Приговор за житие

             Стариком он звал себя сам. Никогда не возвеличивая, не облагораживая – считал, что не за что такого непутёвого любить и уважать. И когда подошёл соответствующий возраст, так и стал сам себя называть, благо по имени, или по отчеству звать было некому – все близкие и друзья уже ушли.
             Всё чаще перед  Стариком вставал вопрос, то ли готовиться ему к смерти, то ли и далее плестись по велению судьбы. В 60 лет организм его был довольно крепок, однако  наваждения  всё чаще захватывали и будоражили его мысли. Порой Старик чувствовал себя на необитаемом островке. Людьми он давно был сыт, и ни с кем контачить не хотел. И от самого бы себя убежал, если бы было куда бежать.
             Самокритичность его порой переходила в высшую фазу – мазохизм. В таком состоянии явилась однажды ему ночь судная, когда многое что сошлось и встало перед ним, все ошибки, сделанные им. Память скопила их внушительный список  – и теперь они  проносились перед ним, как обличавшее кино.  Он убеждался, что жизнь его была нескончаемой чередой неудач, глупостей,  и трагедий. Никогда он не понимал смысла стремления наверх, сделать карьеру, разбогатеть. Все эти усилия  нивелировала смерть, –  считал он. – Как и тщеславие оставить свой след какими-то громкими делами. «Всё зря, – любил повторять он, – всё будет по нулям».
           Так этот старый человек подытоживал свою жизнь. Долгое одиночество его давно предрасполагало к таким откровениям с  самим собой.

           В то время, как Старик честно и бескомпромиссно разоблачал самого себя, пришёл к нему чей-то глас: «Любовь не вышла к тебе навстречу, и потому некому прийти, тебя спасти».
           Старик удивился – он был в квартире один, полагая, что находится в здравом уме, чтобы вообразить чужие голоса. «Кто ты? – спросил он невидимку. – Уж не добрый ли волшебник, что явился на мои мысли, а может палач, чтобы за всё свершённое казнить?»
           «Я – Город, в котором ты появился и прожил свою жизнь. Мы настолько с тобой сплелись плотью и страстями, что я знаю все тайности твои. А ныне меня пробудили слова. Ты их не просто произносил, а  кричал, хотя и про себя. Слова эти ворвались в мою потаённость, и возмутили её музыкальным диссонансом».
          «Всю жизнь я искал Истину – исходя из самого себя. Может быть этим объясняются провинности мои. – Старик признавался в самом сокровенном. – Жизнь пора подытоживать, а я так и не узнал главную Истину её – зачем она для меня.  Ты мне поможешь? Может быть, она где-то в подземельях у тебя?»
         «Я покажу тебе Истину, все таинства её, – поведал ему Город. – Тебе лишь стоит выйти в ночь, когда люди меня покидают ради сновидений, и только мы с тобой двое окажемся наедине».

          Была ночь, около двух часов, когда Старик покинул свой дом, и отправился в поход. Он  торопился успеть до света дня. С внешнего взгляда это был человек в преклонных годах, с ковыляющей походкой, немного похожий на бомжа, хотя побритый и опрятно одетый. Старик знал это,  умея смотреть на себя со стороны.
          Никого, абсолютно никого не оказалось на проспекте, куда он вышел в эту ночь, лишь редкие машины проносились по нему, и эта безлюдность в центре Города, этот фактор, сыграли свою роль – он неожиданно взлетел.
          Странный это оказался взлёт. Мир окружающий пропал, но Старик вовсе не пошёл вверх от плоскости его, а полетел во что-то иное, неведомое ему. Лёт этот был похож на падение в колодец, и у него мелькнула мысль об украденном люке, что часто проделывали нечестивые алкаши, но странное ощущение спокойствия и удовлетворения пришло за этим. Он давно ждал подобного исхода, и уже с любопытством анализировал падение своё.
           Вскоре Старик достигнул тверди, ноги приняли её почти без удара, и он легко встал на них. Осмотревшись, он увидал, что это мир не его, совсем ему чужой. Перед ним светился тоннель, уходящий неведомо куда. Очевидно, иные законы должны были раскрыться для него. Не раздумывая, словно действия его были давно обсуждены и запрагромированны, Старик последовал, куда направил его Город. Тоннель оказался прямой, и выше роста человека, стены сами светились сумеречным светом, однако достаточным, чтобы разобрать дорогу.
          Вскоре Старика окружил вязкий, серого цвета туман. Идти становилось всё труднее, как  в воде, и наконец он остановился, выбившись из сил. Старик почувствовал, как туман начал  высасывать его. Сначала он опустошил его мысли, и Старик не понимал, куда идёт, потом стал забирать память – Старик терял самого себя, он с трудом понимал, кто он есть. Затем наступило блаженное состояние – он не осознавал, что за реальность вокруг него.
          И так продолжалось это  состояние, пока Старик, машинально продолжая идти, осознал, что находится на выходе из тоннеля, а перед ним раскинулся незнакомый ему город. Музыка, шедшая саундтреком неведомо откуда, напоминала ему давно слышанные им мотивы. Но вся архитектура, композиция этого подземного града, состояли  исключительно из ячеистых куполов разных размеров.
           Хотя в городе этом стоял день, людей он не встретил никого, и потому направился к ближайшему куполу. Ничего не спрашивая, стена купола раскрылись перед Стариком, давая разрешение на вход.  Войдя, Старик увидел, что внутри купола светло и приветливо – там раздавался чей-то смех, и он, не испытывая страха, углубился в закрытое пространство.
            Неожиданно Старик вышел объём циркового зала, полного людей, беззаботных и весёлых. Ибо веселил их какой-то рыжий клоун.  К Старику тут же подскочила молоденькая распорядительница. Она, не спрашивая ни о чём, повела его. «Вот ваше место!», – она  усадила Старика в  кресло в ряду первом. Между тем, представление продолжалось объявлением конферансье: «А теперь Клоун-маг  покажет нам свои изумительные чудеса!»

           Находясь в первом ряду, старик внимательно рассмотрел Клоуна-мага. Тело его облекали несуразные одежды. А на голове был водружён вызывающий колпак. И Старик по началу признал в нём шута.  Шут этот прошёлся сначала колесом по арене, а затем с маской смеха на лице,  взмахнул волшебной палочкой. Тотчас материализовался гроб, в который он лёг привычным движением тела, крышку которого тут же заколотили гвоздями ассистенты..
            И вдруг свет в цирке померк, и  Старик почувствовал, что это именно он лежит, заколоченный в гробу. Он вскинул руки, и точно – они упёрлись в крышку гроба. От ужаса он неистово заколотил руками в эту крышку, и заорал неконтролируемым  рёвом… и тотчас обнаружил себя сидящим в первом ряду, на прежнем месте. Оглянувшись, он увидел, что весь зал неистовствует подобно ему – кто-то был в обмороке, кто-то кричал и подобно ему махал руками.
          Между тем, гроб открыли – и он оказался пуст. Клоун же объявился на самом верхнем ряду цирка, и под бурные аплодисменты, приплясывая и идя опять колесом, спустился на арену. И Старик вместе со всеми почувствовал величайшее удовлетворение от освобождение из безвыходного плена, и тоже, смеялся и хлопал, как и все..
          Затем, не давая публике прийти в себя, Клоун вынул из кармана теннисный шарик, и подбросил его вверх. Вместо шарика на землю упал огромный двухметровый шар. Взмахнув опять своей волшебной палочкой, Клоун разделил шар на две половинки. И из них вышла красавица в бикини и короне. И эту красавицу, проделав над ней магические пассы, рыжий Клоун превратил в дюймовочку, ростом с палец и поставив её на ладонь, показал восторженной публике. Вслед за тем дюймовочку он  положив себе в карман.
         И снова, магия клоуна превратила Старика в карлика. Да что он! В карликов и дюймовочек превратились все находящиеся в зале. Как будто они попали в страну сказок, где Клоун был Гулливер. Но и это обличие оказалось неприемлемо для Старика. Он стал презираем, карикатурен, уродлив в этом облике. Тем более, когда его тоже положили в карман без всяких церемоний.
         Но вот, сняв своё одеяние, Клоун-маг бросил его публике, и там, осмотрев костюм, обнаружили, что все карманы его пусты. Между тем, необъяснимым способом Клоун вновь оказался полностью одетый, а за руку держал всё туже красавицу в бикини.
         И все, включая Старика приобрели прежний облик, рост и значимость человека.
         Тогда Клоун достал из кармана своих штанин  белого голубя и подбросил его вверх. И голубь стремительно полетел на самый верх. И вновь произошло волшебное преображение всего зала в стаю взлетевших голубей. И Старик почувствовал себя воистину парящим, свободным ото всех условностей земных.
         Однако прозвучали заключительные фанфары – и  Старик оказался в прежнем облике, стоящим перед ещё одним куполом, в два раза больше прежнего. И тот, подобно предществующему, раскрылся сам, и Старик в него вошёл.

          На этот раз он очутился в благоухающем саду. Был светлый день, и Старик пошёл по безлюдной аллее, наслаждаясь созерцанием цветочной красоты. Вскоре аллея  вывела его к  бассейну с неподвижной водой. Что-то тянуло Старика к этому бассейну, ведь не зря аллея вела именно к нему. Он подошёл и взглянул на зеркало воды. Ему показалось, оно слегка зарябило, затем какое-то движение произошло под рябью, и там обозначилась женская фигура. Рябь исчезла, вода  в бассейне вновь сделалась прозрачной, и он явственно различил черты женщины – это была его мать. Она была молода, какой и умерла. Ему было тогда десять лет и он запомнил этот образ навсегда. Как он плакал тогда за ней!
          Образ матери тоже увидел его, видно она узнала своего сына, и кивнула ему головой. «Мама, мама, как же так… – проговорил Старик ошеломлённо. – Ты опять пришла ко мне». И вдруг она появилась из воды. Она стояла на её глади, и держала в руках стеклянный шар, в нём тоже была вода. Теперь она могла с ним говорить. «Как ты, мама? – спросил он у неё. – Ты всё такая же красивая и молодая, а я тебя по-прежнему люблю». Мама улыбнулась ему всё с тай же лаской, что он помнил. «У меня всё прекрасно, сынок. А за тебя я рада. Ты прожил такую долгую жизнь». «Но моя жизнь не счастлива, – отвечал ей сын. – Я ничего не достиг, у меня все умерли, и я один остался». «Я знаю, – отвечала с улыбкой  ему мать. – Но это всё – ничто. А здесь у нас хорошо. Вот Рита, посмотри сюда, она расскажет о себе».
            Старик внимательно всмотрелся в водяной шар, который держала его мать – и точно, в нём стояла Рита, но не та, измождённая, умиравшая от рака, не похожая на саму себя, а молодая девчонка, которую он первый раз поцеловал. И она также узнала его, не удивившись старости, его облекшей, и весело, по-девчоночьи, приветствовала его. А затем вышла из шара, чтобы с ним поговорить. «Хочешь увидеть нашу ягодку, нашу доню Янку?» – спросила Старика жена. И он задрожал от страха и восторга, и ком в горле застрял у него. Но Рита уже всё поняла, и взяв его за руку (тёплой была её рука!), куда-то повела. И  от слёз он не ведал той дороги, да и не желал знать про неё. И вдруг он услышал: «Посмотри, милый! Вот ягодка наша, видишь, как ей здесь  хорошо!»
           Старик увидел, что они стоят в каком-то зале, увешанным зеркалами, Рита его подвела к одному из них. В этом зеркале открылся уютный скверик, и в глубине его детская площадка, и их Янулька резвилась беспечно вместе с другими детьми. Три годика ей было, не задолго до гибели своей. Старик заплакал, чуть не завыл безутешно. «Нет, к ней нельзя», – прочтя его мысли, сказала Рита  просто, безыскусно.
         Тогда Старик решительно заявил: «Я не могу уйти без вас отсюда!»
         И тотчас его ударило чем-то по лицу, все видения исчезли, на ближайших цветках опали лепестки, и вода в бассейне стала мутной. Мигом Старика подхватило, то ли ветром, то ли чьими-то беспрекословными руками и куда-то понесло. И вдруг всё стало тихо, спокойно и умиротворённо, и в третий раз Старик оказался пред ячеистым куполом, ещё более прежнего.  На этот раз вверху его сияла, выведенная золотом надпись: «Обитель Философии»  И этот купол также сам раскрылся и Старик в него вошёл.

         И увидел он, что это город, полный хаотично суетящихся людей. Очевидно, каждый шёл по своим делам, но в целом это движение виделось бессмысленным, бесцельным.
         Он вошёл в эту толпу, но ничего ни с ним, ни вокруг него не произошло. Люди, сновавшие вокруг совершенно не обращали внимание на Старика.
          И тогда вновь в его голове раздался голос Города: «Слова запретные ты произнёс, но Истина моя близка. Согласен ли ты на последнюю игру?»
          Старик на это отвечал: «Слишком длинна была моя дорога, и как смертный, я устал, и хотел бы уйти от самого себя»
         «Тогда иди, – отвечал ему Город, – по этому светлому пути».
          Старик увидел, как луч света пришёл откуда-то к нему. Он не слепил Старика, но в толпе луч  проложил троку, свободную от людей, и Старик по ней пошёл.  Вскоре он вышел к источнику света, ведущего его. Свет исходил из помпезного здания с колоннами, на фронтоне которого была изображена богиня с повязкой на лице. Поднявшись по ступеням, он вошёл в открывшиеся перед ним массивные двери, и оказался в большом зале, похожим на театральный. В зале этом  присутствовали для выступления сцена и кресла, заполненные оживлённым людом.
         Этот зал ждал явно его прихода, ибо аплодисментами, и возгласами публика отреагировала  на появление Старика. И тогда он понял, что попал в очень странную игру, в которой он обязан будет отыграть.
          Едва Старик взошёл на сцену, как тут же с двух сторон из-за кулис вышло два невзрачных человека. У обоих были невыразительные, словно маски, лица. И один от другого отличался лишь тем, что держал в руках какой-то свиток
          Человек со свитком в руках спросил у Старика: «Знаешь ли ты, куда пришёл?»
          Старик на это отвечал: «Велением Города ведёт меня тропа по таинствам его»
         «Город привёл тебя к Истине своей. Внимательно всмотрись, и ты увидишь разгадку про неё».
           Старик сказал в недоумении: «Город закрыт передо мной. В чём состоит Истина его? Я не вижу её откровений».
           «Истина в царстве Хаоса. Как Глашатай её, объявляю тебе приговор за житие. «Очищение полное – за твою обессмысленную жизнь», – прочитал он в своём свитке. Затем Глашатай Истины свернул бумагу и сделал знак второму человеку, молчащему до сих пор.
           «Это Посланник Истины. И он принёс её тайные слова», – представил он второго невыразительного человека.
            Медленно, по кошачьи, подошёл Посланник Истины, и цепко поймал взгляд Старика. Затем он быстро проделал своими руками перед лицом его какие-то пассы, как бы зачёркивая что-то. После чего, чуть слышно, так, что слыхал один Старик, сказал ему какое-то слово. Тот отшатнулся, и стоял теперь, недоумённо оглядываясь по сторонам.
         Старик был обессмыслен –  без осознания себя. Он видел каких-то людей с собой рядом, но  на себя никого не принимал. Память его обнулилась, а вместо разума кипел хаотический океан образов, неведомых ему.
         Посмотрев внимательно на Старика, Посланник проделал вторую серию пассов, и сказал ещё одно слово Старику. Зал охнул от изумления – мигом расправились плечи Старика, и он превратился в цветущего юношу с густой копной волос
         Тогда Посланник повернул бывшего Старика за плечи, и скомандовал: «Иди, и начинай сначала». Совершенно безвольный, тот подчинился третьему  гипнотическому слову, и пошёл из зала прочь. А люди в зале, увидев полную обнажённость, и вслед  волшебное преображение  его, зашлись в неистовых аплодисментах.
          Меж тем Посланник Истины вывел юношу из зала, и толкнул по ступеням вниз. .Следом, из дверей уже высыпали зрители театра. Каждый хотел увидеть окончание этой гениально поставленной сцены.   
          Посланник скомандовал казнимому: «Иди, погуляй по миру!» И юноша пошёл, неуклюже спотыкаясь – под свист, улюлюканье, и смех.
         А внизу безликие люди, снующие в приютившем их граде, совершенно инертно приняли его в свои ряды.

          Как прозрение звёздное бывшему  Старику открывалась Истина во всех её ипостасях. Но как было к ней, безупречной, подобрать свои слова? Он был абсолютно свободен в выборе своём – но он не знал, в чём этот выбор. Он волен был начать сначала, и он не знал зачем..
         Вскоре Толпа остановила изгоя, он просто заблудился в ней, и стал вживаться в её плоть. Затем толпа сомкнулась впереди и позади, и Старик второй раз вошёл в вечный Хаос, в Истину, которую разгадал