3. Мын-Лунг

Из повести "Под крылом Черного Ворона
 
Володя так и не вышел из псарни, чтобы поздороваться с Михаилом, а продолжал медленно водить по холке Цэсы, словно что-то пытаясь найти у нее в шерсти. Собака в напряжении смотрела куда-то за сетку, скорее всего и не смотрела, а ждала, когда ее хозяин Володя Чиж ей сделает больно. Да, да, именно этого она и ждала, догадался Михаил, так как сразу же, после этой мысли лайка начала ёрзать, попыталась встать на задние лапы, но Чиж цыкнув, её тут же осадил.

- Миша, лезь сюда, помоги, - попросил он. И дождавшись, когда Филиппов, согнувшись в три погибели, влезет в псарню, ткнул подбородком в сторону табуретки, на которой лежали скальпель, медицинские щипцы, йод, ватка. – Щипцы подай и отойди, а то еще куснет, - прошептал он, и, оседлав собаку, заставил её лечь. – Да месяц назад на мишку ходил, всех порвал кутят, оладь ему в душу, только сучку старую оставил. Боюсь уже, что крест на ней можно ставить.

- Что, ранил её? – поинтересовался Михаил.

- Да, но ни в этом дело, ей восемь лет, даст еще приплод, или нет, не знаю. Кобеля соседа не подпустила к себе, когда течка была.

- А это не её был кутенок?

- Да её. Так он же кобель, неужели снова в Екатеринбург ехать за новой собакой, договариваться? Вот оладь ему в душу, а. Больше таких звероловов не попадалось. Все на птицу падки, а эта еще полугодовалым кутенком сразу на мишку пошла, еле спас.

Цэска, вывернув голову, начала поскуливать, но Сергеичу это видно было только на руку, и, опустив щипцы в ее шерсть, резко рванул ими назад. Собака, взвизгнув, успокоилась и положила свою морду на лапы.

- Вот смотри, - Чиж протянул щипцы Михаилу, а сам, взяв с табуретки вату с йодом, начал смазывать собаке рану.

В щипцах была зажата какая-то то ли кость, то ли сук от дерева, но потрогать пальцами это Михаил не решился, уж больно неприятные чувства она вызывала.

- Это обломок когтя.

- Медведя?

- Ты чего, - с удивлением посмотрел на Михаила Чиж, - рыси. – Если б мишка, оладь ему в душу, её полоснул, то точно бы не спас Цэску. У него ж когти, оладь ему в душу, как ножи столовые.

- Ой, какие гости у нас! – радостный вскрик жены Чижа Веры Павловны, был настолько неожиданным для Михаила, что тот, испугавшись, вскочив с корточек, сильно ударился затылком о крышу клетки, покрытую сеткой - рабицей.

- Верка, да что ты, оладь в твою душу, - зашипел Чиж.
Но Вовка, став на корточки и вылезая из клетки, широко улыбаясь, сказал.

- Бывает же такое, напугался так, что чуть сетку-рабицу головой не продырявил, - и протянул руку Вере Павловне.
Вера обняла гостя, и, подхватив его под локоть, повела к столу, стоявшему у дома.

- Как хорошо, что ты пришел, посмотри Лешку, - сказала Вера Павловна и позвала внука, пятилетнего мальчишку, копавшегося в огородной грядке. - Леша, иди сюда, дядя Миша пришел.

Пацаненок, увидев Филиппова, с радостными восклицаниями побежал к ним на встречу и, обняв Михаила, повис на его груди.

- Вот какой богатырь ты стал! – Михаил подбросил мальчугана вверх.

- Дядя Миша, дядя Миша, а там жук вот с таким рогом! - кричал Лешка, - Пошли, покажу. Только не бо-ойся его, он мой друг. Да, бабушка?

И они все вместе пошли искать в листве щавеля рогатого жука.

- Мишенька, ну как он, а? – подергивая за локоть гостя, наступала с радостными распросами Вера Павловна. – Ты посмотри, с тех пор совсем не заикается. Какой ты, Мишенька, молодец!

- Только не перехвали меня, - улыбаясь, обнял за плечи женщину Михаил. – Этого побаиваюсь, а то сглазят.

- Да кто такой дурак будет, чтобы попытаться тебя сглазить?

- Ну, это как сказать…

Вера Павловна, когда работала медсестрой в больнице, не раз приглашала со своим врачом Иваном Петровичем Михаила к себе на помощь, только больные этого не знали, так как он стоял за ширмой, и – лечил. Не всегда, правда, удавалось Михаилу добиться положительного результата – снять боль. Но это он считал так потому, что не является полноценным экстрасенсом, как  Джуна, или Вольф Мессинг. Нет у него такого таланта. А когда один из больных в этот момент потерял сознание, и Иван Петрович, имеющий огромный опыт работы, ничего не мог сделать, давление продолжало падать, Михаил отстранил врача от мужчины, лежавшего в кресле, и сказал, чтобы тот просыпался. И тот, это был молодой человек лет тридцати, тут же открыл глаза и, увидев перед собой Михаила, смутился: «Я больше курить не буду, честное слово», - и, кивнув доктору, вышел из кабинета.

 Терапевту, Ивану Петровичу, тут же стало плохо. Бросив несколько таблеток валидола в рот, он присел на стул и закрыл глаза, слушая Михаила, выполняя глубокие вдохи. С тех пор, как ни уговаривали его Иван Петрович и Вера Чиж, продолжить работать с ними Михаил отказался. А вот с семьей Чижей продолжал поддерживать теплые дружеские отношения и, более того, считал Володю своим наставником по охотничьему делу. 

И все это благодаря Витьке Воробьеву. Это он его перед призывом в армию познакомил с Чижом, работавшим у его отца на автопредприятии инженером по охране труда. Съездили с Владимиром на утиную охоту, потом – на рыбалку за хариусом, и Мишка втянулся в мужские дела. А после армии, как было свободное время, заглядывал к Чижам, а потом – и с Зиной, своей женой...

Чай с запахом мяты, разлитый в большие стеклянные кружки, быстро остывал, но от этого его терпкие вкусовые качества нисколько не ухудшались.

- Ладно, Миша, давай ужинать пойдем, - встал Чиж и, взяв Филиппова за локоть, повел его за собой в дом. – Ты, извини, браток, - и поближе придвинувшись к нему,  лисьими глазками мазнул по лицу Михаила, и, прищурившись, прошептал, - в жизни такого со мной еще не было, - и, приложив палец к губам, кивнул подбородком в сторону окна. - Тут такое, происходит, прямо даже не знаю как это и назвать. Колдовство или еще как.

- В смысле, как это понять?

- Да, как иду по дорожке или к собаке, или в туалет, мутить начинает, и такое впечатление, что кто-то из-за забора за мной следит такими черными-черными глазами.

- А когда это началось? – спросил Михаил.

- Та, дня два как.

- Понятно, - подняв руку, Михаил провел открытой ладонью, направленной в сторону забора, и замер. И, постояв так с минуту, сказал Чижу, - дай-ка коробку спичек.
Минут десять Михаил ходил под высоченным забором и вкладывал спички между досок и обкладывал это место крестом, что-то про себя шепча. Вера с Владимиром бегали от окна к окну, наблюдая за Филипповым.

- И что? - встретил у двери Михаила Владимир.

- Да все вроде. Попробуй пройтись.
Чиж с удивлением посмотрел на своего старого друга и вышел во двор. Прошелся от колодца к псарне, назад, потом – до калитки, назад. Улыбнулся Михаилу и показал большой палец.

- Ты слушай, я ведь думал, что у меня галики пошли на старости, оладь ему в душу. Все, мол, пора собираться на тот свет.

- Ты еще совсем молод, - улыбнулся Михаил, - шестьдесят пять для тебя это далеко не итог, ведь родители твои еще до сих пор живы.

- Точно! – пожал руку Владимир.

- Так вот, это колдунья была, и меня со вчерашнего дня достает. Больше не будет. Если еще раз попытается, то все получит назад.  Я поставил «зеркало».

- И что с ней произойдет?

- Не знаю, что в такой момент с ними происходит, да и стараюсь не интересоваться этим. Ну, может, ослепнет на какое-то время, может…

- Да ты что! Ну, оладь ему в душу.

- Да это я так, Вова, в шутку, - улыбнулся Михаил, похлопав старшего товарища по плечу. - Я по делу к тебе. Помощь нужна, Витька Воробьев потерялся.

- Хм, - мотнул своей большой лысиной на затылке старый лис. – А кто это тебе сказал? – Обжег Михаила своими колючими глазками-угольками Чиж.

- Отец Виктора. И письмо его дал прочесть. А в нем тот просил отца извиниться передо мною, и если он будет долго задерживаться, то ко мне обратиться.

- Как к экстрасенсу? - упершись в спинку стула, продолжал обжигать своими глазами Михаила Чиж.

- Да я не обладаю таким качеством, чтобы искать руками потерявшихся людей. Володя, ты лес знаешь как никто, да и Витьку, где он может в нем быть.

- А где это письмо? – спросил Чиж.

- Вот, - и Филиппов подал ему свернутый лист, - оно отксерено.

- Ну что ж, - быстро прочитав его, растянул губы в улыбке Владимир. – Здесь вот какая история получается. У Витьки, думал, совсем крыша поехала. А прошлым сентябрем встретил его в тайге, он весь грязный был, словно в глине искупался. Переночевал он у меня в избе, такое рассказал, что до сих пор не могу в это поверить, хотя, он – доказал это.
- Про что?

- Ты знаешь, дружище, если решил Витьку найти, то сам все, что он мне рассказал и увидишь, оладь ему в душу.

- Володя, мне в отпуск через две недели. Справимся?

- А это уж сам решай.

- Да уж… - Михаил стал отбивать барабанную дробь пальцами по столу.

- Вера! Оладь ему в душу, – окрикнул жену Чиж. – Мы голодные.

- 2 –

После легкого ужина, Владимир предложил Михаилу спуститься в подвал.
Филиппов хорошо знал это место - подвал, состоящий из трех небольших комнат, в нем всегда он чувствовал себя как-то неуютно – сырость, низкий потолок давит на сознание, будто в карцере находишься. В первой комнате – бутыли с соками брусничными, клюквенными, малиновыми, смородиновыми, грибы маринованные, икра овощная и грибная... Всего и не перечислишь.

В комнате напротив хранилище картофеля, моркови, капусты, свеклы, консервов мясных и рыбных, грибных. В ту комнату Михаил не любил заходить, и не из-за холода, а из-за чувства скованности в ней, будто в преисподнюю попадал. Кругом сыро, воздух липкий, лицо растягивает, словно в паутину оно попадает. Может сейчас и не так, Чиж, как обещал, вентиляцию в подвале сделал. Из чего, интересно? Подвал находится под жилым домом, в его середине, насквозь же не потащишь из этого подвала трубы. Осмотрелся по сторонам: нет труб, - значит все там так и осталось. Тем более, под той подвальной комнатой холодильник у Чижа есть, подвал метров на шесть ниже. Там ледовая камера круглый год, натуральная, и хранит он в ней и мясо, и рыбу. И куда ему столько?

Хотя, это как сказать. Они не скупые, всегда готовы помочь знакомым, если у кого-то из них проблема с финансами, так принесут продуктов: картошки, лука, рыбы, мяса, консервов. Так и семье Михаила они помогли в позапрошлом году. Зарплата у Мишки упала, гонорары – тоже, так Вовка тут же, как волшебник, всего привез ему на своем старом четыреста двенадцатом «Москвиче». Раза три приезжал, пока не заполнил всю квартиру Михаила и картошкой, и консервами мясными, грибными, морковью...

И когда он все это заготавливать с женой успевал? Правда, некоторые бутыли у него хранились уже много лет, но не пропадали, температурный режим все сохранял.

- Пойдем, пойдем, - наставительно подтолкнул к открытому подвалу Михаила Чиж. – По лестнице из двадцати ступенек он, не смотря на свой шестидесятипятилетний возраст, спустился, как белка с дерева, легко и быстро. А вот Михаил чуть не споткнулся о третью ступеньку, да повезло - было, за что уцепиться обеими руками и удержаться – за дверцу подвала.

В овощную комнату не зашли, через хранилище соков Чиж потащил гостя в следующее помещение, где занимался обработкой шкур. У левой стены стоят три деревянные бочки, плотно закрытые крышками. Ткнув рукой в первую, Чиж сказал:

- Витькина жена заказала десять шкур медвежьих, рысьих, росомах для своих ресторанов, оладь ей в душу. Здесь две медвежьи шкуры лежат, позже займусь ими, пусть солятся, уж больно жирные, оладь им в душу. А там, - он показал рукой в угол комнаты, – шкура росомахи и рыси, той самой, что Цэску поцарапала, оладь ей в душу.

- Браконьеришь?

-А как жить в этом мире, нищенствовать на пенсии, что ли, оладь им в душу? – резанул в ответ Чиж. – Сам-то писака, а живешь впроголодь. Что, не так?

- Да, Володя, не обижайся, - вздохнул Михаил, - это я так, к слову.

- Ладно, нашел к чему липнуть. На медведя у меня лицензия была, второго с Саней добыл, что плотником в СМУ-2 работает. Подарил он ее мне, оладь им в душу. Со своим выводком наступил на медведицу, та всех щенков кроме Цэски задрала и идет на меня, оладь ей в душу. Я ее из карабина – первым патроном, вижу, в сердце попал, потом – вторым. Вот, оладь ей в душу, как железная, прет и прет на меня. Так уже не думая, остальные все пули в ее грудь вложил, в двух метрах от меня упала! Все, думал, последняя охота, а сам и шелохнуться не могу, прирос к земле. А когда упала, сам рядом с ней лег.

Санька думал, что задрала она меня, кричит, визжит, оладь ему в душу. А я поднимаюсь и не слышу его, представляешь. Смотрю, он на коленях, оладь ему в душу, передо мною стоит, глаза навыкате, безумные. И только тут стало до меня доходить, что я жив. Щупаю свое лицо, все нормально, смотрю одежду – тоже, а как понюхал – все понял, представляешь, вот как испугался. Стыдуха была, - Чиж присел на чан и искоса посмотрел на Михаила. - Так вот, зачем я тебя сюда привел, - и смотрит с таким вниманием на гостя, будто хочет от него получить подсказку.

- А вспомнил, - и, присев у бочки, засунул руку за неё и вытащил деревянную коробку. В ней длинные черные тонкие досочки с неровными уголками. – Витька говорит – это клейма.

Михаил взял несколько «палочек», и тут же почувствовав кожей пальцев их сыроватый холодок, согласился, что они сделаны из металла, тяжеловатые и чем-то напоминают по своей форме старые типографские литеры, из которых раньше набирались тексты в газетах, книгах, да и кегль (размер шрифта) не маленький, не менее 48 пунктов – заголовочные.

- А в чем дело-то? – смутившись, посмотрел на Чижа Михаил. – Да, это, скорее всего типографская литера, из таких в Афганистане, когда на боевых были, редакция выпускала листовки. 

- Вот. А Витька, оладь ему в душу, говорит, что им минимум лет как пятьсот, а может и боле.

- Выдумки все это, - внимательнее осматривая литеру, шепнул Михаил. – Знак очень плохо просматривается. Ну а если ему столько лет, как он считает, так, скорее всего это была печать какая-нибудь, ну, чтобы клеймо на коже оленьей ставить, к примеру. Ну, чтобы не спутать, чья выделка шкуры - Иванова или Петрова. Может так, а может для клейма на посуде, на мече и так далее.

- А вот смотри, сколько у меня их, - приблизил к лицу Михаила коробку, - и все одинаковые, оладь им в душу.

- Да уж, совсем разладился ты, «оладь», «оладь», - единственное, что нашел сказать по этому поводу Михаил. – И что дальше?

- Ну, это так, еще с детства к языку привязалось, - нахмурился Чиж. - А вот еще смотри, - и Владимир протянул Михаилу сверток.

Он был холщовым, и, нащупав в нем что-то твердое и тяжелое, Филиппов аккуратненько развернул его – и не мог оторвать глаз от той необычной красоты, открывшейся перед ним - икона Божией Матери, с красными и зеленоватыми отливами на очень темном металле. 

- Это Всецарица Великая, так Витька сказал! - громко прошептал Владимир и тут же махнул рукой, сжимая губы, видно, чтобы «не выронить» из них свою любимую поговорку.

- Так что же ты этим хотел мне сказать, Володя?

- Это он нашел в раскопках.

- В раскопках? Ну, может какого-нибудь купца кто-то ограбил или купил у него, да сохранилось там, где он жил, или умер, перевозя это богатство? Здесь же, говорят, веков шесть назад уж больно воинственные народы жили, кордами назывались. Ханты, манси, может, татары…, - начал перечислять Михаил.

- Так и Витька в прошлом году думал, - начал спорить Чиж. - А в феврале пришел и говорит, что древний город нашел, ведь икона-то, говорит, золотая, приблизительно пятого-шестого века после рождения Христа.

- Вова, - положил руку на сердце Михаил, - я-то в этом, честно говоря, ничего не понимаю. Виктор в этом деле ученный. Лет пятнадцать назад во все уши слушал его, огромные статьи писал про раскопки, о древних стойбищах хантыйских, их посуде, оружии. Что говорить, бедно жили люди, золота, серебра, не находили. Украшения разные были, но только из зубов оленьих, медвежьих, костей, и все.

Чиж, сморкнувшись, задумался.

- Да, да, согласен, - стукнул рукой Чиж по колену. – Вот ведь как бывает. Ладно. Это, что тебе показал, меня сейчас не волнует, не мое это – Витькино. Придет, заберет, я к таким вещам, как и ты, знаю, равнодушен. О другом тебя хотел спросить. Не пойму в последнее время, что со мною происходит, неужели уже за мной пришел Мын-Лунг?

- Не понял? – с удивлением посмотрел на Чижа Михаил.

- Так это дух медвежий, так прорицательница мне сказала позавчерась.

- Какая?

- А, на почту за пенсией ходил, так она мне в подземном переходе встретилась, вроде молодая, а присмотрелся – старуха. Все машет руками и говорит, что пришел за тобой Дух медвежий, уж много ты его сыновей забрал ради наживы. Представляешь, Миша, ради наживы! И, говорит, разгневался Мын-Лунг, послал за тобой своих духов, и говорит, что она их пока у себя в гостях держит. Во, как.

Такого испуга на лице Чижа Михаил никогда не видел. Оно пожелтело, осунулось, дрожит, глаза вкатились - совсем старик, не узнать.

- И все?

- Всё. И я его видел прямо там.

- Кого, Мын-Лунга или духа его, такой страшилище! Огромный медведь, из пасти его кровь капает, шерсть его вся изъедена молью, сыплется. А глаза красные, пасть – страшная, зубы черные, и говорит он мне, если я жить еще хочу, то должен сказать ему, где Витька. А я не знаю, где Витька золото прячет. И зачем оно ему? Когда он услышал это, как  глянет на меня, сердце мое каменным стало, и говорит, смотри, не скажешь – заберу с собой. И опять эта колдунья передо мною стоит. Так и не пойму, Миша, вправду это все было или нет. Пришел в себя на скамейке, в парке сижу у строительного треста, бабки меня обхаживают, что-то нюхать дают. Да, Верка прибежала, помогла. Неужели это вправду за мной Мын-Лунг пришел?

Я сегодня утром встал, собаку пошел кормить, а под забором гадюка такая серая, чуть не укусила, да под дом залезла. Неужели это все?

- Да что-то не похоже, что за тобой, Володя,  Мын-Лунг собирается прийти, чтобы наказать тебя за медведя.

- Правда?! – схватил дрожащими руками Михаила Чиж. – Это правда? Так что же мне тогда пришло в голову?

- А то, скорее всего, что ты устал. Есть у тебя какая-то мысль тяжелая, и не знаешь, как поступить с ней.

- Есть – есть такое, - зашептал Чиж. – Витька-то, чувствую, совсем другим человеком стал. Два раза спасал его в прошлом году в лесу. Такое творил, словно кто-то его с Того Света водит. И медведя не боится, и змей, лезет в какие-то земные трещины и говорит, что там богатства несметные. А там мороз, такой холодный, что сразу кости в лед превращает. Вот и просит меня, чтобы я сейчас оттуда медведей вывел, видно людей туда хочет привести и раскопать те богатства.

- А той ведьме об этом сказал? – спросил шепотом Михаил

- Забыл.

- А Мын-Лунгу?

- Да ты что, - цвет лица у Володи начал меняться, человек стал приходить в себя, - там такой страх был, чуть не умер от ужаса. Представляешь? Даже та медведица, которую в прошлом году добыл, упала совсем рядом – это детская игрушка была по сравнению с этим духом.

- И что, бросишь теперь охоту?

- Так ты же говоришь, что-то ведьма пытается меня свести с ума? А для меня конец охоты – это конец жизни. Тем более Витьке кое-что обещал.

- Выгнать медведей, - напомнил Михаил.

- Что? – не понял Чиж.

- Ну, ты говорил, что нужно с какого-то места медведей выгнать.

- Ты чё, - с удивлением смотрит на Михаила Владимир. – А, да-да. И Сережка Ямишкин просил, а он там рядом с Витькиными богатствами живет.

- Еще жив?

- Ха, когда у него ногу отняли, он вместо нее ствол от лиственницы поставил и бегает как жеребец, не угнаться.

- А сколько ж ему лет-то.

- Ха, так он, вроде, чуть старше тебя. Еще бы, на таймене живет, щуку за рыбу не считает.

- Так это так положено у хантов, им мать – природа.

- Ты точно говоришь, что все то, что со мною произошло колдовство всего лишь? Вот поэтому и хотел тебя, дорогой, увидеть. И Бог есть, он услышал мои молитвы и привел тебя ко мне.

- Володя, значит, Виктор жив?

- Так совсем недавно ко мне заходил, денег много принес, просил, чтобы договор выполнил, ну, - Чиж опустил глаза, словно что-то вспомнить хочет, - про медведей который, а потом еще много дел будет, так что вторая пенсия выходит у меня появилась.

- А про меня ничего не говорил?

- Сказал, если приду, то показать тебе это, - Владимир мотнул головой в сторону иконы и литер. – Сказал, все равно ты в это не поверишь.

- А, когда это было, Володя, недавно? Ну, в смысле, когда…

- Да понял, понял, в конце апреля или начале мая. Нет апреля, - махнув рукой, поправил себя Чиж. – А ты говоришь, его батя заволновался? А ты знаешь, лучше родителей никто не чувствует, когда дети находятся в опасности.

- Вот и я об этом.

- И что делать? Миш, у меня дел по горло, нужно отрабатывать Витькин заказ. До середины июля уже почти ничего, а убрать оттуда две медведицы с медвежатами нужно, да одного старика косолапого. Тот дом Сережки Ямишкина по осени развалил, всю зиму они ютились здесь, в городе у детей, да в землянке – там. Половину стада оленей потеряли за зиму. Как ни помочь им.

- И ты всех будешь убивать?

- Та ты что, нашел во мне Ингиного прихвостня? Ты же знаешь, деньги для меня не главное, - вздохнул Чиж. - Выгнать зверя нужно оттуда, так сказать, а то Витька археологов приведет, а он их погубит.

- Думаешь?

- А что тут думать! – Чиж посмотрел на Михаила. – В позапрошлом году местные наши Барюки под поселком Агиришем на своих снегоходах целое стадо дикого оленя уничтожили, слышал небось. Ну как нет, ты же целую статью написал про это.

- А-а, да-да, правда, без фамилий.

- Вот. Стадо уничтожили полностью и оставили, повырезав себе языки да окорока. Зла природа на человека.

- Так-то были Барюки? Барюки, Барюки…

- Да не ломай себе голову, - махнул рукой Чиж, - пришлые они, наркотой торговать начали, состояние быстро себе сделали. Слышал, в прошлом году тела в лесу нашли двух молодых парней и мужика твоего возраста. Слухи шли, что их медведь задрал. Еще там рядом с ними нашли три квадроцикла.

-Да, да…

- Вот то они и есть, - перекрестившись, прошептал Чиж. – Это за ними точно Мын-Лунг приходил. Говорят, уж больно сильно их порвал.

- Так что ж ты молчал, а? Рассказал бы мне про это, а то статью написал, в окружной газете ее сократили до минимума, мол, кому нужны выдумки. А тут вот какая история. А как догадался, Володя, что это их семейство кровожадную бойню устроило.

- А след остался.

- Какой? – насторожился Михаил.

- А такой. Ведь он у каждого человека есть, след.

- Да не тяни ты!

- Только из уважения к тебе, Миша, - приложив руку к сердцу, прошептал Чиж. – Отец их трубку курит, в конце которой для зубов выемка есть, чтобы удерживать ее, если руки заняты. И трубка-то необычная, осиновая, темно-коричневая, мореная, немножко припорошенная черными брызгами, как у ягуара. Нашел я ее там и там.

- А говоришь, что боишься Мын-Лунга.

- А кто же его, Мишенька, не боится. Я ведь с детства, когда еще с отцом начал охотиться, в это верю. Отец так говорил, а в мое совершеннолетие пошел за медведем, ханты жаловались, что их кладбище роет. А с охоты не вернулся.

- Извини, - положил руку на колено Чижу Михаил. – Вот и у моего Сережки скоро совершеннолетие, а Витьке обещал помочь, и Ямишкину – тоже.

- А в помощь кого возьмешь?

- Только тебя, ты природу любишь, от плохого человека остановишь. Пойдем, а?

- Да уж, - Михаил присел на бочку и задумался. – Две недели до отпуска осталось, успеем ли?

- Кто знает. Я уже завтра иду, или подождать тебя полдня. Готов?
Михаил покачал головой:

- Я пустой. А вдруг Витьки там нет? Что я отцу его скажу?

- А его там и нет. Я за ним позже приду, туда, где до… - остановился Владимир, - А ладно, только молчок, договорились в одном месте встретиться. А она не слышит? - вдруг спохватился Чиж.

– В подвале навряд ли, - успокоил Чижа Филиппов.

- И сотовые телефоны там не работают, не смотри на меня с укоризной. И место то, не простое, где его встречать буду с Ямишкиным.

- Та-ак, может, я и не пойду с тобою, - задумался Филиппов, - а так отцу его и передам, что жив он. Хотя и обманывать негоже. – Но, Вова, а если на два-три дня позже приду, смогу найти тебя?

- Говори точное время, а то там место такое, к которому без поводыря только по временным отрезкам нужно идти и в одном темпе, чтобы не ошибиться по солнцу, тогда не потеряешься, встречу тебя.