Психотерапия в прачечной - 1988 год

Я пишу, а женщина за окошком, прорезанном в двери, плачет, а другая женщина уже по эту сторону окошка кричит. Если бы первая женщина начала плакать раньше, а вторая бы не кричала, я бы не писала, так как от плача у меня опускаются руки, а от крика сжимаются кулаки. Та женщина, которая кричит, кричит, что мне надо иметь совесть, что приёмщица – это женщина за окошком, - только недавно вышла с больничного, что она вчера много работала и, несмотря на это, сегодня тоже работает, и что я ей за это должна быть благодарной. Сама она только что получила по квитанции выстиранное прачечной бельё, которое в двух пакетах торчит из её огромной хозяйственной сумки.

Приёмщица, прежде чем начать плакать, тоже кричала, что она не даст мне «книгу жалоб и предложений»  потому, что всё делает правильно, что она работает одна в этом пункте приёма, что белья приносят очень много, что ничего не изменится, если я напишу жалобу, а приёмный пункт могут закрыть, что в районе уже много таких пунктов закрыли, неужели же я хочу, чтоб вместо пункта работал бы кооператив, что её лишат прогрессивки… Потом она всё-таки вытащила из подсобки «книгу жалоб», а другую, со стенда над головой, убрала в стол. Сейчас она плачет от злости на меня и от жалости к себе.

Я сижу перед дверью с окошком на стуле и пишу на пластиковом столе, обращаясь к некоему высшему руководству прачечного хозяйства, нет, не жалобу, а требование, требование соблюдать режим работы пункта приёма. Пальцы плохо слушаются - рука отекла, ведь если я несла сюда около пятнадцати килограмм постельного белья в стирку в двух руках по узлу, то в правой руке получается я несла не меньше семи килограмм – и буквы получаются корявыми, а написанное кажется банальным, да и что оригинального может быть в требовании соблюдать режим работы. Если написано, что «приём белья производится шесть дней в неделю», то надо принимать его каждый день кроме воскресенья, а не только по понедельникам, о чём мне объявила пять минут назад приёмщица, что об изменении времени работы надо вывешивать объявление, что не сделано, что если не хватает приёмщиц, то надо их искать, а в пункте даже нет объявления «требуется», что если никто не хочет работать, то надо повышать зарплату, сократив быть может аппарат управления, а пункты приёма переведя на бригадный, арендный, семейный, кооперативный, приятельский или чёрт знает ещё какой бывает, но выгодный и работникам и клиентам подряд.

Приёмщица уже не плачет, посетительница уже не кричит, они тихо разговаривают друг с другом, не обращая на меня никакого внимания, им уже хорошо и спокойно на душе.

Посетительница ещё раз убедилась, что на свете есть эгоистичные и чёрствые люди, думающие только о себе. Слава богу она не из их числа, она способна к состраданию и всегда готова прийти на помощь слабому. Осознание собственных достоинств благотворно сказывается на душевном состоянии.

Приёмщица старается на меня не смотреть, чтобы не выдать таящееся в глазах злорадство – она ведь дала мне ненастоящую книгу жалоб, а запасную, которую предусмотрительные заведующие где-то правдами и неправдами добывают и держат для особенно настырных посетителей. С виду она такая же, но начальству её никогда не показывают, поэтому на жалобы из этой книги никто не реагирует, на них не отвечают. Понимание того, что враг бессилен и находится в глупом положении, бодрит и поднимает настроение, а слёзы лишь атрибут катарсиса и успокоения.

По тем же законам психотерапии мне тоже становится лучше – унизительное положение, бесправность и обида человека, несуществующего для системы, трансформируются в буквы, сначала корявые, плохо стыкующиеся друг с другом, но потом по мере того, как жалоба, или как я её гордо именую «требование», разрастается в  стройные и чёткие строчки, завершающиеся лихой завитушкой подписи. Да я высказала своё мнение, можно сказать, я несколько минут управляла государством – вносила проекты законов, меняла штатные расписания, и пр. – и теперь внутри опустошительная лёгкость, обида ушла.

Что бы мы делали без нашей службы быта? Копили бы обиды. Душевные раны, не зарастая, покрывались бы коростой. Сервис – могучий психотерапевт, дающий одним ощущение всесильности, а другим чувство защищённости.

Инцидент исчерпан. Сейчас поставлю точку, возьму свои тюки по семь с половиной килограмм в каждую руку и пойду домой, чтобы вернуться сюда снова в понедельник.