Фенька Фаньки

                Жизнь и удивительные приключения русской народной героини Фейги Хаимовны Ройтблат.

        Революционерка, каторжанка и просто красавица родилась на Волыни за чертой оседлости. Друзья звали её: «Совесть революции», а враги – «Волосатая доска», «Ходячий трипак» и «Косой Зверобой».

          Всё детство она страдала от проклятого царизма и престарелого папика. Он ра-ботал Меламедом в школе, а дома вёл себя, как конченый садист и отпетый педофил. Фейга пряталась от отца под кроватью, но он выманивал глупое и подслеповатое на оба глаза дитё. Свернув пустой фантик конфеткой хитрый Хаим пел елейным голоском:
                – Откушай, родная, конфетку сладку.

           Доверчивая девочка вылезала, а батя брал её за жопу, мычал и обильно пускал слюни.

                Когда Фани исполнилось десять лет, деспот намотал на руку её пышные чёрные локоны и силой отволок за волосы в хедер. Там учились одни мальчики и малышка им понравилась. Они сразу научили её пить вино, курить конопель и ругаться матом, а потом – играть в карты, бутылочку и гулять за деньги с ворами и революционерами.

       Ища цорес на свой тухес, она ночевала в малинах, катранах и конспиративных квартирах. Лёжа на грязных простынях в жёлтых разводах, красотка курила кальян, мечтая о свободной любви в обществе равных возможностей. Большевики регулярно доносили властям её образ мыслей. Стучали они не со зла, а чтоб отбить хоть часть средств, истраченных на прыщавую малолетку.

         Бедняжка с 13-ти лет мотала срока по всей Сибири, покоряя её просторы своими роскошными волосами. Пушок над пухлой губой, заросшие подмышки и небритые но-ги были фенькой Фани. Но она мечтала о настоящей фенечке из кожи с бисером. Такую ей никто не дарил, а все её кавалеры и дамы ставили нимфетку на колени, кусали и шлёпали.

         На зоне в Акатуи вертухаи облизывались, глядя на сексапильную молодуху, и потели даже в метели. Они прозвали её: «Каплан баклан», а чопорные барышни октябристки: «Дора умора». Левые эсерки дали ей погонялу: «Фанька-встань-ка», а разбитные коблы и ковырялки: «Каплан биплан». Все они ходили за ней табуном и требовали песен с плясками.

          Она шла на поводу и исполняла Хаву Нагилу, Гопака и другие грязные танцы. Сорвав робу, бесстыдница швыряла её наземь и лихо пускалась в пляс топлес. Она крутила груди то в сторону уральских гор, то – японского моря и пела задорные час-тушки. Они нахваливали групповые оргии с карбонариями и насмехались над мужским достоинством жандармов и даже Венценосца.

       Воровки, убийцы и политические вставали в круг и, пожирая стриптизёршу гла-зами, машинально теребили эрогенные зоны. Многие каторжанки хлопали в ладоши и подзадоривали красотку криками:
            – Асса! Наяривай залётная! Гуляй рванина! Зажигай Рассея!
    
               
         После бескровной февральской революции узницу совести выпустили. На воле она потребовала компенсацию за, подорванное каторгой, здоровье. Временное правительство наизусть знало все матерные частушки Фани и ценило её вклад в борьбу с тираном. Решив помочь героини, добряки выписали из мрачных царских подземелий два ящика крымской мадеры. Убедившись, что вино крепко и не отравлено, они пришли на поклон в Речной Профсоюз Свободных Бурлаков.

        Толстый п лысый председатель РПСБ знал Фаньку, как облупленную, а оба его жирных зама – не понаслышке. Они пожелали ей здоровья и за три пузыря дали бесплатную путёвку в санаторий «Приморский».

         Там работал главврачом родственник самого Вована Симбирского. Гений с детства души не чаял в своём младшем брате и любил его больше, чем ломать игрушки и устои государства. Он чмокал розовую попку Димона и прятал её под своё одеяло от похотливого папика и старшого брата Алексашки.

           Тупой первенец украл из кабинета отца фамильный кистень Ульяновых, а из маминой спальни чёрный чулок. Натянув его на голову, он стал по ночам работать на большой дороге; Симбирск – Самара.

       Днём мокрушник вёл распутный образ жизни и даже снискал уважение среди собутыльников и бюджетных шлюх. Своей ежедневной похвальбой, Санёк Симбир-ский внушил им, что как только он грохнет Помазанника, их жизнь изменится к лучшему:
            – Днесь канаю в Питер на хер. Загашу там тёзку не в кипишь и всей хевре станет ништяк. Точняк! Как в Раю, зуб даю. Мокруха, сука, козырная. Верняк, короче!               
          Кроме сородичей на пердимонокль Димона по ночам охотился усатый дядька воспитатель, а днём – бритый на лысо дворник. Ухаживая, хитрый татарин тискал ребёнка в кустах сирени на заднем дворе и предлагал сладкие гадости на любой вкус:
                – Моя твоя сильно хочу и озолочу. Айда в подвал! Там дам пососать петушка на палочке и винца из забродившей кожуры земляных яблок. Твоя будет всласть кушать пряника с Тулы и даром зырить срамные открытки с Германии. На них все иностранки уже в неглиже.

             Возмужав, один калмыцкий еврей стал работать лекарем в деревне под кличкой: «Лепила-гнида», а другой диссидентом заграницей. Когда началась мировая война, он пролез на слёт баварских пацифистов и развёл их:
            – Геноссы хеггы! Есть тема в цвет в натуге! Могу легко пгодвинуть бгатание на всех фгонтах. С вас только мешок магок и вагон с пломбой до Питега. Скидываетесь, если вам не всё гавно дело мига.

               Атаман отребья вернувшись на родину на железном коне и при деньгах. Он пообещал купить маузеры всем спешившимся матросам и на их плечах въехал во власть.

              Первым делом вождь назначил своего младшего брата главврачом на курорт в Евпатории. Затем он отослал братву брать винные лавки, аптеки и банки и только потом вспомнил о себе. Присев, альтруист велел подать немецкое пиво с астраханскими раками и элитными путанами.

              Прислуживающие в Смольном пролетарии с Путиловского не читали Капитал и не знали, где раки зимуют. Не найдя членистоногих с Поволжья, они притащили Рижское пиво и пьяную маруху без панталон с московского вокзала. У неё не было трёх зубов и двух сисик, но был синий фингал и красный революционный бант на грудной плоскости.

                Ленин опасался простолюдинок, после скандалов с Арманд из-за злых мандовошек Парижа. Глотнув Рижского, он сплюнул просрочку на дубовый паркет института благородных девиц и приказал:
                – Саботажников гасстгелять, а плоскодонку продать эсэрам. Пусть стажигуются.

             Посетовав, что всё надо делать самому, Владимир Ильич двинул за шлюхами на Вознесенскую к Дрезденши, а Дмитрий Ильич – к самому синему в мире Чёрному морю.

                В санатории он сразу положил глаз на тело, истончённое ходками. Врач бархатным голосом пригласил худую больную в отдельный кабинет, подлечить нервы. Под предлогом осмотра он велел ей раздеться, лечь на кушетку и долго мял, щупал, да поглаживал.

           Фани нравились, когда её шлепают по ягодицам, но она не давала марксистам из принципа. Вообще-то, им никто не давал, даже дети. На трёх вокзалах красных внесли в чёрный список. Мужчины, женщины и калеки трёх полов не любили их за то, что они сулили золотые горы, кончали, при виде панталон и убегали, не за-платив.

                Однако среди инвалидов нашлась-таки парочка пидарасов, манкирующая мораторий. Они за полтину серебра сдавали своё тучное гузно в аренду даже левым уклонистам.

               Большевики хотели море любви, но не умели платить. Взяв страну силой в свои руки, они дали громкое обещание, поделить всех дам и не дам меж собой по ранжиру. Беря с них пример, хитрый Митрий тоже дал барышне крепкое слово эскулапа:
                – Завтра же пропишу тебе шар чёрного опия и отведу под венец.

                Наивная анархистка повелась. Мечтая о лекарстве, чёрном, как задний проход в негра, она расслабилась и зевнула. Доктор не заставил себя долго ждать, но на следующий день забыл все свои обещания. Взамен мака склеротик дал Фанни лакрицу от мигрени и корень солодки от бессонницы, а вместо свадьбы, запер в процедурке и насильно ввёл ей своё семя перора;льно. 

                Каплан не простила обман. Она взяла в долг у ключницы четверть и, угощая самогоном бывшего околоточного, посетовала на кидняк. При новой власти он служил логистиком в НАРКОМПРОСе и сочувствовал всем обманутым женщинам:
                – Вот падла лепила! А ведь давал клятву Гиппократу…

            Настоящий мужик не стал брать с потерпевшей мзду кэшем, а за скоротечную услугу вывел её на залётных стрелков с Латвии. Фаня купила у них шпалер, а у подруги проститутки – добрую жменю бледных трепонем. Ими она от души смазала патроны и пальнула в Ульянова, но будучи подслеповатой на оба глаза, попутала братанов.

       Ленин помянул плохим словом чужую маму и рухнул, как мешок с фекалиями.  . Толпа схватила носатую хохлушку на месте преступления и начала суд Линча. Мнения разделились: кто взял её за грудки, требовали крови, а кто – за жопу – наградить и отпустить.

           Точку в споре поставили беспристрастные чекисты. Прибыв часа через три, они угомонили толпу выстрелами и увезли кралю на допрос в Кремль.
    
      Бледные, как старый кокаинист, трепонемы тоже не теряли время даром. Они пролезли в мозг вождя и стали его глодать, да нахваливать. Крупская рыдала, а все радовались, что картавый вот-вот крякнет и заключали пари: кто первым сядет на трон главаря?

      Коба ликовал особо. Он поставил на себя у всех букмекеров и собирался сорвать большой куш.На планёрке, садист Троцкий предложил в назидание потомкам посадить террористку на цепь пожизненно:
        – Пусть завидует нашей новой жизни и стирает портянки кремлёвским курсантам.

       Но добрый грузин Сталин отклонил предложение злого еврея. Он приказал сжечь деву, чтоб не мучилась и, подумав, добавил:
       – Лучше всего спалить её посреди кремля в бочке из-под баварского тёмного. Лэнину будет приятно. Он любит этот пивасик болшэ, чем де труа с Надин и Инесс.

        Ближний круг взял под козырёк. Не доверяя русским, дело поручили поляку с хорошим тюремным прошлым. Он всегда проносил в крытку мыло и не жалел его ни перед едой, ни перед петухам. За это они любили инородца и выстраивались к нему в очередь:
        – Ну как наш палач?
        – Сегодня хорош. Чистая Железяка!

        Бензин и спички выменяли на какие-то безделицы из Грановитой палаты, а бочкатарой Ильич так заставил Тайницкий сад, что ходокам там пёрнуть было негде.

       Фаня занялась сразу и её богатый волосяной покров трещал не хуже берёзовых палений. Аутодафе удалось на славу. Кремлёвская публика долго рукоплескала и требовала сжечь ещё кого-нибудь на бис. Но под гром овации Свердлов спёр спички, а дедушка Калинин выпил весь бензин.

       За образцовую кремацию шляхтича наградили кремлёвским пайком. Когда Лёвка Розенфельд по кличке: «Каменюка» и киевский семит Гога «Пятак» довели его до инфаркта, то ему поставили памятник, а их – к стенке.

       Шинель из железного бетона долго радовала глаз зевакам с Лубянки. Правда подлые диссиденты покупали голубям просо на валюту ЦРУ и вольные птахи по-слушно серели на голову статуи ко всеобщей радости.

       Очередному вождю не доложили о русской традиции свергать отпускников. Он поехал купаться в море, а люди сразу почуяли ослабление гнёта. Озверев от свободы, они выкинули монумент менту на помойку истории. Но место гибели Фани на кремлёвском холме почитают и поныне.

      Плывут мимо пароходы – гудят героине. Пролетят самолёты – махнут ей крылом! Проедут автобусы – пассажиры свернут дулю в кармане. А пройдут пионеры и споют акапелла:
                – Слава девчонке погибшей за нас!
                Жаль, что косила немного на глаз,
                Нам-бы сейчас подрасти поскорей,
                Чтобы вождей замочить всех мастей.
 

------------------------------------------------


     На фото Фейга Ройтблат в Казани, а рядом её крематор и любимчик нобелевских лауреатов с Белоруссии.

      Фотографии из интернета, реставрация моя, а поэзия второстепенного поэта третьего эшелона силиконового века К. Кнопассер.
         
           Copyright: Лев Верабук, левый берег Москвареки, сентябрь 2021 г.