Ложе для победителя

 1.
 У директора мебельной фабрики Буськова Владимира Ивановича поутру очень болела голова. На дворе хозяйничала мартушка-вертушка, то примерзало, то припекало солнышко, и от этого в голове товарища Буськова прыгали черти, стучало в висках и жутко хотелось коньяку. Напротив страдающего директора в этот злосчастный момент сидел маленький толстенький человечек в приличном костюме и визгливым голосом нес какую-то околесицу: «инвестиции, акции, рост производства». Владимир Иванович потер пальцем выпрыгивающий из черепной коробки висок и тихо спросил: «Какие инвестиции? Вы – кто? Что вы от меня хотите, конкретно?»  Человечек смущенно улыбнулся, хихикнул и спросил: «Вы ведь хотели бы привлечь в свое предприятие инвестиции?» Директор начинал звереть. «Хотел бы, - сказал он желчно.- У вас есть? Мне миллион нужен.  Где вы его прячете, ну?»  Толстячок скроил умильную физиономию и сказал: «Я вам дам больше, чем миллион, Владимир Иванович. Два миллиона вас устроит? Лично вам. И еще триста тысяч за остальные акции».

 
 Ошалевшая секретарша вскрикнула и отлетела вместе с креслом в сторону, когда увидела своего шефа, за шкирку волочащего через всю приемную поникшего толстячка в пиджаке с оторванным рукавом. «Никогда! - орал Буськов прямо в озадаченный фикус. - Никогда больше чтоб я эту сволочь не видел! Пшёл вон!" С этими словами рассвирепевший директор дал на прощание незадачливому посетителю смачный пинок под зад, от чего тот вылетел из приемной в коридор, словно пробка из невзначай встревоженного шампанского.


 К полудню, после всего случившегося, директору вызвали скорую, вмазали два укола, и отвезли на машинке отдыхать домой. «Мне, - кричал он на удивленных врачей, - директору комбината с 72-го года, какой-то прыщ будет деньги пихать!» Вскоре лекарство подействовало, Буськов начал успокаиваться, а еще через неделю и вовсе забыл этот идиотский эпизод. Лишь о своей пролетарской ноге в жирном капиталистическом заду он еще иногда со смешком рассказывал своим товарищам. 


 2.
 К слову, может нога Владимира Ивановича и имела свое отдельное, пролетарское происхождение, но сам товарищ Буськов уже давно таковым не являлся. После приватизации мебельной фабрики, он, на правах директора, пакет акций разделил так: 15% себе, 10% - старшему сыну, 10% - младшенькому,  15% (честь по чести!) - своему первому заместителю и давнишнему другу Юдашеву Дмитрию Харитоновичу, остальные же ценные бумаги разошлись между трудовым коллективом. В связи с этим Буськов считал себя великим гуманистом и благодетелем, что каждый день подтверждалось подобострастными взглядами самих осчастливленных подчиненных. Что касается таких капиталистических штучек, как «рынок, конкуренция, инвестиции», директор этим голову себе не заморачивал,  а просто весь производимый товар продавал по себестоимости фирме своего старшего сына, а тот уж, как представитель новой формации, занимался собственно бизнесом. В процессе разрушительных перестроечных ветров три цеха из четырех как-то незаметно закрылись, людей сократили, а на их месте поселились арендаторы, многие из которых платили наличными. В общем, жизнь великого борца за светлое пролетарское будущее товарища Буськова явно удавалась, лишь только неминуемо приближающаяся старость, да младший сын-наркоман изредка привносили в эту самую медовую бочку немного дегтя. А тут еще этот идиот в костюмчике… Два миллиона… Хе! Его завод стоит 10, не меньше. Вот когда найдется достойный покупатель, а не этот заморыш, тогда он, Буськов, возможно, и поговорит!   
   


 3.
 Если бы в то злосчастное утро Буськов мог проследить за маленьким, несуразным толстячком в порванном его крепкой рукой пиджаке, он бы здорово удивился. Витёк (а человечка звали именно так), выкатился за ворота фабрики, постоял, покурил, еще раз окинул взглядом вожделенные 16 гектаров дорогой киевской земли, и вдруг… довольно улыбнулся, достал мобильный телефон, подождал вызов и весело сказал в трубку: «Наш клиент. Вперед!».   С этими словами где-то в адских каменоломнях вдруг раздался зловещий скрежет, ржавые шестеренки пришли в долгожданное движение, все забурлило, заскрипело, завыло, лампочки полыхнули ярким светом, и Буськов неожиданно икнул…  Вперед!



 4.
 Прекрасным апрельским днём в приемной товарища Буськова находился бесцветный гражданин неопределенного возраста в здоровенной пятнистой кепке. Что-то в его белобровом лице было настолько неприятным, отчего  секретарша нервно ерзала задиком по своему мягкому креслу. 

 - Владимир Иванович задерживается, - сообщила она посетителю сухо, в надежде, что тот уйдет.


 Посетитель даже не пошевелился, лишь стрельнул глазами из-под кепки, и спокойно продолжал рассматривать приемную Буськова.


 Через полтора часа шумный, нагловатый, уверенный в себе директор вошёл, наконец, в приемную, поздоровался с секретаршей, подчеркнуто презрительно, не удостоив посетителя даже взгляда, прошёл к себе в кабинет, и минут через десять позвонил:

 - Чаю. Крепкого. С лимоном. И кто это там у тебя? Давай его сюда.

 Бесцветный гражданин нехотя поднялся со стула и развязной походкой впёрся в кабинет Владимира Ивановича. Потом без приглашения свалился в кресло напротив и уставился на него своими остренькими глазками.

 Директор  медленно перебрал у себя на столе все бумажки, пару раз позвонил по телефону, с удовольствием и присвистом потянул принесенный секретаршей чай, и наконец спросил:

 - Ну?

 Гражданин слегка пошевелился и вдруг произнес:

 - Я смотрю, Буся, ты вообще охренел.

 От неожиданности Владимир Иванович пролил горячий чай на бумаги, поперхнулся и затравленно спросил:

 - Что?!

 - Говорю, рыло проще сделай.  И слушай сюда. Предлагаю тебе за завод пятьсот штук баксов. Будешь хорошо себя вести - останешься директором. Будешь понты колотить - под забором сдохнешь. Я ясно излагаю?

 Буськов, наконец, справился с подступившим комом и выкрикнул:

 - Я сейчас вам!..  Я вам сейчас!.. Я сейчас!.. 

 Белобровый поднялся с кресла и направился к выходу.

 - Надеюсь, ты меня понял.  Моя визитка на столе. И помни про забор. Пока!

 С этими словами гражданин неспешно покинул кабинет директора.  За ним никто не гнался.



 5.

 Ровно в 8 утра на следующий день мобильный Буськова задорно, подпрыгивая на тумбочке, проиграл «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», а Владимир Иванович вышел из ванной с намыленной физиономией, весьма раздраженный ранним звонком. Звонила секретарша. Видимо, случилось нечто из ряда вон выходящее, поскольку обычно директора до десяти никто не смел беспокоить. Далее произошел следующий разговор:

 - Да?

 - Владимир Иванович?

 - Нет, мать твою, Иосиф Виссарионович. Что ты хочешь?

 - Тут, возле завода, такое творится!

 - Что творится? 
 
 - Приезжайте срочно!

 - Да что там такое? Пожар?

 - Хуже. Людям деньги раздают.


 6.

 Когда Владимир Иванович подкатил на своем стареньком «Мерседесе» к заводу, взгляду его предстало следующее: толпа людей, около ста человек, кричала, шумела, смеялась и толкалась рядом с небольшим столиком, установленным прямо на тротуаре, возле которого парочка молодцов, вытирая пот со лба, принимала от людей акции, отсчитывала зеленые бумажки и размахивала в воздухе бланками договоров.

 - Тише! Тише! - кричал осатаневший парень в черной кожаной косухе. - Всем хватит!

 Из бурлящей толпы выбрался взъерошенный мужик с пропитой мордой, подбежал к застывшему на месте Буськову и нагло всунул огромный кукиш прямо в его физиономию:

 - Понял, мудак? 15 штук баксов! Вот так! Снял у меня, паскуда, премию? Теперь выкуси!
 С этими словами мужик плюнул прямо на пальто Буськову и мигом скрылся в толпе, на ходу угрожая воображаемым врагам:
 - Съели, мудаки?! На свои гуляю!


 Буськов, наконец, пришел в себя и двинул в сторону возмутителей спокойствия:

 - Это кто это?! Это что это?! Я сейчас, вашу мать! По рабочим местам! Живо!!!

 Люди, стоящие в толпе, испуганно сжались, но с места никто не сдвинулся.

 Молодой человек, стоящий за столиком, поднял на Буськова взопревшую физиономию и весело сказал:

 - Папаша, а ты что, как не родной? Подходи, я и тебе денег дам. Хочешь - без очереди? Граждане, пропустим дедушку?


 Владимир Иванович денег не захотел. Он опрометью бросился на другую сторону улицы, вскочил в комнату охраны и заорал:

 - Я за что вам деньги плачу, сволочи? А ну, живо разогнать!

 Вопреки ожиданиям, охранники не бросились исполнять приказ.

 - Они ж не на территории, - буркнул один из них, и никто не пошевелился.

 К слову сказать, охранники немного лукавили. Просто они давно уж заметили то, что взбешенный директор до сих пор не углядел: в пятидесяти метрах от столика стоял огромный черный джип, подле которого лениво прогуливались шесть мордоворотов, и внимательно следили за всем происходящим. Каждый охранник, большинство  которых было набрано из близлежащих сел, прекрасно понимал, что работу он себе еще найдет,  а вот здоровье - вряд ли.


 - Вашу мать! - искренне пожелал директор, и бросился к телефону. - Милиция?


7.

 Через полчаса, когда стражи порядка приехали на вызов, они уже никого не застали. За некоторое время до этого мобильный телефон  молодого человека в черной косухе коротко пролаял:

 - Сколько?

 - Больше 10-ти процентов, Андрей Константинович.

 - Хватит. Снимайтесь.


 За пять минут, сопровождаемые недовольным гулом толпы, молодые люди погрузили свой скарб в подошедший автобус, сами прыгнули в него и были таковы. Через мгновение за автобусом тронулся черный джип с братками.   



 8.
 
 - Вот гады! Сволочи! Суки такие! - экстренно созванное семейное совещание пока проходило хаотично.

 - Хреново, папа, - задумчиво сказал плотный, высокий мужчина в дорогой дубленке. – Нужно защищаться.

 - От кого защищаться? От этих мерзавцев? - Буськов-старший вовсю брызгал ядовитой слюной. - Милицию вызвать и ноги им повыдирать! Соплячьё! Да я к самому Щербицкому на ковер ходил, не прогибаясь, а этот сброд  я и подавно не боюсь!


 Младшенький сынок, Саша Буськов, худощавый тридцатилетний оболтус  с черными пятнами под глазами, сидел абсолютно безучастно, смотрел в одну точку, и импульсивный разговор не поддерживал.


 - Сколько у нас акций? – старший сын Буськова был явно хладнокровнее папаши.

 - У нас в семье 35%, у Димы Юдашева – 15, у главбуха – 7, у начальника производства – 5,5, у двух начальников цехов – по 4%. Итого 70,5%. Плюс рабочие. Я сегодня же их соберу и скажу, что уволю каждую мразь, кто продаст акции. А кто уже продал - за ворота, по статье. Чтобы до смерти с волчьим билетом бегали.

 - Давай лучше докупим, а?

 - У кого? У рабочих?! Вынуть из кармана сотню тысяч долларов и просто так раздать? Да они плевать мне в морду будут! Кто потом здесь работать останется?

 - Смотри, папа, я бы докупил… А в замах своих ты уверен?

 - Да они посрать без моего разрешения не выйдут! Это я тебе обещаю!

 На том внезапное собрание внезапно и закончилось.



 9.

 - Сашок, прикинь, кореша встретил. В одной школе учились. Смотрю, Вован - не Вован. Пригляделся – Вован!


 Саша Буськов впустил в прихожую своего приятеля Ваську Марецкого, вслед за которым вошел бесцветный белобровый гражданин с неприятным взглядом, судя по всему, тот самый Вован.


 - Пивка тебе принесли, Сашок! Темного, как ты любишь.

 - Давай,  – равнодушно ответил Буськов-младшенький, пропуская гостей вовнутрь.

 - Пивом душу не обманешь, да, Саша? – внезапно задушевным голосом спросил белобровый гражданин, и словно фокусник, вынул откуда-то из рукава маленький белый пакетик.


 С Сашей вдруг произошла резкая перемена. Он оживился, глаза загорелись, ноздри задвигались, он дрожащими руками потянулся к заветному порошку.


 - Ты что, дурак? - испугался Васька. - Он же только месяц, как соскочил.

 - Да? Ну, тогда не надо, конечно. - Вован сделал вид, что прячет пакетик.


 Саша вдруг зарычал, как раненный тигр, и бросился на Вована в надежде вырвать у него белый квадратик прежде, чем тот исчезнет.


 Вован легко, как ребенка, отшвырнул от себя Буськова-младшего, и зло выплюнул:


 - Смотреть на тебя противно. Взрослый мужик, а на дозу себе заработать не можешь. Запоминай адрес: Туровская, 7, нотариус. Завтра берешь паспорт, акции, и дуешь туда к 10 утра. Получишь наличными 50 тысяч долларов. В 10.15 тебя не будет - я отдам эти деньги другому. Желающих хватает. На вот! - презрительно закончил Вован и бросил себе под ноги белый пакетик.



 10.

 - Эмилия Марковна? - телефонный звонок в доме главбуха мебельной фабрики раздался в воскресенье вечером.

 - Да, я.  А кто это?

 - Аяяяяй, Эмилия Марковна, как же так могло случится, что такой умный человек, как вы, работает на этого старого козла Буськова практически за копейки? Мне обидно за Вас…


 Главбух не на шутку испугалась.


 - Кто это? Кто это говорит?

 - Ваш друг, Эмилия Марковна. Ваша дочь - такая красавица, умница, ей бы в хороший институт, а ей даже надеть, по большому счету, нечего. Ходит в стареньком пальтишке. Сейчас знаете, какие женихи пошли? Капризные, жуть. А достанется гою - пропадёт, как пить дать. Мне жаль вашу дочь, Эмилия Марковна.


 Главбух представила свою красавицу-Катюшу и сейчас, именно в эту минуту, ей действительно стало  жаль её до слез.


 - И что вы от меня хотите? – затравленно спросила Эмилия у неизвестного собеседника.

 - Вы от меня хотите, уважаемая Эмилия Марковна. Вы от меня хотите сто пятьдесят тысяч долларов, остаться на должности, и повышения своей зарплаты до 1000 долларов в месяц. И я согласен на ваши условия.

 - То есть, вы предлагаете мне предать своего директора? Я ведь с ним практически всю жизнь...

 - Я вам предлагаю обеспечить себя и дочь до конца жизни.


 После минутного молчания женщина спросила:

 - Где мы можем встретиться?



 11.

 - Сашка исчез. - Владимир Иванович сидел в своем рабочем кресле, и от бравады его не осталось и следа.

 - Он продал им акции, я тебе точно говорю. - Дмитрий Харитонович Юдашев ходил, как загнанный зверь, по кабинету директора, нервно подергивая золотой браслет на правой руке.

 - Не, не может быть, - неуверенно промямлил Буськов, и потянулся к карману пальто, в котором лежали таблетки от давления.

 - Не может быть, - передразнил Юдашев своего шефа. - Кому ты поверил?  Наркоману?

 - Ну, ты, тише! - Буськов, наконец, воспрял и разгневался. - О моем сыне говоришь!

 - О сыне?! О сыне заботишься?  Да ты просрал своего сына! И фабрику просрал!

 - Ну, прям, просрал…  Не родилась еще та сволочь, которая…

 - Ладно. Будем надеяться. Где Эмилия? Я не вижу её второй день.

 - Заболела. Дома сидит.

 - Смотри, как бы эти сволочи не проведали главбуха твоего с бананами, пока она там болеет. А то всем нам банан приснится. 


 В это время в кабинет осторожно вошла серенькая девчушка из бухгалтерии и озадаченно сообщила:

 - Платежи не ушли, Владимир Иванович.

 - Почему?!

 - Сказали, счета наши арестованы…


 Юдашев крепко выругался и сказал враз осунувшемуся Буськову:


 - Всё, приехали. Звони Кольцову, немедленно!



12.
 
Кольцов Геннадий Сергеевич был заядлым рыбаком, отменным юристом и давнишним приятелем Буськова. Сейчас он, седой, подтянутый, хорошо пахнущий, сидел в кабинете Владимира Ивановича и внимательно выслушивал его сбивчивое повествование, изредка прерывающееся возмущенным возгласом  рассказчика:

 - Ну, не суки, а?


 Кольцов хладнокровно выслушал директора до конца, и наконец, спросил:

 - А кто регистратор вашего акционерного общества? У него ведь можно узнать, кто на вас наехал и у кого куплены акции.


 Владимир Иванович хлопнул себя по лбу и виновато уставился на юриста:
 - Не подумал совсем, извини. Забегался, старый дурак…


 Кольцов взял принесенный секретаршей номер телефона и немедленно позвонил.


 - Да? – ответил регистратор развязным голосом молодого оболтуса.

 - Вы являетесь регистратором мебельной фабрики имени Франко?

 - Не знаю, – лениво ответила трубка. – А вы кто?

 - Я – юрист акционерного общества.

 - И у вас есть доверенность от председателя правления на подобный запрос?

 - Есть.

 - Нотариально заверенная?

 - Да, - соврал юрист.

 - И по уставу предприятия председатель правления может делегировать вам такие полномочия?

 - Конечно, - не моргнув глазом, подтвердил Кольцов.

 - Тогда берите с собой копию устава, паспорт, доверенность и приезжайте в пятницу с 13-ти часов.


 Внезапно на том конце провода послышался скрежет, трубка зашипела и внезапно совсем другой голос, вежливый и ласковый, спросил:

 - Геннадий Сергеевич?

 - Да, - удивленно подтвердил юрист.

 - Ой, уважаемый Геннадий Сергеевич, тут у нас сотрудник молодой совсем, неопытный, вы его извините.   Приезжайте, мы вам все расскажем.

 - Когда, в пятницу? – еще больше удивился Кольцов.

 - Да нет же, зачем ждать. Сейчас и приезжайте! Мы вас очень ждем. И не нужно никаких доверенностей. Мы вам на слово верим.

 - Еду, - сказал юрист, пожав плечами, и положил трубку.



 13.
 
Маленький, толстенький человечек в хорошем костюме потчевал  Федоришина Василия Степановича красной икрой с дорогим коньяком и театрально вскидывал пухлые ручки:

 - И что – после этого он стал директором?

 - Да, представляешь, - мрачно дожевывал бутерброд уже порядком осоловевший Василий Степанович,  - вот тогда эта гнида и стала рулить. Я! – вдруг выкрикнул на весь ресторан огромный Федоришин.  - Я должен был стать тогда директором! А он со своей любовницей  меня подставили. Чуть из партии не исключили, гады.  А что теперь? Что теперь, я тебя спрашиваю?! Жизнь прошла, я – задрипанный начальник производства, работаю за копейки, жена пилит каждый день… Пошло все к матери! Эх…

 - Ничего еще не прошло, Василий Степанович, - серьезно сказал маленький толстячок. – Вы – лучшая кандидатура на нового директора. Хотите?

 - У вас не получится, - устало ответил Федоришин, рукавом вытирая рот. – Вам эту сволочь не сдвинуть. Он там крепко врос.

 - Ладно, поздно уже, давайте так: здесь (толстячок небрежно вынул из кармана пальто несколько зеленых купюр) – тысяча долларов. Просто так. Из уважения к вам. Отнесите их сегодня жене. И посоветуйтесь с ней. Как она скажет – так и будет.


 Василий Степанович удивленно икнул и нерешительно протянул руку за деньгами.



 14.

 - Ну что? Что? – Буськов увидел входящего Кольцова и нервно задергался.

 - Да все нормально, Володя, - задушевно ответил юрист и уселся напротив, отчего-то не глядя директору в глаза. – Ничего страшного. Ну, купили парочку акций, потратили деньги, им же хуже. У тебя на руках все козыри.

 - Я так и думал! – победоносно прошелестел Буськов, и с превосходством глянул на тихо сидящего Юдашева. – А ты панику устроил: «фабрику просрал»… Тьфу! Как баба, стыдно за тебя…

 - И что, - с сомнением спросил Дмитрий Харитонович, - ни у кого больших пакетов не купили?

 - Не, - презрительно фыркнул Кольцов и встал. – Куда им! Кишка тонка…

 - И не нужно собирать экстренное собрание акционеров?

 - Да не нужно, я вам говорю. Только воду мутить будете. Попускают еще пузыри неделю-другую, да к вам на поклон придут: «купите, мол, наши акции, а то мы не знаем, что с ними делать».

 - А как со счетами? Счета-то арестованы, – еще не совсем успокоившись, спросил Юдашев.

 - Я сегодня же подам апелляцию и максимум через неделю все счета разблокируют.

 - Вот так! – удовлетворенно цокнул языком Буськов, и злорадно выругался. – Пусть придут сюда, суки, я их жду. Они у меня раком здесь неделю будут стоять, вымаливая деньги им вернуть… Хе! Кстати, ты взял с собой список тех сволочей, которые продали акции?

 - Да, вот он.

 - Всего девять человек? Хм, я думал, больше. Лиза, зайди!


 В комнату неслышно вплыла секретарша.


 - На все эти фамилии срочно подготовить приказы об увольнении. По собственному желанию ни у кого не принимай, поняла?



 Кольцов вышел на свежий воздух, глубоко вздохнул и достал из кармана мобильный телефон. На том конце томный женский голос нежно спросил:

 - Да, Генчик?

 - Собирайся, лапа. Встречаемся через час, на Окружной, возле салона BMW…  Да, красненькую, как ты и хотела… Ну, пока!


 Кольцов нервно передернул плечами, сказал в воздух непонятное: «Такова жизнь», и взмахом руки подозвал к себе проезжающее такси…



 15.

 В 2 часа ночи тревожно зазвонил домашний телефон Буськова.

 - Владимир Иванович?

 - Да, - еще толком не проснувшись, подтвердил директор.

  Вы – отец Александра Владимировича Буськова?

 - Да, - тихо ответил Буськов и его руки задрожали.

 - Мне кажется, мы нашли вашего сына. Подъезжайте.

 - Куда?

 - На Оранжерейную, 50.

 - А что там находится?

 - Центральный городской морг.

 - Он…умер?

 - Да, если это ваш сын. Передозировка. Хотите, утром приезжайте. Тут уже спешить некуда… 


 Трубка на том конце провода умерла, а Буськов еще долго стоял, сжимая в руке холодный пластик, и невидящим взглядом смотрел перед собой.


16.

 Внутренняя стенка шикарного кабинета с панорамным видом на Андреевскую церковь была полностью увешена холодным оружием: ножи, кортики, сабли, мечи, шпаги, кривые турецкие ятаганы гирляндами свешивались к полу, переливаясь в лучах приветливого майского солнышка.


 По периметру кабинета неспешно вышагивал крепкий мужчина с коротким седым ёжиком на голове и повязкой на глазу. Лицо хозяина кабинета даже можно было признать красивым, если бы не крючковатый нос и хищный блеск единственного глаза. Впрочем, это даже придавало ему некий устрашающий, флибустьерский вид, отчего дамы обычно пугались и… сдавались немедленно, часто задолго до попытки абордажа.


 На сей раз  пират держал в руках  самурайский меч, изредка помахивая им в воздухе, любуясь переливами стали.   

 - Почему же Буськов тебе не звонит? –  спросил мужчина у маленького толстячка, навытяжку стоящего посреди кабинета.

 - Не знаю, Андрей Константинович, - искренне удивился толстяк, преданно разглядывая мускулистую спину пирата.

 - Значит, хреново к нему сходил. Значит, он тебя не запомнил.

 - Всё, как мы оговаривали, Андрей Константинович. Драка, крики, балаган…

 - Значит, не произвёл впечатление человека, который может дать ему два миллиона. Значит, не расстегнул ширинку и не выложил на его стол весомые аргументы… Что молчишь, Витёк?

 - Не знаю, что и сказать, Андрей Константинович. Может, вы мне свой «Ролекс» подарите, тогда я произведу? Впечатление?

 Пират хищно улыбнулся и неспешно продолжил свой путь по периметру кабинета. Поравнявшись, наконец, с толстячком, он поднял вверх косой меч и секунду наслаждался блеском отточенной стали.

 - Посмотри, какой красавец?

 - Да, красавец, - равнодушно подтвердил Витёк. Он не испытывал интереса к оружию.

 Внезапный, стремительный, как атака кобры, свист разрезал воздух перед самым носом толстяка. Самурайский меч, словно гильотина, в долю секунды проделал путь до пухлой шеи Витька и остановился в сантиметре от неё. Лицо толстячка из розового превратилось в белое, глаза округлились и вылезли из орбит.

 - Вы что? – с ужасом прошептал Витёк, когда вспомнил, наконец, как дышать.

 - Ты знаешь, сколько я трачу на суды, юристов, брокеров, ментов и прочую шваль, а? – ласково спросил пират у оцепеневшего толстячка, нежно проведя лезвием по его шее.

 Витёк благоразумно молчал.

 - Полтора месяца прошло, а три крупных акционера до сих пор не сдались. Буськов в больнице с микроинсультом,  у его сына жена рожает, заместитель  третью неделю не может сырьё купить, потому что счета заблокированы…  И, тем не менее, они не сдаются?

 - Не сдаются, - осторожно подтвердил Витёк.

 - Если я не куплю этот завод, - прошептал пират в самое ухо, - я похороню тебя рядом с его сыном, ты меня понял?

 Наконец, флибустьер отошёл от порядком взопревшего толстячка, и сказал жестко:

 - Всё, за дело берусь я сам. Слушай меня, что ты должен завтра сделать…

Когда Витёк выходил из кабинета Андрея Константиновича, он сшиб по дороге все вазоны, висящие на стене приёмной.

 - Что вы делаете? – испуганно вскрикнула секретарша, но когда Витёк поднял на неё страдальческие глаза,  она вдруг поняла, что ему плохо.


 17.

 Дмитрий Харитонович Юдашев сидел в директорском кресле и задумчиво жевал карандаш. Его безумно раздражало бездействие, но поделать он ничего не мог. Счета до сих пор были заблокированы. И, как оказалось, арестованы основные средства. Он звонил позавчера Кольцову, но тот отшутился, как обычно: мол, ребятки играются, пусть играются, им же хуже. Фабрика стояла третью неделю. Часть рабочих ушла за свой счёт, часть - неприкрыто пьянствовала в цехах. Такого безобразия Юдашев даже в лихие девяностые не помнил.


  Внезапно странный шум привлёк внимание Юдашева, и он вышел на балкон. То, что он увидел, враз вышибло все мысли о пьянствующих рабочих. В свежих лужах недавно пролитого дождичка валялись мордой в землю охранники фабрики и парочка попавших под руку рабочих. Над их распростёртыми телами умело колдовали крепкого телосложения люди в чёрных масках. По коридору из лежащих тел в сторону административного здания пружинисто вышагивал мужчина в лёгком пальто и повязкой на глазу, приветливо помахивая ему рукой.

 Дмитрий Харитонович опрометью метнулся к стоящему на столе телефонному аппарату, вызвал милицию, и поспешил закрыть дверь.

 Через мгновение в кабинет вежливо постучали, подождали минуту, а потом ошалевший Юдашев, как в замедленной съёмке, увидел огромные двери, вместе с косяком, штукатуркой и щепками шумно влетевшие в кабинет директора.

 - Смотрю, вы мне не рады, Дмитрий Харитонович? – иронично спросил пират, входя в комнату, когда в ней осела пыль.

 - Вы – кто? Что вы себе позволяете? – Юдашев, хоть и с трудом, но всё же приходил в себя. – Сейчас милиция приедет!

 - Да? – без интереса спросил пират. - Ну, десять минут у нас с вами всё равно есть. О, шахматы! – почти с восторгом воскликнул он, обнаружив на тумбочке, справа от стола, красивую подарочную игру. Подойдите сюда, Дмитрий Харитонович.

 Юдашев нехотя подошёл.

 - Вот смотрите, - пират взял с доски короля, - это – Буськов.

 Юдашев неопределённо пожал плечами.

 - А вот это, - белая и чёрная пешки повисли в воздухе, - сын Буськова и вы. А вот это, - в руках у пирата появились белая и чёрная ферзи – я. И мне всё равно, ферзём какого цвета буду я. А вот вам - не всё равно. Я только одной пешке разрешу дойти до последней линии, и превратиться в сильную фигуру, либо – вам, либо – сыну Буськова. Мне все три пакета акций не нужны. Как вы думаете, кого сдаст Владимир Иванович?

 - Вы лжёте! – крикнул нервный Юдашев. - У вас только 10 процентов! Нам Кольцов  всё рассказал!

 - Да? Правда? Значит, Кольцов отработал те тридцать тысяч, которые я ему дал. Жадный, паскуда, но дело своё знает.

 - Вы лжёте, - без надежды прошептал Дмитрий Харитонович, который внезапно всё понял: и бегающий взгляд Кольцова, и до сих пор арестованные счета, и его однообразные отговорки. Боже мой! – бедный Юдашев закрыл лицо руками и медленно опустился в кресло.

 - Извините, я на секундочку, – Андрей Константинович резко встал и пошёл к выходу. – Кажется, милиция  приехала. Ваша премия, Дмитрий Харитонович, похудела на одну тысячу долларов.

   Через 10 минут, когда пират вернулся в кабинет директора, поникший Юдашев, не глядя на него, спросил:

 - А вы не закроете фабрику?            

18.

 Маленький толстячок сидел на своей кухне в семейных трусах и пил. Литровая бутылка водки уже подходила к концу, когда телефонный звонок мобильного вывел его из оцепенения.   

 - Алло, Виктор?

 - Да. Что нужно? – спросил толстячок не очень вежливо.

 - Виктор, меня зовут  Константин Буськов. Я – сын директора мебельной фабрики. Помните, вы когда-то приходили на приём к моему отцу? И предлагали два миллиона?

 - Константин…эээ…как вас? А, ну да, Владимирович.  Любезнейший Константин Владимирович! Помню, конечно же! Как здоровье вашего папеньки?

 - Неважно, спасибо. Давайте встретимся сегодня, Виктор, если вы не против, и поговорим?

 - С удовольствием, с огромной радостью!  Только не сегодня. Мне сегодня нездоровится. Давайте – завтра, а? Вечером? Такое счастье, что вы позвонили…   Вы даже не представляете!

 - Хорошо, - ответил слегка сбитый с толку сын Буськова. Тогда наберите меня в 17.00 и мы договоримся…

 - Я обязательно вас наберу, уважаемый Константин Владимирович! Обязательно.

 Толстячок положил трубку, налил стопку, выпил, и позвонил по телефону:

 - Алло, Ляля? Приезжай ко мне. У меня сейчас ну очень хорошее настроение. Получишь по двойному тарифу.

 Витёк встал, его сильно заштормило, но он удержался на ногах, и пошёл в ванную комнату приводить себя в порядок…



19.
 Константин Буськов, большой, солидный, сидел в плетеном кресле на летней площадке ресторана «Ланцелот», и высокомерно поглядывал на Витька, который съёжился в кресле напротив. Стороннему наблюдателю могло показаться, что строгий отец читает наставления нерадивому сыну.

 - …таким образом, стоимость завода нами оценивается примерно в 10 миллионов долларов. Вы согласны?

 Витёк страдальчески кивнул. Он почти не слушал, ему со вчерашнего дня  до сих пор было очень нехорошо.

 - И наша с отцом доля, 25 %, таким образом, путём несложных математических вычислений, составляет два с половиной миллиона. Так?

 - Так, конечно, так, - с готовностью согласился Витёк, вдруг вскочил и спросил с хрипотцой:

 - Вы не против, Константин Владимирович? Я на секундочку. В туалет.

 Буськов-младший пожал плечами.

 Витёк, покачиваясь, вошёл в тёмный зал ресторана, подскочил к бармену и страшно приказал:

 - Чивас. Сто пятьдесят. Холодный. И сок.

 - Какой сок? – вежливо осведомился бармен.

  Толстячок посмотрел на него так страшно, что бармен, больше не раздумывая, на ощупь, налил первый попавшийся.

Когда Витёк спустя десять минут вернулся к скучающему Буськову, мир уже постепенно стал насыщаться красками, лица людей разгладились, и противная тяжесть в затылке практически ушла. Витёк был готов к бою.

 - Два с половиной миллиона, говорите? –  весело  переспросил неожиданно преобразившийся толстячок. – Это – вообще не проблема!

 - Да? – переспросил приятно удивлённый Буськов, который был уверен, что с ним  начнут яростно торговаться.

 - Конечно! Хотите – три дадим? Просто, из уважения к вам?

 - Хочу, - кивнул Константин, и сглотнул слюну. Он очень любил деньги.

 - Только я ведь слышал, что вас захватывают рейдеры?

 - Да бросьте, - фальшиво ухмыльнулся Буськов, - какая-то шпана купила несколько акций два месяца назад, и вы это называете захватом?

 - Несколько акций? – удивлённо переспросил Витёк, и подозвал пробегающую официантку. – Ещё сто пятьдесят того же. Льда не нужно. Выпьете со мной?

 - Нет, - неодобрительно буркнул Буськов и вернулся к теме разговора. – Конечно, несколько.

 - И весь завод до сих пор в ваших руках?

 - Естественно, весь. Ну, процентов 80 – гарантирую, - осторожно уточнил Буськов.

 - Ага. Ну, прекрасно!

 Витёк, словно фокусник, схватил стакан с подноса подходящей официантки и в секунду опустошил половину.

 – Прекрасно! – продолжил он, вытирая рот рукавом дорогой рубашки.  Теперь дело за малым, – вы делаете запрос регистратору акционерного общества, они вам в течение десяти дней выдают справку о распределении акций, вы  предоставляете эту  выписку нам, мы убеждаемся, что завод до сих пор в ваших руках, и сразу же выдаём вам с отцом 3 миллиона долларов наличными, идёт?

 - Зачем же столько ждать? -  забеспокоился Буськов, которому вдруг в голову пришла хорошая мысль. – У нашего акционерного общества есть юрист, он к регистратору вхож в любое время дня и ночи. Мы ему сейчас позвоним, и сразу же съездим, хорошо? Даже не нужно никакой выписки, вы сами убедитесь, своими глазами.    

 - Звоните, - облегчённо ответил Витёк и попросил у официанта ещё сто грамм виски. Свою миссию на сегодня он выполнил блестяще.

 
20.

 - За ним нужно заехать, он где-то тут недалеко, на Житомирской, 20. Предлагаю взять такси.

 - Никакого такси не нужно, уважаемый Константин Владимирович, - вальяжно ответил порядком осоловевший Витёк, - у меня тут случайно машинка организовалась.

 - Вы заплатите? – поинтересовался Буськов. – Я ведь только кофе….

 - Не волнуйтесь, мой дорогой, - Витёк фамильярно похлопал собеседника по спине, - сегодня заплачу я. Прошу к машине.

Буськов долго не мог понять, что ему говорит толстячок. Чёрный, блестящий, устрашающий «Мерседес» - кубик открыл ему свою таинственную пасть и мягко зазывал войти внутрь.

 - Это и есть ваша машина? – с придыханием спросил Буськов.

 - Моего шефа. Вы собираетесь ехать или нет?

 Буськов осторожно, словно на женщину, влез на переднее сидение, и всю дорогу до Житомирской с детским восторгом осматривал кнопочки, лампочки, вдыхал запах дорогой кожи и пробовал пальцем стекло.

 - Бронированное, – подтвердил толстячок. – Вам нравится машина, Константин Владимирович?

 - Очень, - честно признался  тот и завистливо вздохнул.   



 21.

 Константин Буськов стоял посреди огромного кабинета с панорамным видом на Андреевскую церковь и изумлённо цокал языком.

 - Это что – ваш кабинет?! –  спросил он у стоящего сзади, скромно притихшего Кольцова.

 - Не совсем, Костя, одного моего клиента…  Я тебя слушаю.

 - Геннадий Сергеевич, помните, вы выписку брали у регистратора пару месяцев назад?

 - Помню, - буркнул  Кольцов и спросил: - Кофе будешь?

 - Не, не до кофе сейчас, дядь Гена. Вы можете взять выписку ещё раз, безо всех этих юридических проволочек?

 - Могу…   Вот она! - резко сказал Кольцов, будто в прорубь прыгнул.

 - Правда? – радостно воскликнул Буськов и энергично замахал бумажкой в воздухе: - Ну, где этот жирненький алкоголик?

 - Не спеши, Костя, сядь.

 - Что такое?

 - Сядь и внимательно изучи бумагу.

 Буськов послушно сел за стол в чьё-то мягкое кресло, и стал читать выписку, сначала небрежно, потом всё внимательней и изумлённей. Когда чтение подошло к завершению, Костя вытер лоб платком, нервно заёрзал в кресле и поднял внезапно ослепшие глаза на юриста:

 - Ты всё это время знал?

 - Более того, Костя, я и оформлял эти сделки.

 - Ах ты, паскуда! – с этими словами Буськов выскочил из-за стола с явным намерением убить Кольцова, но тут в кабинет вошёл человек в дорогом костюме и чёрной повязкой, закрывающей один глаз. Он сделал знак рукой, и юрист немедленно исчез.

 - Предупреждаю сразу, - сказал флибустьер хрипловатым голосом, насмешливо глядя на разъярённого  Буськова,  -  я – хороший боксёр. Так что у вас шансов попросту нет.

 Костя обессилено опустился в кресло, закрыл лицо руками и тихо спросил:

 - То есть, завод уже практически ваш?

 - Конечно, - подтвердил пират и подошёл к шахматному столику ручной работы. -  И мне нужен только один пакет акций. Ваш или вашего отца. Выбирайте сами. За один пакет даю двести тысяч.

 - Но это же подло, - тихо промямлил Буськов. – А у обоих вы не купите?

 - Нет, - отрезал пират и лениво посмотрел на часы. – Поздно уже, Константин Владимирович, решайтесь!

 - Дайте хотя бы триста! – униженно попросил Буськов.

 Пират хищно ухмыльнулся. Он взял с шахматного столика короля, подержал его в руке и аккуратно положил на доску плашмя.

 - Вам понравилась машина, на которой вас привезли сюда?

 - Очень, - честно признался Буськов.

 - Она – ваша. Плюс двести тысяч долларов. Идёт?


 
22.

 Холодным сентябрьским днём  худощавый старик стучался в ворота мебельной фабрики.

 - Чего надо, папаша? – нагловато спросил у того выглянувший из ворот охранник.

 - Мне нужно… к хозяину.


 Паренёк недоверчиво оглядел плохо выглядевшего старика и недоверчиво сказал:

 - Ну, сейчас, позвоню… Как представить хоть?

 - Буськов. Владимир Иванович.

 Через три минуты охранник распахнул перед странным дедом калитку и молча кивнул головой вовнутрь.

 Владимир Иванович медленно, с отдышкой, взошёл на третий этаж по ступенькам и тихо вполз  в свою бывшую приёмную. Незнакомая девчушка со страхом взглянула на болезненного старика и тихо сказала:

 - Вам кого?  Андрей Константинович занят.

 - Пусть войдёт! – раздался из-за стены громкий флибустьерский рык, и Владимир Иванович осторожно вошёл в свой бывший кабинет, стараясь не смотреть по сторонам.

 Несколько человек, находящихся в кабинете, вдруг резко выпрямились при виде зашедшего, и, не глядя тому в глаза, виновато, по стеночке мигом покинули помещение.

 - Крысы! – едва слышно бросил им вслед Буськов, повернулся и застыл, с ненавистью глядя на вольготно развалившегося в его кресле человека.

 - Крысы, - с мерзким смешком подтвердил пират и вопросительно уставился на Буськова:

 - Слушаю вас, Владимир Иванович.

 Буськов медленно, по-стариковски опустился в кресло для посетителей, глубоко вздохнул и натужно произнес:

 - Я хочу продать вам акции.

 - Нет, - отрезал пират и скучающе глянул на Буськова: - У вас – всё?

 - Я хочу продать вам акции, - повторил Владимир Иванович, будто не слыша. – Вы забрали у меня всё: работу, фабрику, сыновей, деньги, друзей. Вы разрушили мою жизнь. Неужели я не достоин хоть какой-то компенсации?

 - Нет, - повторил пират равнодушно и позвонил секретарше:
 - Пусть Рома подаёт машину. Я уезжаю.

 - Хорошо, Андрей Константинович.

 - Ты – не человек! – с придыханием выплюнул Буськов, и лицо его пошло пятнами. Ты – гадина!

 - Да, я – гадина! – с вызовом выкрикнул пират, и нервно прошёлся по кабинету. - А ты – дурак! Старый, напыщенный дурак. И учить тебя уже поздно, потому что сдохнешь ты всё равно дураком.      

 Владимир Иванович поднялся с кресла. В покрасневших глазах его стояли слёзы. Он повернулся и медленно направился в сторону выхода.

 - Эй, Буськов, - вдруг окликнул его пират, когда тот уж открывал дверь.

 Владимир Иванович оглянулся.

 - Говорят, ты когда-то хорошим краснодеревщиком был, а?

 - Ну, был, - угрюмо подтвердил старик.

 - Сделай мне кровать. Из красного дерева. Красивую. С ангелочками, завитушками и всякой такой хренью. Сможешь?

 Буськов безмолвствовал.

 - За кровать и твои акции плачу двадцать тысяч долларов. Материал мой. Согласен?

 - Тридцать, - ответил Владимир Иванович. И 10 тысяч вперёд.

 - Годится! – весело засмеялся Андрей Константинович. – И вот ещё что, старик: присобачь мне к кровати такую табличку позолоченную, а на ней напиши: «От Буськова Владимира Ивановича моему лучшему другу». Плачу сверху ещё пять штук. Сделаешь?

 Старик осторожно взял из рук пирата пачку зелёного цвета, и вышел прочь из кабинета, сопровождаемый заливистым смехом хозяина…


 23.

 Послесловие.


 Через пять месяцев комбинат, купленный за 1,5 миллиона долларов, был продан австрийской девелоперской компании за 7. На месте комбината планировалось возведение огромного офисного комплекса, был создан проект инвестиционной стоимостью 200 млн., но потом грянул кризис, и всё заглохло. Комбинат практически перестал выпускать мебель, люди разбежались, так что вся территория фабрики сейчас находится в аренде.  До лучших времён. Директором комбината уже седьмой год работает бывший заведующий производством Федоришин.  Никаких серьёзных обязанностей у него практически нет, но Василий Степанович чувствует себя очень счастливым человеком. Сбылась мечта всей его жизни, - он – директор фабрики, у него есть старенький служебный «Мерседес», и люди называют его по имени-отчеству. Он поправился, завёл себе любовницу, которая потихоньку тянет из него деньги, и по вечерам любит пропустить рюмочку-другую, разбирая старые фотографии. Когда он встречает на этих фотографиях Буськова, он ржёт, как стоялый конь, тычет в невинную бумагу кулаками и пьяно кричит:

 - Валюха, иди, посмотри на этого клоуна!

 Валюха тихо бурчит на кухне:  «Сам ты – клоун», но перечить не решается. Она знает о молодой любовнице, и очень боится, что муж оставит её без средств к существованию.


 Константин Буськов вложил полученные от пирата деньги в фирму по производству мебели, и довольно успешно руководит ею. Правда, рабочие жалуются, что их хозяин – жадный самодур, но до Буськова эти сплетни не доходят. Он очень любит,  выходя из своего «кубика», наблюдать восхищённые и подобострастные взгляды своих подчинённых.


 Юдашев не принял предложение пирата возглавить фабрику, и вскоре уехал в Словакию по приглашению друга Андрея Константиновича. Там он уж который год руководит огромным деревообрабатывающим комбинатом, получает очень приличную зарплату, пользуется полным доверием хозяев, но о той истории старается не вспоминать. Он до сих пор считает, что поступил непорядочно.


 Эмилия Марковна работает главным бухгалтером, и, если быть откровенным, именно она и руководит фабрикой, изредка подсовывая на подпись Федоришину нужные бумажки. Тем не менее, руководит она честно, и до сих пор ни копеечки не украла. Её дочь, красавица Катюша, вышла замуж, родила ей толстенького потешного внука, с которым Эмилия Марковна проводит всё свободное время, и ни в какой институт уже не собирается. Главбухша изредка спорит с ней, но не очень громко. Деньги в семье имеются.


 Кольцов погиб вскоре после описываемой истории, попав в страшное ДТП на Бориспольской трассе. Хоронили его и любовницу в закрытых гробах, а на прощание с ним приехал сам Андрей Константинович и говорил речь. Как показалось собравшимся, он искренне сожалел.


 Владимир Иванович Буськов умер три года назад на даче под Киевом, где жил практически постоянно. Говорят, в последние годы  Буськов-старший крепко прикладывался к бутылке и часто гонял чертей. Но за день до смерти он протрезвел, принял душ, одел всё самое чистое, и слабым голосом попросил свою родную сестру, чтобы сына она к нему на похороны не пускала. Тем не менее, Костя приехал проститься с отцом, и честно выстоял в церкви панихиду, изредка вытирая подступающие слёзы.  Потом он ещё год судился с отцовской роднёй за этот дачный домик.


 Кровать, сделанная руками Буськова, пережила множество горячих любовных сражений и, наконец, сгорела со всей остальной мебелью в пожаре, неведомо как возникшем в городской квартире Андрея Константиновича.  К понесённым убыткам флибустьер отнёсся очень спокойно, кровать ему жалко не было, вот только иногда он с мерзкой  ухмылкой говорил своим приятелям:

 - Да что там кровать – не в этом вопрос. Табличка! Я каждый вечер читал её перед сном, и засыпал, как младенец.  Это же!.. Нет, вы не понимаете…


 Друзья Андрея Константиновича вежливо улыбались и действительно, не понимали…