Антинаучная теория

Сразу сообщу, что я согласен с тем, что я – узколобый закоснелый ретроград с антинаучными архаичными воззрениями, поэтому прошу не заострять на этом внимание.

В свое время мне довелось служить на подводном крейсере. В то время почти ни одна боевая служба (в народе - "автономка", то есть примерно три месяца под водой) не обходилась без удаления аппендикса у кого-нибудь из членов экипажа, по-научному аппендэктомии. Конечно, не самая сложная полостная операция - не то, чтобы героизм, но выполнить ее в условиях мало приспособленной (мягко говоря) к хирургическим манипуляциям субмарины, с сомнительной помощью матроса-ассистента не каждый решится. С другой стороны, получить перитонит в условиях «автономки» тоже мало удовольствия, поэтому во многих случаях имела место гипердиагностика. То есть сомнительный "острый живот", но для всеобщего спокойствия доктор аггравирует (усиливает) симптоматику и делает вывод о необходимости экстренного хирургического пособия. Во врачебной среде плавсостава даже было модно при случае небрежно обронить: «…а из той автономки я привез три «аппендюка»…». Медалей и грамот за такой подвиг не давали, но смотрели с уважением и количество удаленных в море червеобразных отростков было синонимично матерости доктора.

Мне же совершенно не хотелось лезть в живот в условиях весьма относительной асептики, без нормальных инструментов и без ассистента. Тем более, что подтверждать свой хирургический статус мне было совершенно ни к чему: еще с курсантских времен при каждом удобном и неудобном случае я болтался в ближайшем доступном хирургическом отделении и меня с удовольствием эксплуатировали. А собственноручно прооперированные аппендициты перестал считать еще в интернатуре. Так что, следуя призывам врожденной лености, стал искать способы обойтись в «автономке» без экстремального хирургирования и провести время за более приятными занятиями.

Собрав в кучку свои скудные познания в этиологии острого аппендицита я со свойственной мне в те годы самоуверенностью быстро обнаружил брешь в оборонительных сооружениях этой болезни. Все знают, что нормальным процессом в кишечнике здорового человека является брожение. Брожению способствует пища, богатая клетчаткой. Напротив, обилие белков в питании стимулирует процесс гниения, по определению не полезный для живого существа. При этом свойственная всем подводникам ярко выраженная гиподинамия не способствует стимуляции перистальтики кишечника, провоцируя застойные явления (особенно в условиях слепой кишки).

Рацион подводника содержит чуть больше пяти тысяч сбалансированных по составу килокалорий. Но надо учитывать, что это преимущественно консервированные продукты. Вы никогда не пробовали консервированные картошку, свеклу, или, не дай бог, капусту? И не пробуйте. По сравнению с квашеной капустой из жестяной банки запах недельной портянки покажется вам изысканным ароматом. Следовательно, все эти деликатесы отправлялись нетронутыми прямо со стола за борт, а экипаж потреблял в основном мясо, яичный порошок, сгущенку, хлеб и макароны. Каши в силу невысокой квалификации корабельных кулинаров тоже были весьма непопулярны. Налицо преобладание белковых компонентов над клетчаткосодержащими. Сложив два и два, получаем идеальные условия для возникновения острого воспаления.

Надо сказать, что мне несказанно повезло – вместе со мной в экипаж пришел новый кок (так на флоте зовут повара, если кто не в курсе). С полуслова поняв мою теорию, он с энтузиазмом засучил рукава. Все лето он ползал по окрестным сопкам, собирая щавель, из которого в море готовил изумительные зеленые борщи. Ту самую вонючую капусту он тщательно промывал ледяной проточной водой, сдабривал заранее припасенным лучком и «домашним» подсолнечным маслом. Из противной склизкой картошки умудрялся изготовить профессиональное пюре. Оказалось, что существует немало способов сделать из несъедобного изначально продукта вполне себе деликатес. В общем, со столов сметалось всё.

Со своей стороны я всячески пропагандировал физическую активность, не стесняясь запугивать экипаж своей якобы крайне низкой квалификацией в области диагностики, а особенно лечения острого живота. Участвуя в составлении плана мероприятий на «автономку», старался максимально напихать туда подвижных игр, соревнований и дурацких конкурсов типа челночного бега между ракетными шахтами или ползания наперегонки на пятой точке. Затем злорадно наблюдал из корабельной амбулатории за усердно тренирующимся перед состязаниями экипажем.

Результат: за пять полновесных и одну короткую (всего-то сорок пять дней) боевых служб («автономок») – ни одного острого живота.

Попытка же пропагандировать мое «ноу хау» успеха не принесла. Старшие товарищи из журнала "Военный врач" бескомпромиссно указали мне на слабые места моей алиментарной теории, посоветовали прочитать классиков и обратить внимание на дисфункции нервно-регуляторного аппарата, не упуская из виду нейрорефлекторную теорию на основе физиологического учения И.П.Павлова о целостности организма и регулирующей функции ЦНС во взаимосвязи организма с внешней средой.

Я же конструктивную критику из-за упертости характера не воспринял, до сих пор стою на своем, считаю, что поверенная практикой теория имеет право на существование, особенно в изолированных коллективах с организованным питанием.