Кто-то живёт...

    Под мутным стеклом лампады поверхности пруда, за решёткой отражения ветвей теплится огонёк рассвета. Он возится там, крутится на месте рыжим щенком, приминая подле себя, чтобы удобнее улечься.

    Осы снуют из гнезда и в гнездо, с раннего утра до поздней ночи. Раз-два три- вовнутрь, одна-вторая-третья наружу, две сидят, ожидая очереди, чтобы юркнуть в узкий лаз. Одна тащит авоськи с провизией, другая выносит за малышами горшок. Трудяги. Людская молва рекомендует их лентяями и лиходеями, татями. А в самом -то деле, суетятся они без устали, собирая капли сока, малые, да ещё мельче. Поди, наполни бочку по капле, надорвёшься.

    Ворон каждое утро летит мимо окна. Низко. Не проснулся ещё. В присутствие, видать по всему. Фрак слегка смят. Домой пришёл поздно, и лёг, не раздеваясь, ибо дома тоже работал. Так и уснул за столом, устроив голову подле стылого нетронутого чаю. Поздно, рано утром был отведён супругою в постель. Сняв с мужа лишь сандалии, она пожалела его беспокоить, и прикорнула рядом, а сама не спала до утра, всё глядела на его породистый крупный нос, на ресницы в пол щеки, на вздымающуюся грудь... И ведь не за старания полюбила она его, а за него самого, да гляди-ка, оказался каков...

   Сосна держит муравьёв на ладошке, спрятала медовый прозрачный шарик смолы, набирает в него из ручья солнечного света, а те рвутся посмотреть, щекочут.
  Паутина на скамейке в парке лежит забытым шёлковым платком...

Кто-то живёт, а иной изо всех сил изображает, что жив.