Подмастерья бога Глава 14

                Глава 14.
                Взятка.

Комната отдыха для врачей представляла собой небольшое помещение с двух сторон заставленное шкафчиками для одежды, в углу притулился старый холодильник. Весь центр комнаты занимал стол, покрытый старой вытертой клеёнкой, и несколько разномастных стульев вокруг него. Узкое окно, похожее на бойницу, тусклым светом освещало всю эту убогость.

Сева тяжело вздохнул и нажал на кнопку электрического чайника. Говорить с начальством об улучшении условий работы персонала было бессмысленно: других свободных помещений в клинике всё равно бы не нашлось, а притеснять больных, отбирая у них палаты, никто не собирался. Комната, где занимались студенты, тоже была неприкосновенна. Так и ютились врачи, как бедные родственники, на собственном отделении, не имея возможности не то, что отдохнуть нормально, но даже перекусить в комфортных условиях. Не к месту вспомнилась Америка и клиника профессора Хармонда…

Сева заглянул в холодильник и вытащил коробку со своими бутербродами. Дверь распахнулась и в раздевалку ввалился радостный Астахов, прижимая к груди огромную трёхлитровую банку консервированных огурцов.
- Это что? – растерянно спросил Сева.
- Взятка! Бабушка Емельянова Евдокия Петровна из третьей палаты отдарилась. Утверждает, что сама собственными руками мариновала эти огурцы прошлым летом.
Он поставил банку на стол и стал открывать крышку консервным ножом. Сева, желая помочь другу, достал большую тарелку и полез вилкой в банку, вылавливая зелёные пупырчатые плоды. Вид у огурцов был весьма аппетитный. Самое то к бутерброду с копчёной колбаской! Спустя минуту доктор Ярцев уже хрустел дармовым угощением, хмуро поглядывая на товарища.

- Мда, Глеб, и тебя не задевает такое положение вещей? – спросил он с полными ртом.
- Какое? – Астахов налил себе чашку чая и присел за стол напротив.
- Тебя не унижает, что ты врач, кандидат медицинских наук, работающий в известной университетской клинике, в качестве благодарности от пациентов получаешь вот это, - и ткнул рукой с зажатым в ней бутербродом в ополовиненную банку. – Получается, что красная цена тебе, доктор Астахов, банка огурцов, правда, большая, трёхлитровая. На мой взгляд, унизительно!
- А я думаю, что искренняя благодарность унизить не может, какой бы она не была, - возразил Глеб. – Тем более, что бабушке Емельяновой 75 лет, и у неё ревматический митральный порок. Я вообще не представляю, как она с таким заболеванием смогла справиться с этой банкой. У неё ж одышка через пять шагов по коридору начинается. Слава богу, прооперировали. Теперь лет до ста жить будет, а значит и огурцами своими заниматься сможет.

- Приземлённый ты человек, Астахов! Живёшь один, как сыч. В холодильнике, небось ничего кроме пельменей, да полуфабрикатов и нет. Вот и радуешься, как ребёнок, таким жалким подачкам.
- Радуюсь, потому что человек от сердца подарил! В прошлом году мне одна бабулька презентовала носки, собственноручно связанные из козьей шерсти. Уж очень бабушка была благодарна, что её вылечили. Ты не поверишь, - хохотнул Глеб, раскладывая на тарелке подарок пациентки, - но носки эти волшебными оказались. Стоит мне теперь простудиться, ну, насморк там, кашель, как всегда, надеваю эти носки и через пару часов от простуды следа не остаётся без всяких лекарств. Честное слово!
- Как романтично – носки из козьей шерсти! – презрительно хмыкнул Сева. – На мой взгляд, пациент должен на врача смотреть, как на бога! А разве богу можно подарить носки? Он должен быть готов отдать за своё лечение всё самое дорогое, что у него есть. Потому что здоровье – основополагающая ценность в нашей жизни. Или ты со мной не согласен?
- Согласен. Только для Евдокии Петровны с её мизерной пенсией и инвалидностью эта банка огурцов и есть – самое ценное. А ты, Сева, всё деньгами пытаешься мерить. Но не всё в этой жизни можно перевести в рубли или баксы.

Сева дожевал бутерброд, закусив его ещё одним огурцом, хлебнул из чашки горячего чая и продолжил мысль:
- Рискну с тобой не согласиться, друг мой. На самом деле в этой жизни всё измеряется деньгами, или почти всё. Знаю, знаю, любовь за деньги не купишь, но ведь речь-то не о высоких чувствах, Глеб. Чтобы прооперировать эту бабушку Емельянову тебе понадобилась чёртова куча лекарств, расходных материалов, не считая работы сложнейшего оборудования. И всё это стоит денег. Никто тебе просто так препараты для наркоза не даст, перевязочные средства или шовные материалы не предоставит из чувства сострадания к больным. Да и за свет, воду, отопление в клинике платить приходится ежемесячно нашему руководству. Я уж не говорю о зарплатах персонала. Не будем о грустном… Так что, быть добрым и бесплатно не получается. Просто такие как Разгуляев признавать этого не хотят, закостенели в своём совковом воспитании, когда медицина была всеобщей и бесплатной. Но времена-то изменились! А руководство меняться не хочет или не может, что печально.
- Не цепляйся к Разгуляеву, - посоветовал Глеб, тоже хрустнув огурцом, - он изо всех сил старается как можно больше тяжёлых больных прооперировать. Вон какие запущенные попадают к нам из области, из глухих деревень, смотреть страшно. Он каждую копейку на них тратит.

- Вот поэтому отделение вечно перегружено, а премии сотрудникам только ко Дню медицинского работника, и то мизерные. Тоска и безнадёга сплошная…
- Да ладно тебе, Всеволод Борисович, прибедняться. Работа у нас классная, а зарплата не хуже, чем у других.
- Это ты с кем сравниваешь? – вскинул на Глеба вмиг заблестевшие глаза Ярцев, - с сантехником из местного жилуправления? Как-то меня не утешает, что моя зарплата несколько выше, чем у сантехника, а наоборот, унижает!
- Брось, Сева, мы живём с тобой каждый в своей квартире, ездим на своих машинах. Ты каждое лето новую барышню на тёплое море возишь. О чём нам слёзы лить?
- Это только ты, Глеб, свою холостяцкую конурку квартирой считаешь. А твою старую корейскую железяку назвать машиной язык не повернётся ни у кого, ты уж извини!
- Извиняю! Для меня машина – не роскошь, а средство передвижения. Бегает моя корейская железяка пока и слава богу! – вдруг он посмотрел на Севу пристально, словно увидев что-то на самом донышке его души. – А-а-а, кажется, я понял с чего ты так завёлся!.. Что, денег не хватает на новую тачку?
- Не хватает, - не стал увиливать Сева и обречённо вздохнул. – В салоне такая красивая немочка стоит: суперсовременная, с кожаным салоном, с полной комплектацией, с панорамной крышей… Как увидел её, так теперь по ночам спать спокойно не могу.
- Бедняга, - посочувствовал Глеб, старательно пряча улыбку, - а на фига тебе панорамная крыша в нашем-то климате? У нас же полгода плохая погода!
- Ничего ты не понимаешь, Глеб. Панорамная крыша – это… это стиль, это класс!

В дверь заглянул Лёня Рыбаков и, увидев банку с огурцами, поинтересовался:
- Это что у нас такое вкусное?
- Маринованные огурцы от бабушки Емельяновой, - объяснил Глеб.
- Той самой, что с тяжёлым митральным стенозом?
- Угу. Давай, Лёнька, присоединяйся, и медсестёр зови. Закусим огурчиком за здоровье Евдокии Петровны.
Рыбаков просиял и плотоядно улыбнулся.
- Я мигом! – и убежал звать дежурных медсестёр к общему столу.


В начале марта, когда ещё стояли небольшие морозы, а улицы тонули в грязно-серых оседающих сугробах, но солнце уже светило так ярко, что в душе каждого невольно просыпалась надежда на лучшее, прямо на работу Глебу курьер доставил загадочный конверт.
Глеб долго крутил в руках белый почтовый конверт с короткой надписью от руки: «Доктору Астахову» и ломал голову, от кого это может быть и что внутри? А когда вскрыл, тут же расплылся в радостной улыбке: в конверте оказались два билета на премьеру спектакля в театр на Васильевском. Премьера ожидалась в воскресенье.

Искренняя радость за выздоровевшую пациентку сменилась озабоченностью: с кем пойти, ведь билетов два! Глеб окинул заинтересованным взглядом всё отделение, но выбрать себе товарища для похода в театр не получилось, каждый имел пару, а отдавать оба билета и оставаться ни с чем совсем не хотелось. В душе маленьким червячком копошилась жадность. Растерянно почесав в затылке, Глеб вспомнил про Зойку и тут же схватился за телефон.
- Зой, привет! Хочешь сходить на премьерный спектакль в театр на Васильевском в воскресенье? Играет Матильда Гловач.
- Хочу, конечно, хочу!! – закричала в трубку Зойка так, что пришлось отодвинуть телефон от уха, пока не лопнула барабанная перепонка. – А откуда у тебя билеты? Туда же билеты не достать, особенно на премьеру.
- От самой мадам Гловач. Я её пару месяцев назад лечил. Вот теперь пожинаю плоды своих трудов. Составишь мне компанию?
- Ещё как составлю! Ура!!

В трубке послышался подозрительный стук. Похоже, Зойка прыгала от радости, стуча каблуками. Глеб только усмехнулся, подивившись столь бурному всплеску эмоций. Ох уж эта Зойка, чума, а не девчонка! Договорились, что Зоя зайдёт за ним в воскресенье, и они поедут в театр на метро, чтобы не мучиться с поиском парковки в окрестностях театра.
Глеб, собираясь в театр, побрился, надел чистую рубашку и стоял у зеркала в ванной, застегивая пуговицы, когда раздался звонок в дверь. Не терпелось Зойке поскорей попасть на спектакль! Он вернулся в коридор и распахнул дверь, чуть не раскрыв рот от удивления: на пороге стояла Зоя в короткой меховой шубке, в юбке и сапожках на каблучке. Из-под симпатичной шапочки выглядывали мягкие золотые локоны. Аккуратный макияж подчёркивал и без того выразительные голубые глаза.
- Вам кого, барышня? – решил пошутить Глеб, маскируя за шуткой собственное удивление. Он привык к Зойке вечно похожей на общипанного воробья, а тут и правда барышня…
- Доктор Астахов тут проживает? – включилась в игру дочка профессора, улыбнувшись тронутыми помадой губами, а в глазах мелькнул лукавый огонёк.
- Проходи!

Он посторонился, пропуская гостью в квартиру. Девушка прошла мимо, скользнув по нему шелковистым ворсом шубки и обдав нежным запахом духов.
- Я тебя сразу и не узнал, - признался Глеб, - ты на человека стала похожа, Зойка!
Голубые глаза уставились на него с осуждением.
- Кто тебя учил так говорить комплименты, Склифосовский?
- Никто. Я самоучка.
- То-то и видно!
- Не обижайся, Зой, просто я даже не припомню, чтобы ты была одета в платье или в юбку. Всю жизнь в джинсах бегала, а тут вдруг… Настоящая барышня.
Зойка вздёрнула острый носик и немного надменно заявила:
- Привыкай! Я уже взрослая… А ты ещё не готов? Опоздаем же! И где твой галстук?
- Галстук?.. – растерялся Глеб. – Ты хочешь, чтобы я добровольно на себя эту удавку надел? За что ты так меня не любишь, Зой? Что я тебе плохого сделал?
- Надевай галстук, Глеб, мы в театр идём, а не в пивбар пропустить по кружке пива! Это приличное место!

Они ещё долго пререкались по поводу галстука. Глеб отбивался изо всех сил, а Зойка наседала, забрасывая его убойными аргументами о дресс-коде и хороших манерах. В конце концов мнение Зои победило, и Глеб, хмурясь и ворча, нацепил на шею единственный имеющийся в его гардеробе галстук. Галстук потянул за собой классический костюм, всего один раз надетый на защиту диссертации, и ботинки. Под конец переодевания Зойка, смерив Глеба оценивающим взглядом, с довольным видом заявила:
- Молодец, Склифосовский, теперь ты тоже похож на человека!
Купив у метро букет цветов для несравненной Матильды, Глеб с Зоей неспеша прогулялись по Среднему проспекту Васильевского острова и дошли до скромного, но украшенного ажурным чугунным козырьком входа в театр. Внутри их встретила торжественная мраморная лестница, от вида которой Глеб, не часто посещавший театры, даже оробел. На этих роскошных мраморных ступенях так и виделись дамы в бархате и шелках, скользящие по ступеням длинные подолы, да кавалеры во фраках и лаковых туфлях.

Перед началом спектакля, пока собиралась публика, успели рассмотреть целую выставку фотопортретов актёров труппы. Среди незнакомых лиц Глеб с радостью узнал свою экстравагантную пациентку. А вот зрительный зал удивил скромностью и демократичностью, а особенно тем, что сцены как таковой и вовсе не было. От пола ступенями вверх шли ряды кресел для зрителей. Декорации были размещены прямо на полу.
Зоя с Глебом заняли свои места во втором ряду и замерли в ожидании спектакля. Глеб с интересом рассматривал публику, и к его неприятному удивлению, плавно перетекающему в возмущение, не обнаружил никого в костюме при галстуке! Мужская половина поклонников театрального искусства была одета в обычные рубашки и джемпера, даже потёртые джинсы встречались чаще, чем классические брюки. Чувствуя себя белой вороной и нервно ёрзая в кресле, он сердито прошептал на ухо своей соседке:
- Ты специально заставила меня нацепить эту чёртову удавку? Вредина! Я тебе это ещё припомню!

Зойка только ехидно хмыкнула и ответила:
- Надо же хоть иногда вытаскивать тебя из хирургической пижамы и белого халата!
Спектакль смотрели затаив дыхание. Матильда Гловач в главной роли была великолепна! То, что в больничных коридорах казалось излишней эмоциональностью и неуравновешенностью, здесь на сцене трогало до глубины души. Глеб не мог вспомнить, когда ещё переживал такое эмоциональное потрясение. И совсем не удивился, скосив глаза на свою соседку, заметив, как та украдкой вытирает слёзы.
Половину дороги домой после спектакля ехали молча. Пьеса разбередила в душе что-то глубинное, далеко спрятанное, чему и названия не было. Казалось, что попытка облечь свои впечатления в слова обесценит что-то очень важное и значимое, поэтому оба молчали. И только когда шли от метро через притихший ночной парк Зоя заговорила.

- Как здорово, что ты взял меня на этот спектакль. Спасибо тебе, Глеб.
- Да не за что! Я, честно говоря, не ожидал, что так интересно будет. Матильда просто потрясающая! Я, кажется, понял, почему у неё сердце больное. Если так выкладываться на каждом спектакле… Будь я на её месте, я бы, наверное, умер в конце пьесы от инфаркта или разрыва аорты.
Зоя внимательно посмотрела на своего спутника и взяла его под руку. Тёмные громады деревьев теснились вдоль неширокой аллеи. Жёлтые конусы света падали от фонарей, освещая затянувшуюся к ночи блестящим ледком дорожку. Тонкий лёд похрустывал под их ногами при каждом шаге.
- Скажи, Глеб, ты когда последний раз в театре был? Я имею в виду до сегодняшнего вечера.
Глеб рассеянно пожал плечами:
- Не помню… Ну, когда учился в интернате, нас всем классом возили то на экскурсии, то в цирк, то в театр, кажется, в ТЮЗ.
- Ох-хо-хо! – печально вздохнула девушка и покачала головой в хорошенькой шапочке. – Ты не обижайся, Склифосовский, но образование у тебя хромое на одну ногу получилось. Что ты знаешь, кроме своей хирургии? Что видел, помимо операционной, да процедурной? Ничего. А ведь живём мы, Глеб, в культурной столице страны! Здесь же театров, музеев, выставочных залов просто море! Здесь каждые выходные можно организовать себе такую культурную программу, что на всю жизнь запомнится. А ты этим не пользуешься.
- Так времени нет, - попытался оправдаться Глеб, почувствовав себя неловко под взглядом голубых пронзительных глаз.
- Это всё отмазки, при желании время всегда найти можно. Ты же, как врач, как интеллигентный человек, должен быть разносторонне образованным, а не узко специализированным!

Глеб нахмурился, задетый за живое. Вот что Зойка за человек? Умеет найти самую болевую точку в душе и жмёт на неё со всей силы! Но она была права, как всегда, права. Не ходил Глеб по музеям и театрам не потому, что времени на это не было, а потому, что чувствовал себя в их роскошных интерьерах не в своей тарелке. Комфортно он мог себя ощущать только в больничных палатах или в операционной, ну, на худой конец, в тиши библиотеки, обложившись пыльными томами. Светская тусовка – это развлечение для профессорских дочек, а не для выкормыша интерната для детей-сирот!
- А ты сама-то когда последний раз была в театре? – прищурившись и скосив взгляд на свою спутницу, поинтересовался Глеб.
- Пару месяцев назад ходила с подругой в Мариинку. Я вообще-то регулярно стараюсь посещать и выставки, и театральные премьеры! Меня мама с детства к этому приучила. И по музеям мы с ней ходили, во все пригородные дворцы ездили, в Павловск, Пушкин, Петродворец, Гатчину. И на выставки обязательно ходили, и в Эрмитаж, и в филармонию, – Зойка с важным видом задрала нос. В сумраке аллеи, освещённая неверным светом фонарей она была похожа на принцессу из сказки Андерсена.

- Будь у меня такая мама, я бы тоже с детства культурно образовывался,  – тихо произнёс Глеб. - Увы, моя мама даже слова такого «филармония» не слышала. Её как-то больше водка интересовала. А после интерната мне, чтобы как-то самому выжить без родительской помощи, работать на трёх работах приходилось, а ещё учиться надо было. Так что, Зоя Алексеевна, прости ты уж меня за мою однобокость и культурную необразованность.
Осознав свой промах, девушка покраснела и сильнее вцепилась в локоть своего спутника.
- У-у-у, обиделся… Не обижайся, Склифосовский, я же любя! Я тебе добра желаю, ты ж мне не чужой человек. А хочешь, я займусь расширением твоего кругозора? – воодушевилась юная спутница. - Давай я буду твоим культурным гидом! И каждое воскресенье буду водить тебя на экскурсии, в музеи, в театры, на выставки, буду рассказывать тебе о достопримечательностях нашего замечательного города! Я всё-таки на историческом учусь!
Глеб хмыкнул. У Зойки тоже были болевые точки, и отказать себе в удовольствии воспользоваться случаем он не мог.
- Ты всего на втором курсе, Зоя, а из тебя уже так и прёт занудная училка. Что ж будет к концу учёбы?
- Что-о?!

Зойка вырвала руку из сгиба его локтя, кольнула взглядом холодных голубых глаз и, развернувшись на каблуках, побежала вперёд. Успела сделать только несколько торопливых шагов по заледенелой дорожке, как нога её поскользнулась и поехала. Девушка неловко взмахнула руками и стала падать. Но тут же подоспел Глеб и подхватил её, не дал упасть.
- Ладно, не злись, Зойка! Один – один, - он держал её обеими руками, а она упрямо его отпихивала, пылая возмущением. - Да не дёргайся ты, дурёха! Рухнешь на своих каблуках – костей не соберём. А я, если ты помнишь, вовсе не хирург-травматолог. Пошли уже, а то холодно становится.

Зойка фыркнула, но всё-таки снова взяла его под руку. В молчании, задумавшись каждый о своём, так они дошли до дома Зои и остановились у подъезда.
- Мир, Зоя Алексеевна? – Глеб заглянул ей в глаза и улыбнулся, поправив шарфик на её шее. – От посещения филармонии я категорически отказываюсь, не понимаю я музыку, мне медведь на ухо наступил. А вот посмотреть все спектакли с участием Матильды Гловач не откажусь. Составишь мне компанию?
- Угу, - кивнула Зойка, пряча улыбку и старательно изображая обиженную барышню. – А вместо филармонии пойдёшь со мной на балет в Михайловский?
- На балет? – Глеб округлил глаза с таким видом, будто ему предстояла экскурсия в камеру пыток. - …Ладно, на балет пойду, но галстук больше не надену.
- Ура! – воскликнула Зойка и вдруг звонко чмокнула его в щёку.

Глеб раскрыл рот от неожиданности, но барышня уже упорхнула, хлопнув дверью подъезда и оставив после себя лёгкий шлейф нежных духов. «Чума, а не девчонка!» - подумал Глеб и, улыбаясь, побрёл в сторону своего дома.

http://proza.ru/2020/09/21/989