Тербий

                Леле Куриленко и Олешке Навальному
     Маленький, но уже весьма кучерявый Пушкин, чуть растроенный скептическим отношением лицеистых наставников к его жалким потугам пиитить все на свете, ворвался на бельэтаж словно Североатлантический циклон, небольшой такой, но в кучку собранный, даже уши поэта топырились подобно центру урагана, пугая выглянувшую из дворской Маврушу, привычно протянувшую было загребущие руки к шинели, но Пушкин, сосредоточенно сопя и имитируя как минимум Явлинского с многомудрым Кудриным ( тьфу, бля ), решительно отодвинул горничную и проник в кабинет Вяземского. Тот по - прежнему торчал на подоконнике, вот уже третий день разглядывая подковывавших жеребца Гаврилу со Степаном. Три дня назад радиоточка объявила решение месткома и Гаврила ткнулся во мхи.
     - Ты чего ?
     Над Гаврилой виднелись чьи - то штаны. Опасаясь обнаружить выше штанов Степана, он упорно не смотрел выше, шептал, хватая скрюченными пальцами прошлогоднюю хвою, усыпавшую мхи по заветам предков.
     - Ты не шепчи, - советовал гулкий голос, а рука приподнимала голову за волосы. Гаврила посмотрел и завизжал от ужаса. Над ним стоял именно Степан. А как иначе ? Ведь идя во мхи, Гаврила знал, что мхами проживает именно Степан, больше никто не осмеливается забредать во мхи, только одинокая мандавоха Потупчик обитает лишайниковым паразитизмом по лианам, увившим пурпурные орхидеи, заведенные еще дедом Вяземского, присноблаженным князем тоже Вяземским, служившим партикулярно по мидаческому ведомству. Призвал раз министр Вяземского и рассказал о зряшной выдумке партнеров, вот дедушка и выписал за большие деньги из абхаз ограниченный контингент цветочной продукции, рассажал отростки усами посреди земляничных гряд с репьями и помер.
     - Айда жеребца ковать, что ли, - легко вскакивая на протезы, вскричал Гаврила, теребя Степана за припухшую по осеннему времени и немного поблекшую щеку, за которой кто - то кашлял.
     - Я и кашляю, - отвечал Степан, поспешая за Гаврилой. - Щека - то моя.
     - По х...й, - смеялся Гаврила.
     А Вяземский наблюдал с подоконника.
     - Слышь, Вяземский, - проговорил Пушкин, толкая приятеля в бок, - я тут чо решил - то. Сказали мне лицейские, что писать стихи любой может, даже Витухновская.
     Он надолго замолчал. А Вяземскому было по х...й.
     - Вот я и порешил забацать политический эксзерсис, - наконец продолжил Пушкин, великодушно почесывая пах, - чтоб стать Сурковым. И название имеется, - он отошел в угол к зеркальному трюмо мещанства и заорал, - " Сундук как символ роста благосостояния поширше, поширше ".
     - Нормальная тема, - одобрил Вяземский, хоть и было ему по х...й.
     Пушкин запрыгнул в кресло с ногами и инициативно сымпровизировал, к месту вспомнив польского Адама, как - то замутившего реальную байду на вечерах Зиночки Гиппиус :
     - Мой дид Гаврила был конем,
     Ходил копытом бутербродно.
     И потому мы все поем
     О зае...сь и неповадно.
     - Сырая рифма, - отметил Вяземский, втихаря торжествуя, ведь Степан с Гаврилой уже получали указания радиоточки по перевыполнению. - Давай лучше про сундук.
     - Сундук, - протяжно произнес Пушкин, закуривая трубку с вишневым чубуком, - как много в этом звуке для уха русского х...ни. Вот мы всегда, придумав хрень попутно, стремим и роем плоть земли, таща и не пущая порносайты решением Цеки.
     - Я всегда это говорил, - снова соглашался Вяземский, сходя с подоконника и одеваясь в какую - то одежду из мануфактуры, по всей видимости, - каким надо быть ублюдочным царьком, чтобы блокировать простое порево. Говно, - резанул резкий Вяземский, хоть и было ему по х...й. - И ты, Пушкин, тоже говно, - бормотал от дверей Вяземский, продвигаясь к жеребцу, дабы вскакнуть и укатить на хрен к соседствующей девке, - подделываешься под Давыдова и Баркова, чтобы войти в историю основателем языковости.
     Вот так, товарищи, и свершилось в истории России нечто, и стали русские немцами, и изобрели риксдаг до нашей эры, и встали насмерть перед игом, и уризали шеи крепостным помещикам, и заменили лошадей на самодельные БМВ, и боролись с коррупций, пока на других концах планеты находили плаценты и космотехнологии внутри голов сбежавших из великой страны Сергея Брина, Петра Леонидыча Капицы и даже хохлового Сикорского. Сие именуется цивилизационным разрывом. А раз так, то не нужно внедрять бригадный подряд среди папуасов, не нужно обучать зимбабвийцев мастерству наливать и пить, а требовается быть как рыбы, знать добро и зло, а также : где глыбже. Вечно отсталую же погань забыть с плевком и отрясанием праха с копыт того коня, что и был дедушкой Вяземского, а Вяземский служит на  " Первом ", будучи гражданином агрессивной страны Израиль, Ландер в Италии, только патриот Ивлукич проживает посередь помойной отчизны и мечтает, когда эта республика рассыпется и исчезнет с карт и схем, что историцки верно и поступательно обоснованно.