Вместе навсегда

     Нина спешила домой. Она всегда спешила, там же Паша, её младшенький, доверчивый, увлекающийся и неблагополучный. Даром, что уже тридцать шестой год. Дело в том, что Паша её выпивает. Так считает она,  его мать, хотя соседи, знакомые и даже близкие родственники, включая старшего, давно живущего отдельно сына с невесткой, были уверены, что Павел, не выпивает, а именно пьёт, и даже, говоря откровенно, попросту спивается. Но только, что они понимают? Легко судить поверхностно, со стороны. Чужую беду, как водится, рукой разведу. Нина ведь лучше знает своего мальчика. Он просто наивный, открытый и очень добрый. Вот этим и пользуются разные, не слишком чистоплотные в моральном отношении друзья-приятели. Нина работала в универмаге кассиром. По вечерам, после закрытия самого большого в их городе универсального магазина, они «с девочками» подбивали кассу. Счётчики банкнот уже были, но они им не особенно-то доверяли и всё равно, потом пересчитывали вручную. Как выяснялось - не зря. Машинки эти счётные часто ошибались. Нина любила свою работу. Она была ей понятна и позволяла чувствовать себя значимой и даже необходимой. Кроме того, пересчёт казённых денег её успокаивал, как-то выравнивал и легко примирял с действительностью. Хотя она и была уже на пенсии, о том, чтобы уйти, как говорится, на покой, не могло быть и речи. Ведь Паша, её давняя боль, странная, ранящая любовь и вечная забота - не работал. Опять. Снова он оказался не у дел, снова по какой-то причине остался непонятым, виноватым и самым крайним. Как всегда, так ещё с детства повелось. Вот в школе, например, все шишки на него валились. Кто-то что-то натворит из ребят, а в школу вызывают её. А когда в музыкальную он по настоянию отца пошёл? (Царствие небесное супругу её, какой же душевной глубины и какой многогранной одарённости был человек! Человечище!) Правда, сын не хотел вначале и сопротивлялся, но отец смог его убедить и он стал добросовестно посещать музыкальные занятия. И делать определённые успехи. Да, да! Муж сам говорил, а ему ли не верить, человеку, имеющему безупречный вкус и пусть домашнее, но всё же музыкальное образование. И что же?! Встречает она месяца через два эту самую Пашину учительницу из музыкальной школы, ну и, ясное дело, спрашивает: «Как там Пашенька? Делает ли успехи?» А та посмотрела на неё, будто впервые увидела, помолчала выразительно, а потом и заявляет:
- Помилуйте! О чём речь вообще?! Ваш Паша, если хотите знать, на двух занятиях всего и был, да и те, чуть мне не сорвал.
      Конечно, Нина возмутилась, и кто бы осудил мать за это, скажите на милость? Она выступила вперёд, заалела красивыми высокими скулами и ответила:
- То есть, как? Три раза в неделю, мой Паша, после обычной школы, берёт нотную папку и отправляется к вам на занятия. На что учительница, сочувственно покачав головой, ответила:
- Лично я не имею понятия, куда направляется ваш сын Павел три раза в неделю с нотной папкой в руках, но повторяю ещё раз, что на занятиях его не было уже два месяца. Она с сомнением посмотрела на Нину, словно раздумывая, говорить или нет, но потом, слегка взмахнув рукой, точно дирижёрской палочкой, будто давая самой себе отмашку, всё-таки добавила:
- И, признаюсь честно, я этому очень рада… Я уверена, что вашему сыну не стоит заниматься музыкой… Решать, конечно, вам, но к себе я его больше не возьму, так и знайте! Всего вам доброго.
     Ну, вот и как на это реагировать? Нина была очень возмущена. И это учитель!? Ребёнок был всего-то на двух занятиях, а она делает уже такие далеко идущие выводы… Старший сын, который тоже вовсе не горел желанием посещать музыкальную школу, всё-таки её окончил! Да, он не стал поступать в консерваторию, как настаивал его выдающийся отец, а вообще уехал за тридевять земель, едва ему исполнилось семнадцать лет. И за все эти годы ни разу не подошёл к фортепиано, потому что, как уверяет его жена, «его всего трясёт от отвращения» при одном только взгляде на этот музыкальный инструмент, где бы он его не встретил, но, тем не менее, всё-таки окончил!
В случае с Пашей, с музыкальной школой тогда же было покончено. Как, в последующем, и с общеобразовательной, из которой его весьма настойчиво и безапелляционно «попросили» сразу же после восьмого класса. Они с Феденькой (земля ему пухом) почти насильно всунули Пашеньку в ПТУ. Насильно, потому что учиться там, как собственно и где бы то ни было ещё, Павлик наотрез отказывался. Выбор пал именно на это учебное заведение, потому что здесь у ребёнка был шанс хоть как-нибудь, хоть с грехом пополам, но всё-таки его окончить. Хотя бы потому что, в училище этом был страшный недобор, и принимали туда, положа руку на сердце, всех подряд. Но понятно же, что такому ребёнку, как их Паша, там не место. Но что поделаешь, так несправедлива жизнь к её мальчику, такой он у неё невезучий, или, как бы сейчас сказали, нефартовый. Другие шалят, и ничего, а Паша её, - рослый, видный, отзывчивый. Всем хочет помочь. А другие его добротой да щедростью нагло пользуются.
     Нина сама видела мальчиков, что учились с ним. Это же ужас! Курят, выпивают, сквернословят. Слава Богу, Павел - не такой. Он так и сказал ей:
- Мама, нет, я никогда не стану этого делать. И она ему верила, зачем бы он стал её обманывать? Вот с училища этого всё и началось. Через день что-то празднуют. Ну, дело молодое, понятно, когда ж ещё и погулять, как не в юности. Да только как-то незаметно у него и в привычку вошло это. Да так, что трижды даже из второсортного училища этого отчислять собирались, наплевав на недобор, но она шла, где слезами, а где и чем посущественнее улаживала дело. То есть, опять все в стороне, а её Павлик за всех отдувайся. Она мастеру его группы не удержалась, сказала:
- Да как же так, пили все, а крайний Павел мой? А тот с какой-то прямо злостью отвечает:
- Да Павел ваш главный организатор этих попоек и есть. И зачинщиком всего остального, тоже чаще других оказывается…
Вот и что ты будешь делать!? А Паша им с отцом прямо так и говорил несколько раз, что к нему придираются. И если что случается, так даже ничего не выясняют, а сразу:
- Иванцов, твои художества? И что бы он ни говорил, ему никто не верит. Как, спрашивается, при таком отношении, ребёнку сохранить ясный ум, трезвую голову, уважение к людям и к себе самому, разумеется? 
- Ничего, мать, - вздыхал её ясноликий провидец муж, - Грузчиком будет! Как в воду глядел её бедный супруг. Грузчиком Паша был, и неоднократно. Так же как и санитаром в разных медицинских учреждениях. Только и там тоже надолго не задерживался. Дольше всего проработал в  психбольнице. Меньше всего по своей, всё-таки полученной и омытой слезами матери специальности - слесарь КИП и А. По ней, после окончания училища он, будучи на практике, проработал три дня. На масложиркомбинате. После чего был изгнан с треском, сопровождаемый проклятиями и горячими заверениями выдавить эту самую продукцию, которую выпускал комбинат из него самого, если только ещё раз его полупьяная, ушастая физиономия появится на горизонте их уважаемого предприятия.
     Он и ушёл, её Павлик. А что с ними, драться что ли? Он у неё вообще неконфликтный. А начитанный, милый и улыбчивый. Много ли молодых людей найдётся, которые читали труды Ленина или одолели «Капитал» Карла Маркса и ещё кого-то там? Причём, по собственной инициативе? Вот то-то и оно. А её Павлик читал! И Альбера Камю читал и этого, как его, который женщин-то ненавидел, а, Шопенгауэра, вот! Это ей Павлик рассказывал, она-то сама и фамилий таких не знала раньше. И сейчас читает много, потому что ему интересно. А потом у них с друзьями ведутся жаркие дискуссии по этим и разным другим вопросам. Жаль только, что всё это, почти всегда сопровождается обильными возлияниями, но уж лучше дома, у неё под присмотром, чем где попало. Павел, человек интеллигентный,  спиртное плохо переносит, его и в обычном-то состоянии кто хочешь обидит, а уж если он чуть выпьет, так и подавно. Он ведь Павлик-то, много и не пьёт. Просто здоровье такое… слабое, не то, что у его приятелей, вот уж бугаи, ничего им не делается. Поэтому ещё и получается, что Паша так часто теряет работу. Собрались своей компанией, немножко выпили, этим хоть бы что, а её Паше так плохо, что он и встать не может. Друзья-товарищи вечером выпили, а утром встали, отряхнулись и побежали по своим рабочим местам, а её сын не так грубо скроен, виноват он разве, что здоровье такое досталось? Даром что под два метра ростом и весит уже почти центнер. Они оба в отца. Невестка говорит, что и старший сын не успеет понюхать алкоголь, а уже под столом. Отец у них был болезненный. Нина ведь за человека много старше себя выходила, вот и результат. И почему её мальчики с отца-то родного пример не брали, пока тот жив был? Федя её в жизни эту гадость даже в руки не брал. А уж когда супруга не стало, старший брат уехал, приезжает раз пятилетку, Паша и вовсе от рук отбиваться начал. Пьянки, гулянки, компании, сомнительные друзья и подруги. Все им только пользуются! Сколько раз она ему говорила:
- Паша! Они используют тебя! Ты им, сам по себе, даром не нужен. Им или квартира наша в центре города нужна, или деньги, или просто посидеть-выпить негде… Ну как ты этого не понимаешь!? Как об стенку горохом!
- Нет, мам, это мои друзья, - и всё тут… 
     Он же доверчивый, Нина не устаёт это повторять, за ним всё время глаз да глаз нужен. И неважно, сколько ему лет при этом. Хоть пять, хоть шестнадцать, хоть тридцать. Его же обмануть, раз плюнуть. Он ведь, Паша-то её, всё равно, как дитя малое. Сколько раз уже пробовали это сделать разные ушлые девицы. Хорошо, что Нина всегда начеку. Она быстро пресекает такие поползновения. Хотя это не всегда так просто. Особенно одна была, студентка. Паше тогда лет двадцать пять было, вот же прицепилась к нему, с мясом, буквально, отдирать пришлось. Паша, дурачок, кричал, что у них любовь, что он с окна сиганёт. Она тогда сказала ему всю правду, чего на самом деле хочет эта девка. Квадратные метры их сталинской квартиры заполучить. Вот чего! А Фёдор её предупреждал, он ещё загодя, её гениальный муж, видящий надолго вперёд, говорил, что так и будет. И хоть Павлик кричал, что, мол, кому нужны твои метры в этой провинциальной дыре и пытался бежать за своей невестой, ой, смех один, невеста! Но она его закрыла дома! Да, да! А её выгнала поганой метлой и сказала всё, что думает по поводу таких вот барышень, посещающих мужчин на дому. И как их обычно называют, тоже сказала. Громко, чтобы все соседи слышали. И чтоб неповадно было. И пригрозила вдобавок, что если ещё раз появится, она в ректорат пойдёт, раскроет им, так сказать, глаза, и расскажет кто у них тут в пединституте учится и собирается в ближайшем будущем сеять разумное, доброе, вечное. Чтобы её вышибли публично (ей же к приставке публичная - не привыкать, верно?!)  и с позором за аморалку! Но этого не понадобилось. Нина справилась. Она победила. Больше девицы этой шустрой и востроглазой не было. А Паша подулся недельку-другую, игнорируя мать, да и смирился. А что ещё ему оставалось делать? Понял, что мать добра желает, дошло, наконец, что могло выйти из этого, с позволения сказать, союза. Правда, после этого ещё сильнее стал выпивать. И работу тогда целый год даже не пытался искать. Но они с Пашей и это пережили.
       Нина ведь тоже отказывалась в своё время выйти замуж. Она довольно рано осталась вдовой и была, что называется, интересная женщина. И у неё в разное время имелись весьма серьёзные претенденты на её руку и сердце. Но кроме этих, безусловно, важных органов у неё ведь был ещё и Паша. Да что там замуж! Нина в санаторий ни разу не поехала, хотя сколько раз на работе ей предлагали путёвку. А как она Пашу оставит? Кто знает, что может случиться с ним и квартирой пока она будет по санаториям разъезжать?
     Недавно она поздно пришла со своего универмага, касса не сходилась, они все работали до полуночи, но она позвонила, предупредила Пашу, что бы сам разогрел себе еду на ужин, приготовленную уже в сковородке. Она всегда так делала, потому что он иначе и не найдёт ничего в холодильнике. Он немножко несамостоятельный у неё, конечно. И вот приходит, а он закрылся в своей комнате, значит точно не один. Потому как чего бы ему от матери-то родной закрываться? Да вдобавок увидела дамские сапожки и белую куртку на вешалке… Привёл снова, значит. А ведь уже взрослый, тридцать лет ему тогда было. Нина постучала раз, постучала второй, не отзывается и только возня какая-то да смешки доносятся. Тогда она принесла табуретку из кухни и села прямо возле закрытой комнаты сына, из-под щели которой горел свет, и негромко играла музыка. Она тогда тоже сказала всё, что думала по поводу женщин, остающихся на ночлег у малознакомых мужчин. И Паше напомнила, что его так не воспитывали, и о том, что ищут такие, прости господи, ночные бабочки у нетрезвых холостяков. Потому что батарею бутылок возле раковины, пока ходила за табуреткой, Нина тоже заметила. И ещё сообщила, вытирая набегающие слёзы (просто день ещё такой тяжёлый выдался), что не уйдёт спать, пока его, так называемая гостья, не покинет их порядочный дом. Когда Нина дошла до подробного описания того, как переворачивается в гробу его бедный, выдающийся отец, опередивший своё время на много лет вперёд, дверь открылась и между нею и всхлипывающей Ниной, опустив глаза, протиснулась, одновременно, приглаживая волосы, плотная деваха с ярким макияжем. Шёпотом поздоровалась, прошмыгнула в прихожую и оттуда выскочила на лестницу. Паша посмотрел на мать осоловевшими глазами и буркнул:
- Тебе бы, ма, в театре играть надо… Всё, иди уже спать, наконец, хорош комедию ломать…
И снова закрыл дверь прямо перед её носом.      
     А сейчас он уже никого не приводит… Нет, он не делает этого тайком от матери, или, тем более, где-то на стороне. Он же вообще очень домашний мальчик. Павлик терпеть не может чужие углы. Вот как-то раз он был у кого-то в гостях, возвращался нетрезвый зимой поздно ночью, упал в сугроб и уснул. И пожалуйста! Двух пальцев на левой руке, как не бывало!
Так вот, Нине стало известно, что ему просто это самое больше не слишком-то и нужно. Санёк проговорился, дружок его самый лучший. Выпивши был потому что. А в другом состоянии Санька она уже и не помнит. Вот кто пьёт действительно, а не Паша её. Санёк этот и сболтнул, случайно, конечно, что, мол, всё, тёть Нин, у Пашки в этом смысле - полный штиль. Саня службу проходил на подлодке, там он, кстати, к спирту и приохотился, ну и думает, что изъясняться с матерью своего друга на морском жаргоне - отличная идея.
     И вот Нина спешит домой, сегодня была такая огромная касса и такой загруженный день, что она не могла даже позвонить Павлику, чтобы поставил приготовленную ею сковородку на плиту и ужинал без неё. А ещё нужно в магазин зайти купить воды, (Паша любит, чтобы в холодильнике была  минералка утром), булочек сдобных к чаю и сигарет Павлику, он ещё утром жаловался, что у него только полпачки осталось. И они даже немножко поссорились. Так, совсем чуть-чуть. Он просил оставить ему деньги. А она не могла этого сделать. Мелких денег у неё не было, а крупную купюру ей не хотелось оставлять, он же такой доверчивый и открытый человек. Снова набегут приятели, у них же нюх какой-то прямо необыкновенный на это дело. А её Павлик - добрый, он просто не сможет никому отказать.
     ...Когда Паше было тридцать восемь, Нина умерла. В крошечной, захламлённой квартирке на окраине города, куда они с Павликом переехали, так как из-за Пашиных долгов и её мизерной пенсии, они не вытягивали на прошлой квартире в центре города, даже коммуналку. Умерла Нина одна, заброшенная и полуголодная. Паша был в очередном загуле и обнаружил её только дня через два или три.
     После того, как ушла мать, которую, по сути, хоронили чужие люди, её сын Павел не прожил и года. Так они теперь и лежат рядом, мать и сын. Они снова вместе. И теперь уже навсегда.