каждым глотком бесплатного я всё более настраивался на озабоченный лад.

Имена пришедших сразу же позабылись. Имена всех, кроме одной. Она носила очки и была милейшим стеснительным человечком. Фигура её казалась не просто идеальной – это было намного круче Тэры Патрик, Рэйли Стил и Джесси Джейн вместе взятых. Лиза Энн со своими дынями была пинком отправлена на виселицу, да и не одна порно звезда, о роскошь каких мои глаза мозолились все полтора, не смогла бы сравниться с Надеждой! Надежда… У меня теперь появилась надежда. Надежда на любовь между мной и Надеждой. И я подсел к ней. И завёл разговор.

Девчонки прихватили с собой пару вина, посему мы, парни, как и подобает настоящим джентльменам, решили приговорить водку без их участия. Визор скоро сообразил очередную авантюру, передав мне под столом литровую бутыль чарнила. Вот он, гениальный умище! Я неслышно подливал креплёное в бокал Надежды всякий раз, когда та отворачивалась к своим подружкам, хотя подружками их было сложно назвать, не в последнюю очередь из-за проявления абсолютного равнодушия к вершимой мною каверзе. Чтобы хоть как-то унять мандраж от общения со столь волшебным существом, я беспрестанно поглощал чарнило из того же литровика, перемежая красное с белой. Подливал и поглощал.

Увидев в моих руках пустой литровик, гений вырвал его, подвинул ко мне водку и удалился в ванную. Через пару секунд Надежда под предлогом «позвонить подружке» вышла из зала следом.

А она пред моими глазами так и стоит. Правильный изгиб челюсти, надменное V бровей, деликатный гламур ноздрей, классические губы из Инсты... Но какие у неё были глаза! Бездонные, и при этом совершенно чистые, словно пулевые раны, пробитые насквозь в душе Иисуса! И очки. Всегда любил девушек в очках, но эта сразу стала для меня Богиней.

Все мысли ушли на задний план, как и окружавшие меня люди. А разум тем временем только и думал о том, что бы ей выдать такого, после чего она скажет: «Я хочу быть с тобой. Вечно». Даже музыка куда-то улетучилась. И думал разум, думал, а Надежды всё не было.

Минут пять я сидел среди пьяных мудаков, погружённый в себя, пока терпение не треснуло по шву. Решив раздобыть чарнила самостоятельно, я покинул стол и направился в ванную комнату. Тут-то меня ждал облом. Причём столь серьёзный, что на секундочку даже захотелось вскрыться. Но лишь на кратчайшую секунду, не подумайте, ибо самоубиение - не мой стиль. Я просто, всего лишь, охуел.

За приоткрытой в ванную дверью виднелась голая жопа Визора, дёргающаяся во все стороны, да слышались тихие постанывания. Вот, ****ь, тебе и любитель Карины. Не знал я, что стиральная машинка может служить таким искусным плацдармом для действий.

Я плюхнулся в кресло и в наглую залился остатком водяры. Произошло Великое Крушение Надежд. Причём эта дура, даже не расчесав свою взъерошенную шевелюру, как ни в чём не бывало уселась рядом со мной и стала рассказывать о том, что она занимается художественной фотографией и как мне от этого должно стать ****ато!

Нервничая, я вышел покурить на крыльцо, прихватив полный литровик бесплатного плодового вина. Из дому доносился смех и весёлый ор, а я одиноко втягивал дым крепких, запивал его из жбана прохладным чарнилом, и думал. Думал, что смогу простить Надежде «столь опрометчивый шаг», ведь это не просто вожделение или страсть! Её лицо, её фигура... Я будто прикипел к этому чарующему созданию, словно всю жизнь только и грезил её ангельским телом, её восхитительными глазами. Почему я не понимал Визора? Его чувства к Карине теперь обернулись для меня чем-то близким и тёплым. Единственное «но», ввергающее в дисгармонию с мечтой и разрывающее на части совокупность догматов моей веры во взаимную любовь: я ж его Карину не трахал на машинке, полной грязного белья!

Над правым ухом я услышал знакомое жужжание. То был Святой Георгий. Он воспарил пред моим лицом и благодушно воспел одну из молитв, затем продолжил церковным слогом:

- Я вовремя запечатлел предмет внимания твоего, о дитя. И скажу тебе: человек видит то, что видят глаза, а Бог наш видит сердце. И говорит Бог наш: её сердце чисто пред тобой, как и твоё сердце чисто пред ней. Так прости же, и возрадуйся с радующимися!

- Да, святой, так и поступлю, - ответил я, ещё раз отпивши, и Святой Георгий испарился под перезвон церковных колоколов.

Решение простить Надежду было взвешенным и чистосердечным. Сесть сейчас рядом с ней, попытаться обнять её, прошептать ей какие-нибудь ласковые слова, а затем... Поцеловать. Губы в губы. Так нежно, как не сможет никто и никогда после. С чувством, присущим только самому любящему человеку на Земле.

Я прошёл в дом и заново охуел. На летней террасе голой задницей сотрясал уже Трэшер, и Надежды в зале не было. Пьяному же скопищу на творящуюся порнуху было абсолютно наплевать. Визор заливал глотки каким-то дурам, Селивон сосал свою Лену, только вот фашист куда-то пропал.

Я подобрался ближе к террасе, чтобы оценить случай. Надежда на половину вывалилась из раскрытого окна и поливала стонами двор. Такой откровенной картины не выдержал бы даже наш незрячий Игорян, будь у него не глаза, но сердце. Сцена тонула в воплях главной актрисы вместе с голозадым хипарём, и что-то во мне надломилось. Уподобившись аисту, я начал пить. Запрокинул бутыль над головой и что есть силы стал глотать будоражащую жидкость.

Прозрение гигантской пятернёй накрыло мою голову, затем как следует сжало. Так вот, какая ты! А я дарил цветы... Надежды и мечты - ты подарила, и разбила ты!!!

Великое Крушение Надежд должно было произойти здесь и сейчас. В общей суровой реальности, а не только в моём огорчённом мозгу.  

Как только эта сука показалась на пороге, я схватил её за волосы и плюхнул мордой в миску дрянного салата. Тут же задрал ей юбку и стал пялить посреди комнаты, держа её голову в посуде. Руки-щупальца порнозвезды сбрасывали со стола всю нашу жратву и пойло, а мне было пох. Умирала моя любовь.

Залитые девочки подняли гомон и Визор с тупой бранью выставил их за дверь, пригрозив, что так будет с каждой, коли узнает об этом кто-то ещё. Лена с Селивоном мило пожали всем руки, тай-боксёр с особой тщательностью приложился к моей, и так же убрались. Трэшер разлил на троих чарнила, после чего вопрошал:

- Ну чего, Мать, скоро ты там?

Когда я закончил, Надежда еле дышала. Я всё ещё был зол. Просто вытащил дуру в веранду и припечатал пышное податливое тело к двери, открывающейся во двор. Дверь была закрыта на ключ, который я тут же выхватил из скважины и упрятал в карман. Если бы милая тварь захотела выбраться из уготованной ей клетки, ничто бы не смогло ей помочь. Я был беспощаден: от всей души захлопнул вторую дверь, открывавшуюся внутрь дома. Сразу чего-то не хотела закрываться, но я саданул с ноги, и как лом через дерьмо прошла. Внутри дверной коробки послышался хруст и невнятное мычание. Страдай. Обламывая меня ты не чувствовала боли, милая моя Надежда.

До ночи мы распивали из-под крана, затем Визор стал пускать сопли из-за Карины и её бородатого Вопроса: «Как голубя среди вороньей стаи, её в толпе я сразу отличаю», все дела. Конечно же, мы раскрыли свои разумы в поисках выхода из ситуации, от чего вскоре и повырубались, пьяные вусмерть.