Глава II Кушать подано!

        В конце лета, всех «счастливчиков» запихнули в машины и колонна двинулась в сторону Ярославля. Ехали молча, каждый гадал о своей участи в строевой части, дедовщина маячила очень близко.
        Вопреки всем страхам, служба оказалась не такой ужасной, как её рисовали. Имея в наличии хоть небольшой мозг и навык им пользоваться, ориентироваться в дебрях уставных и неуставных отношений вполне возможно.
        Не становись лакеем, несмотря ни на какие угрозы. Не «стучи», старайся самостоятельно выкручиваться из любой ситуации. На службе летай за троих, вот и весь рецепт нормальной жизни в первый год.А вернее в первые пол года, остался человеком – дальше будет легче.
        В среде старослужащих, как и в любом обществе, были нормальные люди, были и «придурки». Невооруженным взглядом читалась их нелегкая судьба  - они были придурками для всех. Дать отпор такому «Дедушке» не составляло особого труда, как правило, реакция у них была одна – бежали жаловаться к своим сослуживцам. Но и здесь они не находили понимания. В основном, на жалобный вопль придурка, что молодые оборзели, не обращали внимания. После демобилизации, послушав рассказы друзей, проходивших службу в других частях, понял - в моей части с дедовщиной дела обстояли весьма благополучно.               
        Тяготы военной службы иногда принимали образ мало совместимый с привычным представлением об армии. Воспитанная в марш – бросках выносливость молодых солдат применялась необычно. Одним из полигонов для этого служила кухня в нашей части…               
        Перед вечерней поверкой старшина роты порадовал новостью, наш взвод сегодня чистит картошку!  На первом году службы это означало - по мешку картошки на брата, за себя и за того «деда»,  и ляжешь спать часика в три, а в шесть уже подъем. Предстояло молодым воинам показать всю сноровку и выдержку. В столовой выдали ножи, и повели в помещение, где мы будем заниматься чисткой. Там уже стояли мешки с картошкой и две здоровенные эмалированные ванны, на гражданке мы в таких мылись, а здесь их надо заполнить очищенным картофелем, завтра на обед в части будет пюре. В дурном сне не приснится  такое «пюре»!               
        Делать нечего,  разобрали мешки и принялись за работу, осилишь свой мешок – тебя отправят спать. Отвлекало от жестокой действительности общение, которое порой принимало неожиданные обороты... Двое солдат решили дать друг-другу клички пообиднее. Занять голову нечем, так хоть подцепить кого-нибудь. Судьями в этом состязании были остальные «картофелечистки», медалькой был хохот. Начал эту перепалку солдатик ершистый по характеру, с острым носиком и волосы на голове у него росли «бобриком». Оппонент был спокойный по характеру, но его допек этот воин, и он принял вызов.
        Зачинщик выпаливал варианты как пулемет, но все было напрасно, судьи молчали. И тут раздался голос противника:
- Кактус!
До самого дембеля проигравший носил эту кличку!
        Большое впечатление о себе оставили офицеры - наша часть была ссылкой для провинившихся. Служил бравый офицер, где-нибудь в прекрасной стране, охранял посольство и тут – бах, провинился и загремел на ПУЦ. Молодой выпускник - лейтенант, гордость училища, отдубасил на танцах обнаглевшего идиота  -  то же к нам. Проворовался совхозно-колхозный деятель, надо спрятать концы члена партии, надевают на него погоны и прячут в нашей части. Приводить примеры - дело нудное и неблагодарное. Усугубляло службу уединенное расположение части. Ближайший захолустный городок - три часа ужасной дороги, преодолеть которую могли только мощные армейские машины или танки.
        Замкнутый мирок офицерского состава варился в очень маленьком и тесном котелке. Скрыться от посторонних глаз было практически невозможно, учитывая, что кругом были дежурные, дневальные, караульные и прочий рядовой состав. Малейшее событие сразу становилось известно всему гарнизону, деревенские пронырливые сплетницы могли бы позавидовать оперативности и точности информации. Особенно ценились сведения о любовных похождениях местных Дон Жуанов, парочки молодых неженатых лейтенантов…
        У супруги нашего взводного командира праздновали день рождение, был приглашен весь местный бомонд, в том числе эти два сердцееда. Празднование протекало вполне пристойно, пока там присутствовал командир части и его многочисленные заместители. Оценив хлебосольство и красоту именинницы, начальство, обремененное женами и возрастом, покинуло этот праздник. Молодые офицеры продолжили веселое застолье, которое плавно перетекло в танцы, а затем…На утреннем построении наш взводный был суров и немногословен, а парочка Донжуанов несколько дней, несмотря на пасмурную и дождливую погоду, щеголяла в солнцезащитных очках огромного размера!
        Иногда офицеров было просто жаль, мы после службы разъедимся по домам, в города, деревни, а эти бедолаги обречены торчать здесь - неизвестно сколько лет. Под командованием личности весьма неоднозначной. О взрывном характере командира части слагались легенды, рядовой состав боялся его как огня, при малейшем намеке на его появление, с самых закоренелых и оборзевших дедов слетала вся спесь и они забивались во все укромные места. Молодым воинам репрессии угрожали в меньшей степени, если только они не попадут под горячую руку….
        Подходила к завершению моя каторга – в первый раз дневальным в автопарке. Находиться сутки под бдительным оком самых отчаянных «автокабанов» - занятие не из приятных. Через три часа меня сменят и я вернусь к нормальной жизни. Зазвонил телефон, и я, как положено, снял трубку:
- Дневальный слушает!
Из трубки раздался истошный вопль:
- Беги пулей к машинам и предупреди всех – ОН идет!
Я выскочил из помещения дежурки и заорал на весь автопарк:
- ОН идет!
        Взрыв ядерной бомбы не произвел бы такого эффекта, с территории автопарка мгновенно исчезли все люди, испарились в буквальном смысле слова! Минуту назад вальяжно похаживали орлы, в фуражках набекрень, расстегнутых кителях и ремнях распущенных до колена и вдруг – никого!Пораженный увиденным, я вернулся в дежурку, и, как положено дневальному, замер у тумбочки по стойке «вольно». В окно мне было прекрасно видно всю территорию автопарка, на которой действительно появился ОН!
        И вдруг, откуда ни возьмись, как ни в чем не бывало, ему навстречу вышагивает «Орел». Идет навстречу своей гибели как слепой! При виде такого солдата майор взбеленился и окончательно утратил чувство  самообладания. В последний момент «Орел» все-таки увидел ЕГО и остолбенел. Вероятно в этот миг перед его глазами пронеслась вся его коротенькая жизнь! Через секунду от «Орла» полетели пух и перья в виде грязного подворотничка, неправильно одетой фуражки и ремня, а ушитый до невозможности китель был разорван в клочья на самом бойце!
        После этой процедуры, раскалившийся до бела майор ворвался в дежурное помещение. Приняв стойку «смирно» и выпучив глаза я заорал:
- Дневальный по автопарку рядовой «такой - то»!
        Майор обшарил взглядом меня, дежурку и вдруг открыл тумбочку дневального. В тумбочке стояла стеклянная трехлитровая банка голубой краски, её принесли для окраски панелей в дежурном помещении.  По уставу её не должно быть здесь!
        Не обращая внимания на мои робкие объяснения, он схватил банку и, подняв её над головой, со всего маха бросил на пол. На моё счастье я был прикрыт тумбочкой и её открытой дверцей. У майора такой привилегии не было, его сапоги и шинель, до пояса, приобрели цвет парадной формы – голубой! Примерно так состоялось мое близкое знакомство с командиром части.
        Офицеров, которых уважали солдаты, было немного. Основная масса командиров тратила последнее здоровье, что бы добиться от солдат признаков службы.  Круглосуточное  противостояние солдат и таких офицеров, привело к возникновению знаменитой поговорки:
-  «Кто служил в армии, тот в цирке не смеётся»… 
        На вечерние построение роты заявился капитан Крефилов, личность одиозная, остротой интеллекта не блистал и был нудный как зубная боль. Кличка у него было соответствующая, «Тупой».  Дежурный по роте доложил, что вечерняя поверка произведена, весь личный состав на месте. Крефилов молча прошелся вдоль строя, и тут он заметил, что у одного из солдат на кителе отсутствует пуговица! Незамедлительно начал читать лекцию на тему:
- «Сколько стоит пуговица и как вся стран, в сумасшедшем напряжении сил, ее изготавливала», - и пошло, и поехало.
       Прошло минут десять. Дневальный потихоньку позвонил жене Тупого:   
- Люда, забери своего! 
- Кто бы у меня его забрал! - прозвучало в ответ.               
        У кого-то из дальнего конца строя окончательно лопнула вера услышать команду «Отбой». Раздался  сдавленный хрип: 
- Тупой, иди домой!
        Реакция офицера была по - военному моментальной:
- Я сам знаю, куда мне идти!
        Лекция спокойно продолжалась. Иногда офицеров манил образ «Отца-Командира», и они пытались морально, по отечески,  воздействовать на подчиненных, уповая на наличие совести и разума у последних. Но и здесь решающую роль играла личность офицера. Не имея ни малейшего авторитета у солдат - офицеру хоть об стенку разбиться, но результат все равно будет отрицательным… 
        Оставалось примерно минут двадцать, перед тем как дневальный заорет на всю казарму: 
– Рота, заходи на просмотр программы «Время»!
        Подбежал ко мне дежурный по роте и передал приказ явиться в канцелярию роты, пред светлые очи замполита. Необходимо уточнить, что в армии он оказался после неудачного командования совхозом, и его быстренько переодели и упекли на службу в нашу часть. Постучался, спросил разрешения войти и доложил – «такой-то» прибыл по Вашему приказанию.
        Замполит начал распекать меня за употребление нецензурных слов:
- Надо было культурно объяснить молодым солдатам, что сидеть на кроватях до отбоя – нельзя.
        Упомянул моих родителей, которым, наверное, стыдно, что их сын так служит. Я начал ему рассказывать о том, что родители, провожая меня в армию, советовали брать пример с командиров и коммунистов. Он обрадовано заморгал, я продолжил, что так и стараюсь поступать. Брови капитана начали ползти вверх. Объясняю: 
– Пять минут назад, зайдя в казарму, Вы, командир и коммунист, заорали – Грудненко, пи-пи-пи  ко мне!
        Правда не всегда воспринимается адекватно, следующие трое суток я провел на губе. Посещение этого заведения происходит всегда неожиданно, юношеский оптимизм заглушает голос разума... 
        Очередной мой визит на гауптвахту  не заставил себя долго ждать. Захотелось вольной жизни, соблазнил «зелёный змий» в облике знакомых солдат из автороты. Собираясь в очередную поездку, они расписали картину маслом, как они вечером приедут, привезут вино, и мы все будем счастливы. К приезду этих благодетелей надо было организовать все по высшему разряду, договориться с поварами о хорошей закуске и прочее. Вечер предвещал кучу удовольствия, а утром мы будем опять чисты как ангелы.
        Но события развивались не по сценарию -  машины вернулись из поездки только в три часа утра. По причине несовершенства ума и полного отсутствия инстинкта самосохранения, вся компания решила выполнить программу за три часа. Напиться, протрезветь и к шести утра быть в строю. Странно, но и здесь события не оправдали наших ожиданий! 
        Взяли нас тепленькими, когда мы успели выполнить только первую часть из нашей программы, был вызван караул, шоферов сразу повели на губу, а меня доставили в штаб, к командиру части. Меня в ту пору отчаянно сватали остаться в армии, отцы-командиры наперебой щебетали в оба уха о прелестях сверхсрочной службы. Теперь я должен был пройти «беседу» о недопущении пьянства в армии. В кабинете майора сидели офицеры, и он устроил показательный разнос в назидание всем. Командир орал: 
– В армии пить, все равно, что тигрицу  е-пи-пи -ь, удовольствия мало, а страху много!Весь дальнейший монолог был в этом духе.               
        Потом приказал начальнику караула вести меня на губу. Лейтенант доложил, что гауптвахта забита и вакантные места отсутствуют  -  последние свободные места заняли водители из нашей компании. Майор опять орет: 
– Веди на губу! 
        В приступе ярости он не мог уяснить, что губа переполнена. Немного остыв, приказал вести меня в казарму. Привели в казарму и я завалился отсыпаться после всего пережитого. Вечером место на гауптвахте освободилось. Отсидев свои пять суток, я благоразумно решил - отслужить оставшийся год и смыться домой.
        На утреннем разводе ко мне подошел замполит - кадровая служба запрашивала дополнительные сведения о родителях. Скоро должен выйти приказ о присвоении мне звания «прапорщик», и меня переселят из казармы в офицерское общежитие. Имея среднетехническое образование и год срочной службы, мне не надо было проходить обучение в школе прапорщиков. Вся процедура происходила на бумаге. Я доложил капитану, что передумал оставаться в армии.
        Следующую неделю меня старательно уговаривали, а в случае отказа мне обещали, что оставшийся год службы покажется вечностью. Одного они не учли, вечностью казался первый год службы, и тем ни менее он прошел.
       
        Опыт проживания в вечности у меня уже был.
      
        В конце лета, на дороге ведущей в ПУЦ, показалась колонна машин. В машинах сидели молодые солдаты, направленные для прохождения дальнейшей службы в нашу часть.  Основная масса прибывших состояла, в основном, из обитателей лесов, расположенных в средней полосе России. Отлавливали их на полянах или около железных дорог, наживкой служила пустая консервная банка. Все как один имели очень смутное представление об алфавите и прочитали за свою жизнь только одну книгу - «Миколка-паровоз», первый том. Среди них были и те, кто свой букварь пустил на самокрутки.
        Бедные офицеры не знали, как можно пробудить хоть каплю сознания в головах таких солдат. Не удавалось это сделать ни сержантам ни дедам. Откуда могло появиться такое количество этих людей – непонятно. Осмысленность в глазах появлялась у них только в столовой, при виде еды…               
        На очередном политзанятии наш командир взвода пытался добиться от такого солдата простейшей манипуляции. На задание – «Покажите границу СССР», он должен был указкой провести по жирной красной линии на карте. Но солдат впал в ступор и молча таращился на лейтенанта.
        В класс зашел замполит - посмотреть как молодое пополнение овладевает политграмотой. Взводный доложил, что этот воин не интересуется службой, политикой и прочая и прочая. Замполит начал увещевать и стыдить солдата, в конце своей речи задал ему вопрос: 
- Служить Вы не хотите, на занятиях Вам не интересно, чего Вы хотите?
На этот раз ответ прозвучал:               
– Стакан водки!
        Отсутствие элементарного образования осложняло службу, но, как показала практика, наличие признаков фундаментальных знаний, то же вредило молодым солдатам. Был у нас во взводе солдат Кобелев, бросив второй курс физмата МГУ, он решил «пойти в солдаты».  Личность хмурая, вечно сосредоточенная на своем внутреннем мире. Когда его извлекали оттуда, он был неспособен адекватно принять реальность. Если к этому описанию добавить его физиономию, которую природа слепила не утруждая себя  - то такого воина можно было только пожалеть. Впрочем, интерес к нему затих через пару месяцев, дальше он служил при наличии скидки в пятьдесят процентов. Возможно, это и было его задачей на данном отрезке времени.
        Такой скидки некоторые воины добивались весьма осознанно. В первый год службы старательно изображали недоумков - что с дурачка взять. Но сразу, после демобилизации дедов, расправляли затекшие крылышки, приходилось только удивляться – сколько сил потратил человек, скрываясь под такой личиной почти год!
        Самое интересное происходило когда прибывало молодое пополнение – не было более суровее дедов, чем эти бывшие придурки! Впрочем, особо разгуляться им не позволяли свои же сослуживцы, смотреть на такого клоуна было просто противно, все ужимки и прыжки этих вояк пресекались на корню!
        В армии хорошо видно, как внешние обстоятельства меняют характер человека.  Стимулами для таких метаморфоз могло послужит назначение каптером, сапожником, поваром - тепленькие места имели разные названия. Были и такие оригинальные должности как: «Свинарь» и «Кочегар»! Даже присвоение самого малюсенького звания, типа «ефрейтор», кардинально меняло поведение сослуживца. Человек, которого ты знал как самого себя, моментально превращался в незнакомого тебе субъекта.
        Самое интересное происходило, когда совершалось обратное превращение - нередки были случаи разжалования в рядовые, или изгнания с теплых мест. Чехов, со своим Хамелеоном  - бледное подобие того, на что способен человек! У обладателей небольшого жизненного опыта, и легкоранимой психики, такие кульбиты вызывали шоковое состояние.
        Монотонность армейского бытия зачастую толкала солдат на поступки, в адекватности которых можно сильно усомниться. Очень героическим поступком считалась «самоволка»….
        На это мероприятие всегда отваживались солдаты, имевшие в прошлой жизни опыт деревенских посиделок, нормального городского парня нельзя было соблазнить прелестями этого приключения.  Ночью, после отбоя, крадучись, по грязи или по колено в снегу, надо было тащиться за три километра в ближайшую деревню. Пяток полуразвалившихся строений, где обитали пенсионеры и две «молодухи», хорошо известные многим поколениям солдат, служили наградой этому марш-броску. Иногда к этому набору добавлялся самогон. Тогда обратный путь в казарму занимал много больше времени и требовал огромного самообладания.  Однажды, будучи дежурным по роте, пришлось наблюдать возвращение четверых таких «героев»…
        В казарму ввалились трое солдат, на себе они тащили большой кусок грязи, который своими очертаниями напоминал человека.Дружно протопали в помещение умывальника и там развернулись главные боевые действия. Содрали с бедолаги грязную форму, самого умудрились сидя запихнуть в раковину, и двое принялись отмывать его холодной водой, не обращая внимания на громкий протест подопечного. Еще один трезвый член сообщества самоотверженно  стирал форму этого героя. До команды – «Рота, подъем!» оставалось два часа.
        Не передать словами, как они благодарили  упившегося самогоном сослуживца. Этот горемыка, сидящий в позе «лотос»,  в раковине для умывания, еще не мог до конца уяснить всю трагичность ситуации. Осознание пришло гораздо позже, когда в ответ на свои просьбы, еще разок навестить «деревенский дом отдыха», он получал постоянные отказы от бывших братьев по разуму.
       При определенной доле везения такие мероприятия заканчивались благополучно. Но, если учесть, что «тайные тропы» любителей деревенского пленера были хорошо известны всем офицерам, в том числе и заступившим в караул, то зачастую, на подходе к казарме, этих бедолаг уже ждали. Торжественное сопровождение на гауптвахту им было обеспечено.
        Пребывание на гауптвахте подразумевало перевоспитание трудом и дисциплиной. Заставляли делать разного вида хозяйственные работы, всё зависело от степени вины солдат. Когда не находилось фронта работ для провинившихся, копали траншею: -От этого столба и до отбоя! На следующий день траншею зарывали, и…снова начинали копать! Иногда применялось изощренное перевоспитание, но только по приказу командира части…
        Троих «дедов» изловили в момент, когда они, прихватив у знакомых поваров консервы, с добычей направлялись в казарму. Дали команду к общему построению, и перед строем этих «везунчиков» обвинили в краже продовольствия и подрыве боеспособности армии. Объявили им по десять суток ареста и отправили на губу. Страсти понемногу улеглись, командиры успокоились. Иногда  днём караульные приводили арестантов  в казарму, погреться и разжиться сигаретами. Дело происходило зимой. Арестанты  старались держаться бодренько, но странный запах распространяла их одежда.
        Прошли десять суток, командир добавил еще десять, и мытарства этой троицы продолжились. В очередной раз навестив казарму, они принесли с собой уже не запах, а вонь. Раскрылся секрет их деятельности. Болтливый караульный – находка для шпиона! Нет повести печальнее… 
        На задворках территории части располагался туалет на сорок персон - для летнего пользования, и по причине наступившей зимы это сооружение пустовало. Но в глубине его скопилось изрядное количество отходов жизнедеятельности личного состава. Именно на эти недра и были направлены усилия обитателей гауптвахты! Вся троица спускалась в «шахту» и рубила топорами смерзшееся «сокровище», только «щепки» летели. Затем паковали добычу в мешки, и грузили на машину. С одной стороны их было жалко, но с другой…. Утешали их как могли - «После такой практики вы сможете ударно работать в любой шахте, теперь вам море по колено», и тому подобное, в разных вариациях, но ближе пяти метров к ним не подходили, слишком густое амбре они источали.
        Разными событиями понемногу заполнялись дни, которых в итоге накопилось на полтора года, и тогда наступил самый ответственный период службы в армии! Последние полгода службы все деды занимались исключительно важным делом - подготовкой к дембелю! Все свободное и несвободное время тратилось только на эту цель. С фанатичной скрупулезностью готовилась парадная форма и святая святых – дембельский альбом!
        По разным углам трудились «народные умельцы», превращая ложки из нержавеющей стали в заколки для галстуков, перешивая парадную форму под  стройные фигуры дембелей, и совершая прочие художественные произведения. В результате этой бурной деятельности очень часто герой приобретал клоунский вид, чувство меры атрофировалось полностью!
        Особенно отличались повара, хлеборезы, сапожники, кочегары, киномеханики и штабные писари, в общем, всех не перечислишь. Свободного времени у них было достаточно, и к дембелю они готовились самоотверженно. Все подвиги, всё героически свершенное в армии, было выполнено именно этой категорией вояк. Их парадные кители были увешаны побрякушками в таком количестве, которое не снилось Брежневу. Они были старшими пограннарядов, специалистами первого класса, отличниками Советской Армии и Пограничных Войск, юбилейные знаки всех погранотрядов висели плотными рядами.
        Коллекция собиралась два года. Покупали, продавали, выпрашивали, воровали. Тот факт, что герой простоял два года в тапочках на кухне у котла, в ярославской области - стирался из памяти. Заранее готовились и заучивались рассказы о  тяжелой и героической службе на границе. Дембельский альбом фаршировался  фотографиями. Самая главная – у макета пограничного столба, с местной дворняжкой в роли пограничной собаки. Это должно вызывать чувство трепета у всех, кто удостоился чести взять в руки реликвию под названием «Дембельский Альбом».
        После основательной подготовки к демобилизации, облик солдата менялся кардинально. Выпустить дембелей в таком виде не захочет ни один командир. Подготовленная парадная форма и альбом переправлялись за территорию части. В строю, перед штабом, дембеля стояли скромно одетые в парадную форму молодых воинов, не отягощенную «орденами и медалями». Выехав за пределы части совершалась рокировка и парадки молодых солдат отправлялись обратно – дослуживать. Звон стоял на всю округу, когда герой начинал движение!
        Прохожие теряли дар речи, и только позже начинали соображать – это прошел дембель.
        Самая главная задача на пути к дому, не попасть в руки военного патруля, доставят в комендатуру и обдерут как посленовогоднюю елочку. Отправят домой одетым по уставу. Бродя по закоулкам на вокзалах, прячась в туалетах, везли себя как драгоценность. И только в конце трудного и опасного пути, получали заслуженную награду - восхищенные взгляды родственников, друзей и подруг.
        Можно с уверенность сказать, что этой участи, в той или иной форме, не избежал ни один отслуживший срочную службу в рядах доблестных войск!
         И совершенно не важно, как называлось войско, Советское или Российское.

Продолжаем - http://proza.ru/2020/09/20/108