Обыкновенная усталость

Знаете то странное чувство, когда у тебя есть всё, что нужно для счастья, когда у тебя есть любящая семья, есть хорошие и верные товарищи, в которых ты уверен, но всё равно чего-то не хватает. Блуждая по бесконечным улицам собственной души ты начинаешь осознавать, что не хватает обыкновенной уверенности в самом себе, не хватает удовольствия от всего происходящего. Ты выстраиваешь жизнь по принципу: или ты кого-то ударишь ножом, или кто-то ударит тебя, но на твоём теле порезов больше, чем на всех остальных. Так, в чём же действительно заключается проблема? Ты веришь не тем людям? Ты пытаешься быть слишком мягким или сдержанным? Нет, ты просто от всего устал. Устал скитаться по коридорам больницы, чтобы получить какую-то малозначимую справку, устал сидеть до позднего времени перед экраном монитора, как этим занимаюсь сейчас я. Ты устал быть тем, кем являешься, а окружение этому просто способствует. Ты гонишься за счастьем, но оно тебя опережает. Ты запрыгиваешь в такси, всучиваешь пятитысячную купюру водителю, просишь вдавить педаль газа в пол, а он в ответ лишь неторопливо закуривает сигаретку и начинает рассказывать о том, как ему изменила жена. Он тоже устал. Он устал быть шестерёнкой, работающей для кого-то. Он устал тратить свои лучшие годы на том месте, на котором ему найдут замену уже через полчаса. Он устал быть с той, кто его не любит и находится в браке лишь из-за квартиры. Водитель тормозит на красном сигнале светофора. Счастье продолжает от тебя отдаляться. Ты высовываешься из окна и кричишь, чтобы тебя хотя бы немного подождали. Но крик растворяется в звуках пожарной сирены проезжающего мимо автомобиля соответствующей службы. А вот и через дорогу перебегает подросток или, вернее сказать, молодая девушка. На ней чёрная толстовка с длинными рукавами, скрывающими многократные порезы. Под толстовкой – водолазка с высоким воротником, позволяющим успешно скрывать неудачные следы попытки самоубийства через повешение. Она устала от того, что её не понимают в школе, она устала терпеть издевательства, происходящие каждый день, она устала от пьющего отца, поднимающего руку на неё и на мать, которая сама не прочь опустошить пару бутылок огненной воды за компанию со своим горе-мужем. Самое ужасное в этом всё – это то, что подобное постепенно становится обыденностью. Ежедневно кто-то из тех, кого мы знаем, становится курильщиком, наркоманом или алкоголиком. Первых ещё как-то отдалённо можно понять. Много от кого доводилось слышать, что сигаретный дым в лёгких – позволяет успокоить нервы, утихомирить пылающую душу и расслабить разум. Тем не менее, успокоите ли вы душу, отхаркивая вместе с кровью частицы своих лёгких? Успокоите ли вы душу, проводя в палате для онкологических больных больше, чем в уютной постели дома? Успокоите ли вы её, если станете безвольным существом, волочащим бренное существование? Вот уж сомневаюсь. Но вы все стремитесь заглушить боль: пьёте антидепрессанты или успокоительное, посещаете психотерапевта или семейного психолога, гуляете с друзьями, напиваетесь и изливаете душу у костра. Да, только в вас давно уже нет души. Куски мяса с костями, которые пытаются быть людьми, быть настоящими, а не играющими роль – хуже любого животного.
Кстати, о животных. Интересно, весело ли жить на улице около мусорного бака просто потому, что ты никому не нужен? Интересно ли питаться раз в несколько дней и то, если повезёт? Почему маленький котёнок не может устать от этого? Он тоже живой. Он тоже хочет каких-то обыденных, хоть и более приземлённых вещей. Но, если мы относимся к людям как к мусору, то о каком нормальном отношении к так называемым “братьям нашим меньшим” может идти речь? Ещё со школы нам говорят, что мы должны отвечать за тех, кого приручили. Ужасно признавать, что приручив котёнка – вы вскоре можете наиграться с ним и вышвырнуть обратно на улицу. А потом это произойдёт с человеком. Он влюбится в вас, отдаст своё сердце, которое вы беспощадно растопчите и отпустите обрывками в свободное плавание.
Я с огромным сожалением на душе признаю, что сам часто становился тем, кого ненавидел, презирал и кем бы никогда не хотел быть. Я всегда старался держать голову высоко поднятой, старался не показывать слабости на публику и сдерживать всё в себе, создавал образ максимальной непоколебимости, но спустя столько времени – просто устал от этого. Устал быть тем, к кому можно всегда обратиться за помощью с уверенностью, что тебе не откажут. Устал быть тем человеком, к которому обращаются только тогда, когда что-то нужно. Устал быть нужным лишь иногда. Устал тянуться к тем, кто потом ударит по рукам.
Устал рвать себя на части изнутри и плакать в подушку. Устал видеть кошмары, в которых меня убивают близкие товарищи и друзья, устал видеть сны, где меня бросают дорогие мне люди. Устал от того, что стал заложником созданного образа. Устал быть заложником самого себя. Но самое ужасное в этом всё, что, даже несмотря на всю усталость – мне нравится быть тем, кем я есть. Стокгольмский синдром по отношению к самому себе – это довольно странно.
Ох, что-то я отошёл от темы, ведь красный свет светофора успел перемениться на жёлтый, а затем и на зелёный. Водитель такси уже перестал курить. Точнее, он начал, а после выплюнул сигарету в окно и молча заплакал. Кажется, ему с трудом удалось рассказать о жизненной ситуации незнакомому пассажиру, но от этого на его душе словно уменьшился груз, словно с неё рухнул огромный камень и укатился в неизвестном направлении…как и счастье, за которым я так бездумно гнался. Наверное, счастье тоже от меня устало. Устало от этой мании преследования, устало просыпаться в ужасе, что я когда-нибудь до него доберусь.
Ровно как и устали работники пожарной службы, уже возвращающиеся обратно. Судя по их чумазым лицам, пришлось повозиться на месте очага возгорания, но эти расслабленные улыбки после таких трудностей – осознание отдыха. Они устали, но устали уже физически. Нам никогда не заглянуть в их душу и не узнать, что у каждого в их коллективе какие-то проблемы. У одного – неделю назад погиб отец и он до сих пор не может смириться с утратой, потому, что остался сам по себе, у другого – парализовало маму и он работает, чтобы оплачивать сиделку и приобретать дорогостоящие лекарственные препараты, третьего в детстве выкрали из семьи и воспитали в нечеловеческих условиях, у четвёртого – психологическая травма из детства из-за насилия со стороны отчима и его собутыльников.
Мы никогда не сможем заглянуть в душу другого человека, никогда не сможем понять его мысли и чувства, а жаль. Порой, это могло бы избавить людей от множества проблем.
Не пришлось бы устраивать душевную поножовщину, из которой ни одна душа живой обычно не выбирается, не пришлось бы лгать, чтобы достичь каких-то целей, не пришлось бы быть уродом и мразью в глазах других лишь из-за того, что тебя неправильно поняли, не пришлось бы быть одинокими и брошенными в урну людьми, не пришлось бы страдать, когда страдать не нужно.
Такси остановилось около обрыва. Мы вместе с водителем вышли, неторопливо подошли к краю, присели, свесив ноги вниз, закурили какие-то дешёвые сигареты, марку которых я, к сожалению, не запомнил. В этот момент, кажется, я почувствовал, что этому человеку тоже не хватает тепла, не хватает понимания. Его предали, морально раздавили и выбросили на свалку воспоминаний, оставили в прошлом, а он это не заслужил. У него душевная усталость от этого мира.
Мы все устаём друг от друга, но кто-то сбегает, а кто-то цепляется до последнего.
Кто-то выбирает нанести удар ножом, а кто-то мужественного его принимает даже от самых близких людей.
Жизнь не даёт нам выбирать нейтральную позицию, нам суждено быть активными участниками этой глупой игры. Глупой игры, от которой мы устали. Мы устали не от жизни, а от того, что в ней происходит. Мы устали от любимых, от друзей и подруг, от родителей, дедушек и бабушек, устали от незнакомцев, от неопределённости.
Но, самое ужасное – мы устали сами от себя. Мы ненавидим самих себя, мы ненавидим свои слова и поступки, ненавидим себя за то, что сделали и за то, что не сделали. Страшнее тут ещё и то, что это, как я и сказал ранее, превратилось в обыденность. Мы стали монстрами и нас это не пугает. Мы стали собой, но так и остались монстрами. Уставшими, одинокими и безгранично грустными чудовищами.