Травмпункт

На пятом году обучения я подрабатывал фельдшером на травмпункте, расположенном на первом этаже здания поликлиники в одном из районов Ленинграда. Там вообще был «наш» травмпункт, все фельдшерские должности традиционно занимали слушатели военно-морского факультета академии. Когда кто-то из ребят увольнялся, выпустившись из академии и убывая к месту службы, обычно приводил себе замену из молодых. Местное начальство это дело поощряло, потому что ребята грамотные, обязательные, культурные… ну, в общем, было такое. Так и я туда попал, привел меня старший товарищ. Полставки – 4 дежурства в месяц, почти 40 рублей зарплата – по тем временам просто шикарно. Была одна тонкость: дежурства суточные, бригада врач и фельдшер. Но мы же учились, занятия пропускать не могли никак, поэтому делили сутки с доктором. Доктор сидит один с восьми утра до восьми вечера, а мы – с 8 вечера до утра. Пятый же курс, почти врачи, травматологию уже изучили, а на самый крайний случай – вот телефон врача, на столе под стеклом, все они жили в шаговой доступности и в свои дежурства обязательно ночевали дома.

На моей памяти наши ребята врача не вызывали ни разу, справлялись как-то сами. Иногда всю ночь мирно спали, иногда «пахали», не сомкнув глаз. Но в основном рутинные, не запоминающиеся случаи. Запомнилось два из них: когда я в первый и последний раз в жизни вправлял вывих плеча (это было классно, благо в этом же крыле рентгенкабинет с круглосуточным лаборантом) и тот, о котором, собственно, речь.

Среди ночи в кабинет вламывается хорошо поддатый парень и начинает «быковать»: и руки он мне вырвет, и башку открутит, и яйца поотрывает, и вообще. Я спросонья понять ничего не могу, но постепенно доходит, что он привел свою девушку, и все эти кары меня настигнут, если позволю себе распустить даже только руки, не говоря уже о чем-либо другом.

Предъявляет девушку: стройная, даже хрупкая, глаза в пол-лица, один из них украшен свежим кровоподтеком. Ушибленная рана нижней губы. На плече – кровоподтеки в виде следов от пальцев. На передней поверхности очень стройной левой голени чуть ниже колена – ушибленная рана. Это то, что на виду. Потом обнаружились приличные ссадины обеих ягодиц (я предположил, что это от пинков грубыми ботинками).

С огромным трудом, с третьей попытки, удалось выдворить кавалера в коридор и, навалившись на дверь плечом, запереть ее на ключ. Девушка сесть отказалась (тут-то ссадины и были обнаружены), пряча глаза, твердит, что упала. Упала и все. По поводу раны на голени явно с ходу придумала, что упала на вкопанную у подъезда пластину для чистки подошвы обуви. Глазом упала на штакетник, за руку схватила себя сама, когда поднималась (Мюнхаузен, понимаешь). Губой зацепилась за Землю. А ягодицы вообще ни при чем, это когда-то давно упала с дерева. В общем, явно врет, покрывая своего мачо.

Обрабатываю повреждения, три косметических шва на голень. Советую написать заявление на ухажера, иначе это не кончится, а следующий раз может быть хуже. Она смотрит в пол, кивает, но явно норовит смыться побыстрее. Друг ее, судя по звукам, мечется в коридоре, хорошо, если не по стенам и потолку. Ладно, говорю, идите пока, завтра приходите в поликлинику на перевязку. Подхожу к двери, поворачиваю ключ… и тут начинается веселье.

Врывается бойфренд, хватает девчонку за локти и начинает трясти: «Что он с тобой делал? Почему так долго? Он к тебе приставал? Он тебя щупал?» и в таком духе тридцать три вопроса. Девчонка болтается как тряпичная кукла, молчит, но он ответов и не ждет. Выбрасывает ее в коридор и наступает моя очередь. Вопросы те же самые, только вместо «он» вставляется «ты»: «Что ты с ней делал? Почему так долго? Ты к ней приставал?» и т.д. Локти мне удалось сберечь, спасибо столу, за который успел сесть и он нас надежно разделил. Ответы опять же не требовались. Наконец фонтан исчерпался, и питерский Отелло покинул сцену.

Но ненадолго. Видимо, кто-то надоумил и через час он вернулся с требованием «не звонить в ментовку». К тому времени я уже, конечно, позвонил. Но этот придурок, не давая вставить мне ни слова, нависая над столом, пригрозил проделать все те же процедуры, с описания которых началось наше знакомство, в случае, если я таки позвоню.

Заснуть после его ухода я не успел. Он примчался опять – на этот раз мириться. Принес початую бутылку водки и захватанный стакан – выпить «рюмку мира». Естественно, началось «ты меня уважаешь» и «ты меня обижаешь». Еле-еле выдворил его на улицу. Пригрозил, что в следующий раз вызову наряд.

Следующий раз наступил почти сразу, без перерыва. Коммуникация была налажена через окно: лето же, первый этаж, окно открыто настежь, даже решеток тогда не было. Пришлось делать вид, что звоню в милицию. Тогда он убегал, но его стенания доносились издали и спать все равно мешали. Так мы и развлекались: он то приближался, то прятался среди яблонь под окнами, а я время от времени орал: «Алё, алё, милиция?!»

Совсем под утро он притих, я вышел покурить на крыльцо и обнаружил его мирно спящим в бурьяне под окном, в обнимку с той самой бутылкой. Рядом валялся и стакан. Он до последнего не терял надежду помириться. Бедняга.