Дом на окраине. 2

Отец подарил мне этот мир и маму, а маме подарил меня. Наверное, это были самые дорогие подарки, которые он сделал нам за всю свою жизнь. От отца мне досталось простое отчество - Владимировна и звучная фамилия - Зарецкая. Ольгой назвала меня мама, в честь моей прабабушки, бабушкиной мамы, которая умерла очень давно, ещё во время войны. От неё осталась только маленькая чёрно-белая фотография, и я часто разглядывала её красивое, строгое лицо, пытаясь понять, есть ли у нас хоть какое-то сходство?

Характер и внешность мне тоже достались от отца, хоть я и видела его больше на фотографиях, которые мама не успела выбросить после развода. Когда я начинала упрямо сжимать губы, хмурить брови и раздувать ноздри, отстаивая своё собственное, единственно правильное на всём белом свете, мнение, мама снисходительно улыбалась и говорила: "Ну, вылитый Вовик Зарецкий". От Вовиковой мамы, моей второй бабушки, которая жила далеко, в небольшом посёлке, мне достались глаза. Точнее - их цвет. "Цвет крепкого чая", как в один голос говорили и мама, и моя первая бабушка.

Но не глаза и не внешность, и не папины упрямые гены сделали мою жизнь, мой характер и всю меня, какая я есть. Всё решила фамилия. Мама после развода взяла свою девичью фамилию, а я осталась Зарецкой. Просто Зарецкой. Ни я, ни мама не знали тогда, что эта резкая, как пружина, эффектно звучащая фамилия перечеркнёт и навсегда вытеснит из моей жизни имя, став моим единственным, почти нарицательным именем.

В детском саду были Сашеньки, Машеньки, Танечки, Анечки. Я же была Зарецкой и больше никем. Одна-единственная, которую никто и никогда не называл по имени. Зарецкая была над всеми, Зарецкая была в стороне от всех. Все дети играли и дурачились с утра до вечера, а я уходила в свой зарецкий мир, фантазировала наедине с собой; спрятавшись между шкафов, строила невообразимые дома из больших разноцветных лего-кубиков, там же воспитывала своих кукольных детей. Всех, кто пытался ворваться и разрушить мой мир, я изгоняла, грубо и жёстко, сжав губы и раздувая ноздри. От воспитательницы только и слышалось - "Лёшик, не трогай Зарецкую, а то опять  в ухо получишь!","Данька, не приставай к Зарецкой!", "Зарецкая, ну что тебе Анечка сделала?".

Данька, он же Данилка Гусев, или просто Гусь, стал первым, кто был допущен в мой мир. Сначала лез, как все, рушил мои замечательные дома. Но однажды его словно подменили. Подошёл, взял кубик и молча протянул его мне. А потом стоял рядом и смотрел на моё очередное фантастическое строение. Я почему-то впустила его, он остался. А где один, там и все. Гусь стал моим медиумом, настоящим мостиком между Зарецкой и остальными детьми. По этому мостику они потянулись ко мне, я потянулась к ним. Вскоре я узнала от первой красавицы Анечки Строевой, ставшей моей первой официальной подругой, что Гусь влюблён в меня по уши и не только он...

Данилкина любовь оказала неожиданное и очень сильное влияние на мои творческие способности. Когда в группе объявили традиционный детсадовский флеш-моб "нарисуй свою любимую игрушку", Гусь начал рисовать какую-то ерунду на колёсах, а я решила нарисовать ему своего любимого медведика Мишу. Я старалась изо всех сил, то и дело закрывала глаза, представляя перед собой Мишу, потом открывала их и делала в нужном месте мазок коричневой краской по бумаге. Когда мазки вдруг стали похожи на моего любимого Мишутку, я и сама жутко обрадовалась. А когда всё закончилось, воспитательница Юлия Анатольевна долго качала головой, удивлённо разводила руками и приговаривала: "Зарецкая, ну ты талантище!". Все столпились возле моего рисунка. А Гусь, увидев моё творение, позорно спрятал свою мазню за спину. Потом портрет моего Миши был торжественно водружён на стену в большом коридоре и под ним появилась подпись с моим настоящим именем. Так все наконец-то узнали, что Зарецкую зовут Оля и что она - самая талантливая художница всего детского сада.

Правда, самая талантливая художница оказалась и самой хилой. Все болезненные микробы почему-то просто обожали меня. Но однажды, после мучительного бронхита, во мне случайно обнаружился ещё один нераскрытый талант. Оказалось, что у меня есть музыкальный слух и очень редкий тембр голоса. Во время болезни я кашляла, как грузовик, низким, гудящим басом. И говорить могла только медленно да ещё с придыханием, чтобы не раскашляться. Мама и бабушка лечили меня день и ночь, чем только можно, и горчичниками, и компрессами, и бесконечными ингаляциями, не говоря уже таблетках и витаминах. Коварная болезнь, конечно, была побеждена. Но после неё мне стало казаться, что мой голос так и остался низким и гудящим, и я всё время говорю очень медленно, с грудным придыханием. Хотя, возможно, я говорила так всегда. Просто раньше никогда не обращала на это внимания.

Когда мне наконец разрешили вернуться в детский сад, там была уже новая музыкальная руководительница, Марина Сергеевна, с большим электронным синтезатором на тонких ножках. Она познакомилась со мной, попросила спеть что-нибудь. Я спела. Она взяла на синтезаторе ноту, попросила спеть её просто "ааа". Я спела просто "ааа", потом ещё одну ноту и ещё, и ещё. Потом мы стали разучивать новую песенку, и Марина Сергеевна всё время просила, чтобы я начинала петь первой. А потом, когда все вышли на прогулку, я совершенно случайно подслушала её разговор с нашей Юлией Анатольевной. Юлия Анатольевна сказала, что Зарецкая - вообще уникум, каких поискать. Марина Сергеевна ответила ей, что у Зарецкой очень хороший музыкальный слух, а голос и манера говорить, как у настоящей, профессиональной шлюхи. Они засмеялись, и Марина Сергеевна добавила сквозь смех, что при таком стервозном характере, с такой красотой и таким б******м голосом "эта кареглазая стерва" покружит головы многим мужчинам.

Я конечно знала, что я красивая. И хоть подружка Анька Строева считала себя первой красавицей в группе, я-то всё равно была в сто раз красивее её. Только никак не могла понять, что такое - стерва, почему воспитательницы называют мой голос ТАКИМ словом, и как это можно кружить мужчинам голову? Но спросить обо всём этом маму или бабушку почему-то стеснялась. Ведь я подслушала чужой разговор, а подслушивать и ябедничать - не хорошо.

Наверное, мама с бабушкой тоже узнали о моих талантах, потому что всё чаще стали заводить разговор про изостудию и музыкальную школу. Меня спрашивали, что я больше люблю - петь или рисовать, и на каком музыкальном инструменте я хотела бы научиться играть? Но я не знала, что ответить. Признаться им, что я стараюсь так хорошо рисовать и петь только ради одного мальчика по кличке Гусь, я почему-то не могла. Хоть и сама не могла понять, почему я стесняюсь рассказать маме про то, что Данька Гусев влюблён в меня, и мне самой он тоже очень нравится.

С Данилкой я рассталась легко и просто, без слёз и вздохов, как самая настоящая стерва. Наверное, я не любила его так сильно, как он меня. А может и вообще ни капельки не любила. На выпускном утреннике мы выступили дуэтом - так очень хотели его родители. Я пела "тем самым" голосом, держа обеими руками большой микрофон. Марина Сергеевна аккомпанировала на своём синтезаторе. А Данька уныло подпевал мне в припеве и танцевал со мной какой-то дурацкий танец. Все родители были вне себя от восторга. Все в один голос обзывали меня Пугачёвой и лезли фотографироваться со мной на память. После этого выступления и моего грандиозного успеха Данька почему-то расплакался, а в конце утренника подошёл, чмокнул меня в щёку и убежал к своим родителям.

А когда утренник кончился, самая знаменитая певица и самая талантливая художница Оля Зарецкая взяла маму за руку и, ни разу не обернувшись, ушла с ней из детского сада. Навсегда...

=========

Следующие части пишутся...