Убитые страхом. Спасенные любовью

Страха ради иудейского

Среди разных преломлений понимания и толкования христианского вероучения в умах человеческих присутствует и порожденная обидой на грехи нечестивого мира идея Бога-«полицейского», такого себе «надзирателя» за зоной особого режима под названием Земля, который чуть что – в карцер, в шизо, а то и вообще к стенке.
Идея, в общем-то, совершенно логичная и вполне объяснимая хотя бы и с марксистской точки зрения: угнетенные бедолаги не имеют иного способа компенсировать свою угнетенность, кроме как в мечтах о грозном справедливом Судье, который так или иначе покарает алчных негодяев, не на этом свете, так на том. Это фундамент почти всех массовых религий,  в основе которых — соблюдение законов и правил, системы табу (иудаизм, ислам, индуизм), традиционные нормы поведения, «сакральная этика» (конфуцианство), даже просто набор никак не осмысляемых ритуалов (синто, буддизм).
Не размазывая долго вступление, ибо sapienti sat, укажем лишь, что все последователи подобного рода учений — сознают они это или нет, соглашаются с этим или нет — находятся под проклятием ветхого человечества, четко определенного в словах апостола Павла: «Мы знаем, что закон… говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен перед Богом, потому что делами закона не оправдается перед Ним никакая плоть… потому что все согрешили и лишены славы Божией» (Рим., 3:19-20, 23).
Разумеется, постоянное ощущение виновности перед Создателем не только за совершенные преступления, в том числе и по неведению и случайно (ведь нет такой нормативной системы, которую человек не преступил хотя бы раз в жизни – в том числе религиозной), а вообще, по факту самого твоего рождения, способно в корне подорвать психическое здоровье любого индивидуума и ввергнуть его в состояние неизбывного хтонического ужаса. Недаром древние фигурки молящихся людишек из могильников Шумера имеют гротескно распахнутые глаза — от испуга зрачок человека имеет свойство моментально расширяться, потому и У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ (см. иллюстрацию).
Вот вам тот самый «страх Божий», понимаемый подзаконными людьми («состоящим под законом», по Павлу) как ужас пред лицом неумолимого Властелина ничтожных рабов.

Как понимать выражение «страх Божий», встречающийся в книгах Священного Писания (см. Прит., 8:13; Прит., 9:10; Эккл., 12:13; Пс., 33:10 и т. д.), нам, христианам, людям Нового Завета, освобожденным от рабства Закона ценою святой Жертвы Иисуса Христа?
Я встречал людей, искренне симпатизирующих христианам, видящим свет спасения и стремящихся к нему, словно к отдаленному огню в кромешной ночи, стоящих уже, может быть, на пороге Церкви, но не решающихся сделать шаг вперед, обуреваемых сомнениями, одно из которых — вот этот самый «страх». «Значит, — рассуждают они, — христианство заключается в подчинении некоему мистическому «начальнику», который настолько страшен и опасен, что его необходимо, да еще и в обязательном порядке, бояться? Разве обычная наша жизнь подает мало поводов к страху? Страхом пропитано все: человек боится болезней (и тратит время и деньги на всякие «курсы» и «тренировки»), человек боится утратить «статус» (и горбатится, не поднимая головы, во славу мамоны), человек боится смерти (как будто страх смерти может как-то ее отменить или хотя бы отсрочить), человек боится лишнее слово сказать (чтобы по шапке не получить) и пр., но главный объект страха – это другой человек, тот самый «ближний», который настолько опасен, что против него вооружаются чуть ли не атомной бомбой и отгораживаются чуть ли не колючей проволокой под напряжением. И тут еще нужно бояться «злого бабая» в потустороннем измерении? Нет уж, спасибо…»

А вот недавно я встретил других людей, уже христиан, но трактующих «страх Божий» именно так, как трактовали его шумеры, изображенные выше – с расширенными от ужаса глазами.

«Твой жезл и твой посох меня успокоят,
Часто поют христиане.
Мол, Бог оградит, от невзгод, осложнений,
Вкушать, только радость и счастье.

Пойдем, хоть на право, или налево,
С ними, все время, Господь!
А то, что Иисус врежет, за дело,
Не думал, наверно никто.

Поем, не вникая, не понимая,
О чем, се слова нам даны!
И от незнания их, погибаем,
Бичом, нас Господь, вразуми».

(Оставляю все знаки препинания и орфографию, как они были в оригинальном тексте, опубликованном в группе «Христианские стихи» на фейсбуке.)

Но я сейчас не о форме этого текста и даже не о его содержании – в конце концов, понятно, что хотел сказать автор, — а о словах «Иисус врежет за дело» (так и хочется продолжить: «в натуре»).

Иисус карающий?

Если мы взглянем на Иисуса Христа во время Его земного служения, мы увидим без всякого сомнения, что окружающие люди нередко воспринимали Его с удивлением, граничащем со страхом: например, во время изгнания беса в синагоге Капернаума присутствующие «ужаснулись» (Марк., 1:27), или гадаринские свинопасы тоже «ужаснулись», а весь народ той местности «был объят великим страхом» (Лук., 8:35, 37).
Впрочем, как видим, страх этот проистекал не от того, что Иисус собирался кому-то там «врезать», а из-за экстраординарности творившихся Спасителем дел и от того, что Он учил «как власть имеющий, а не как книжники» (Марк., 1:22).
Один-единственный раз мы видим, как Христос «врезает» — опрокидывает меняльные столы и лавки продавцов в приделе Иерусалимского Храма, изгоняя оттуда торгующих. Думаю, Он был тогда поистине страшен, но для кого? для менял? для иудейского храмового «истеблишмента», который убедился, что теряет контроль над ситуацией? Из Писания не видно, чтобы кто-нибудь в народе «ужаснулся» или «был объят страхом» из-за опрокинутых меняльных столов и лавок. Наверняка, многие только радовались такому повороту событий.
Да и «бич», столь милый сердцу автора вышеприведенного текста, фигурирует только в одном из четырех Евангельских вариантов этого эпизода, у Иоанна (Ин., 2:13-16), к тому же, из текста ясно, что бич был нужен не чтобы «врезать» им по менялам, а чтобы выгнать «овец и волов», коих нагнали в Храм по случаю иудейской Пасхи. (Иудеи в скобках замечают, что в Храме таки торговцев и меновщиков никогда не бывало: весь обмен и торговля производились на Храмовой горе неподалеку, тем не менее, это тоже считалось храмовой территорией, «Сионом»).
Даже когда Иисус был взят под стражу в Гефсиманском саду, Он не «врезал» тем, кто вышел на Него, как на разбойника, с мечами и кольями.
«Врезать», «покарать» покушались не Христос, а Его ученики, когда хотели — ни много ни мало — спалить огнем некое самарянское селение, от которого их отогнали (Луки 9:52-56).
Были ли жители этого села грешнее тех, на кого призывает «бич Божий» автор приведенного выше текста? По-видимому, да, если от Самого Господа отказались.
Но что сказал Господь ученикам на их просьбу низвести огонь с неба на село?
«Не знаете, какого вы духа, ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать». И пошли в другое селение.
Так может и тем нынешним ученикам Христовым, которые мечтают, чтобы «Иисус врезал», стоит сходить в какое-нибудь иное селение?

Бояться или любить?

Теперь взглянем на проблему «врезания» негодяям и паскудникам в контексте заповеди любить Господа Бога, которую Сам Христос называет «наибольшей» (Матф., 22:37-38).
Возможно ли любить того, кого боишься?
Уверен, что нет. Разве что из-под палки, но какая же это любовь? Это по-другому называется – лицемерие, то самое, которым отличались пресловутые книжники и фарисеи.
Да и Писание дает нам вполне определенный ответ устами апостола Иоанна: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви. Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (1 Ин., 4:18-19).
Если бы Иисус хотел «врезать», очевидно, Он давно бы уже это сделал — по примеру потопа с человечеством деградировавшим, но не спасенным, или участи Содома.
Но не хочет «врезать» Тот, Который сказал:
«Я кроток и смирен сердцем» (Матф., 11:29). [Как вообще может «врезать» кроткий?]
И не хочет, чтобы Его любили из-под палки Тот, Который «долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию» (2 Петра 3:9)
Страх и любовь несовместимы. Страх и ужас по отношению к Господу Богу не только невозможны, они даже кощунственны. Если ты полагаешь, что Иисус стремится «врезать», ты не любишь Его.
Бог есть любовь (1 Ин., 4:16), и этим сказано абсолютно все.
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин., 3:16-17).

Отец и Его дети

Итак, очевидно, что выражение «страх Божий» означает разное для «состоящего под законом» ветхого человека (атеиста, агностика, иудея, мусульманина, индуиста и т. п.) и для человека нового – христианина, который выкуплен из рабства закона ценою Жертвы Иисуса Христа на Голгофском Кресте.
Вот что говорит об этом апостол Павел:
«Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление. А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «авва, Отче!»
Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (Гал., 4:4-7).
Сыны блудные – добавлю от себя, но тем более велика любовь Господа, который прощает тех, кто искренне стремятся к Нему.
То есть, отношения христиан и Бога – это отношения любящих детей и любящего Отца. А не гопника из подворотни, который может «врезать». Утверждать обратное означает возвращаться назад в «ярмо рабства», отказываясь от дарованной нам великой свободы (Гал., 5:1).
Боятся ли дети такого Отца, Который ради их спасения пожертвовал самым ценным, что есть во Вселенной – Своим Сыном? Безусловно боятся – боятся огорчить и расстроить Его. Вот истинный смысл выражения «страх Божий» — боязнь огорчить любящего тебя дурным поведением (грехом). И ради этого стоит смирить свои похоти и с сыновьей почтительностью произнести слова молитвы: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои…»