Первые роды чудесные

Учился я на врача-подводника. А такой врач, как и любой другой военный доктор, должен все уметь, а что не умеет - догадаться. Так что основными специальностями, в том числе акушерством, мы занимались на полном серьезе. И не зря - один из моих коллег умудрился в дальнем походе в Средиземном море принять роды - на греческом сухогрузе, но это другая история.

А сейчас расскажу, как я с группой таких же пугливых курсантов впервые попал в родильный дом. Первое занятие - это вроде экскурсии. Напялили на нас халаты в пол, странные марлевые маски, больше похожие на балаклавы и колпаки, такие, чтобы вместе с ушами в них погрузиться. Перчатки надели. Тряпочные бахилы чуть выше колена. И повели показывать. Это - приемное отделение, это предродовая, это коридор, это еще коридор, а это - святая святых: родильный зал. Три стола, на всех трех роженицы. Возле одной акушеры чего-то делают, а две остальные женщины просто в потолок смотрят. Сбились мы в уголочке, куратор чего-то рассказывает, а меня привлек стол под окном. Обычный белый крашеный стол. На столе - три истории родов. Две - так себе, неинтересные, а одна вся красным карандашом почеркана. И написаны и подчеркнуты там страшные вещи: что роженица эта живет полноценной женской жизнью с 14 лет, и что курить начала раньше, чем говорить. И что у нее уже два аборта и два выкидыша. И что-то там еще возмутительное. А сейчас ей восемнадцать и это первые роды...

Ничего себе, думаю, вот это дела творятся!

Так я увлекся этой практически детективной историей, что пропустил момент, когда вся наша группа куда-то исчезла и остался я возле стола в одиночестве. Идентифицировать меня как экскурсанта никакой возможности не было: такой же белый сверток с глазами в верхней части, как и остальные. Видимо поэтому из увлеченной задумчивости меня выхватил строгий голос одной из акушерок, что возились возле роженицы: "Эй, чего стоишь, быстро к столу! Быстро! Помогай!" - и машет рукой в направлении. Такой это строгий приказ был, что ослушаться я не посмел, глянул в направлении и - Господи Боже мой - у роженицы, крупной женщины, одной из тех, что только что, вот буквально пару минут назад, беспечно лежали на столах в ожидании своей очереди, между ногами прорезывается головка. Я как-то сразу догадался, что это именно головка. Что делать-то? Подскочил я к столу, а как помогать? Ужас, ужас!!! Роженица кряхтит, за какие-то ручки сбоку стола тянет. Не кричит, это хорошо. А то та, другая, вопит как резаная. Если бы и эта вдруг кричать начала, я бы тут же и грохнулся во весь рост прямо на пол без всякого сознания.

Пока я терялся, головка тем временем вся вылупилась, повременила, сама собой ко мне лицом повернулась и дальше полезла. И так это вдруг все стремительно пошло, что я только успел инстинктивно руки подставить, чтобы ребенок в эмалированный поддон, подставленный снизу, не упал. Стою я вот так, с ребенком в вытянутых руках, зад откляченый, глаза выпученные, столбняк у меня натуральный. Простоял так, по ощущениям, не меньше часа. В реальности, конечно, пару секунд, как подбежала акушерка, щелк-щелк зажимы, пуповину пересекла, кулаком в живот роженице потыкала, послед приняла и, наконец, ребенка у меня забрали. Я в реальность частично вернулся, поучаствовал в процедуре мытья (на ладошке, под краном прямо! обалдеть!), обработки пуповины, измерения и взвешивания, заворачивания в пеленку... Мамаша эта, как оказалось, та самая, чья история так меня привлекла. Так вот запросто девочку родила. Четыре сто, между прочим, это вам не шутки.

В общем, убедился я, что с девочкой все в порядке, что ее не обижают, и пошел искать своих. Они, оказывается, уже домой собираются, переодеваются. Притихшие такие, под впечатлением. "Ты где пропал?", - спрашивают. "Да так, - говорю небрежно, усталым жестом снимая колпак, - роды принимал. Девочка. Четыре сто. Девять - десять по Апгар." (Про Апгар я краем уха услышал и запомнил на всякий случай). Эх, такого уважения и восхищения я до сих пор в глазах своих друзей не видел никогда!

Потом, конечно, мы привыкли. Я еще тридцать одного ребенка после этой девочки принимал, на вторых ролях, естественно. Одного из них мертвого. Но никого так не запомнил, как ту девочку, которую первым из всех людей держал на руках.