Жданов, Сан Саныч, Проза, 2

Сказка о Жеребёнке.

А давеча мне сон чудной приснился. Будто бегаю я по выгону эдаким распаренным мужиком, борода веником, рубаха в распояску, в правой руке кнут да вожжа, а в левой и вспомнить совестно: «лошадиным лакомством» называется. И будто я хочу жеребёнка пегого поймать. Только он не идёт – смеётся! Я уже и за кустик хоронился, кричу: «Пойдь ко мне, Пегаска, конфетов дам!»
Не идёт, смеётся!
У меня башка свинцом залита, сердце ненавистью рёбра распирает, ненависти к Пегаске. И двустволка откуда-то взялась. Переломил дуло, патроны в стволе забиты, только стреляй!
Ну, взял да и бабахнул по нему! Дым рассеялся, гляжу – мой жеребёнок уже не смеётся, а смотрит строго.
Тут у меня враз и перевернулось что-то в душе. Сел на камешек, скрутил цигарку и задумался…
Вдруг чую сквозь думку, как рук моих коснулся язык тёплый, детский. Гляжу – плачет мой жеребёнок, заплакал и я…
____________________

Глубокой ночью, через яблоневые сады, шёл старый человек, смеясь и плача, а рядом бежал и бежал, не  отставая, крылатый жеребёнок.


Почему холодно под яблоней



Ближе к ночи старик сорвался и наорал на старуху: «Ну почему так: С тобой муторно, а без – ещё хуже!»
Сказал и выбежал, хлопнув дверью веранды. Сорвал полушубок с вешалки и пошёл в сад ночевать. Кинул доху прямо на землю, улёгся под яблоню и закрыл глаза…
Вдруг его лысины коснулась пятерня жены.
«Иди в дом», - строго сказала она. Старик молча поднялся. Доху подцепил с земли и пошёл вслед за женой.
Утром старик пил чай и улыбался чему-то.


****

Я вижу родное поле – слоями. В тумане забор то ли елей, то ли стягов и копий…
  (Сменяем картинку).
А кто её ставил, если не по белому экрану потолка на иврите Моисеевы песни.

Контур белокурой женщины в спущенных чулках (бежит прямо в меня, в глазах отчаяние).

Где плещется вода
На каменный с ложбиной тротуар,
Чёрный лак гондол
С лебединой шеей носа и кормы
Фигура в канотье,
Тельняшке и жилете
И чёрных клёшах.