На груди со знаком OST

               
 С БССР в 1941-1944 годах на принудительные работы в Германию было вывезено 399 374 человека (современные историки указывают цифру около 380 тысяч).
 
       Второй год, как на полях СССР идёт страшная война, когда в один из летних дней, у небольшого дома семьи Ивана и Поли (Полихи-местное) Шиманских, что на одном из хуторов деревни Пешки,Берёзовского района, Брестской области, остановилась большая крытая немецкая автомашина.  С неё в дом зашли два немецких полицая, комендатура которых располагалась в селе Детковичи соседнего района, а один с винтовкой, остался стоять у автомашины. Старший полицейский пробежал взглядом по дому, определив, что в доме не было большого достатка, приказал собираться дочери, которой к этому времени исполнилось уже 18 лет, для отправки в Германию, на работу и иметь продуктов на одни сутки, пояснив, что по дороге будут кормить.

  Охнула мама, засуетилась по дому. Куда её дочь на чужбину, зачем? Знакома была уже семье чужбина. В беженцах были, в далёкой России. А тут Германия, война. Стала мама просить этого полицая не забирать дочку в Германию. «Тогда может мужа и сыновей направить? Собирай девку»!- и щёлкнул затвором винтовки. Собрала убитая горем мама небольшой узелок, отдала дочери. Растеряно, сквозь слёзы, смотрела мама стоя на пороге дома, как уходит дочь со двора в неизвестность и садится в крытую машину. Прильнули к окнам оставшиеся в доме, отец Иван и два младших брата- Степан и Николай.               

  Пришло время, и Красная Армия погнала на Запад немецкие войска. Многих сельчан призвали в армию для отправки на фронт. К каждому, кого забирали в армию с деревни, обращалась Поля со словами: - Может там мою доченьку Нину, кровинушку мою, где увидите? Ждём её очень. Изболелась моя душа.               

  Каждый день, подолгу, стояла на дороге Поля и выглядывала в ту сторону, куда немецкие полицаи увезли её любимицу- дочь Нину. -Что там с ней, как она там, жива ли её кровинушка?- шептали её искусанные губы, а в глазах уже и слёз то не было. Выплакала. Силой уводил Иван свою жену в дом.               

   Отгремели майские грозы, объявили о Победе над гитлеровской Германией, а дочери все нет и нет. Где-то летом 1945 года вернулась в деревню Пешки Нина. Не узнала деревни. Землянки, пепелище, трубы печные торчат там, где были дома.

   Долго сидела со своими родными, которые рассматривали и не узнавали свою повзрослевшую дочь, и одета не так как одевались сельчане, и у глаз появились морщинки, и натруженные руки прятала в карманах кургузого пиджачка. Перед этим на стол положила квадратный прямоугольник ткани с надписью- «ОSТ». И слушали в полной тишине собравшиеся её родные небольшой и горестный рассказ, рассказ остарбайтера, так называли бывших в Германии на принудительных работах, не виделись долгие страшные года.               

  -«Тогда, в тот день, в машине уже сидели девушки -односельчане и девушки с ближайших деревень. Нина громко сказала: -«Вот прокатимся на германской машине, впервые в жизни. Когда ещё придётся?». А у самой слёзы с глаз катились по щекам. Острая была на язык девушка, за словом в карман не лезла и здесь не сдержалась. Одна из девушек громко сказала: -Что, и вы не откупились, как некоторые, вместо которых мы едем в этой машине.                Только закончила фразу, как от сидящего у борта автомашины полицая получила прикладом винтовки в живот.                –Молчать. Не разговаривать! - прозвучала команда одного из полицаев.               

  Под гул мотора автомашины в кузове установилась тишина, только были слышны всхлипывания девушки, получившей удар. На ухабистой дороге несчастных девушек бросало с одной стороны кузова в другой. Скоро их мучения прекратились, машина остановилась, полицаи слезли на землю открыв борт, а девушки попытались выйти на землю, но один полицай прикрикнул и не разрешил выйти. К автомашине под охраной полицаев привели ещё небольшую группу девушек и втолкнули в кузов.               

  -Ревятичи, комендатура, - сообщили несчастные попутчицы. Снова дорога. Автомашина на этот раз остановилась в городе Берёза, в кляшторе. Здесь разрешили выйти с машины, на территории которого было уже много девушек и парней. Сбившись в группки, стояли, с печалью ожидая свою неизвестную участь в окружении полицаев, немцев с собаками. Никому не разрешали пойти в туалет, здесь девушки или ребята образовывали круг, в котором они могли решить свои проблемные дела, а от страха это происходило часто.

   Вскоре подъехали крытые машины, в которые с криками и подталкиваемые прикладами винтовок полицейских усаживались задержанные молодые люди. У каждого борта сели по два полицая и автомашины направились на железнодорожную станцию Блудень. Там, всех задержанных погрузили в товарные вагоны и за ними захлопнулась дверь. Вверху вагона виднелись два небольших зарешёченных окна. И поезд направился на Запад.

  Пешковцы –Нина, Надя, Мария, сбившись в небольшую группку, договорившись держаться вместе, лежали, прижавшись один к одному на полу, как говорят, как селёдки в банке и находились в полудрёме от стука колёс и шёпотом делились своим положением. В пути, на каких-то станциях поезд останавливался, открывалась дверь вагона и подавались бидоны, как говорили с бурдой. Первый день к этой еде не притронулся ни один человек. Но на другой день снова повторилась такая история, и как мрачно, шутили, что с нашего вагона бурду передали другому, а нам со следующего.

   Сложно было с туалетом. Для этого изредка поезд останавливался на разъездных путях, где поочерёдно, каждый вагон исправлял свои туалетные дела. Через несколько дней мытарства прибыли на железнодорожную станцию города Кассель, она была разрушена, но поезда двигались и прибывали какие-то эшелоны. На окраине города, куда их привели, был лагерь, обнесённый колючей проволокой. Несколько дней в лагере, медосмотр, и можно представить себе состояние, особенно девушек из села, когда пришлось стоять в очереди голой к врачу или идти в баню, под похотливые взгляды и хохот лагерной охраны. Вот такой знак:- Нина взяла рукой лежащий на столе клочок с надписью «ОST»-нужно было носить нашитым на одежде и его пришили сразу в этом лагере. Ещё день- другой и за девушками прибыл бауэр на телеге, запряжённой парой лошадей. Он выбрал себе для работы на его хуторе сельских девушек знакомых с деревенской работой. Выбрал небольших и худых, Нину и подругу по несчастью Марию, которым удалось вместе устроиться.

  С удивлением девушки рассматривали разрушенные здания в городе. А по дороге старались выучить и запомнить его имя, непривычное для их уха.  Его звали его Вилли Вилькинштейн и он объяснил, что к нему нужно обращаться называя его герр Вилли. Правда, переиначили немного это обращение, изменив первую букву в первом слове на букву «х». Маленькая месть, но таким образом душу слегка отводили. В семье у Вилли были жена и два сына, они были на фронте. Всеми работами руководил Вилли.

  Часто в их адрес звучали слова: арбайт, шнель и другие, а если, что не понятно, то тычком в спину объяснялось, что нужно делать и как. Для жилья была у них небольшая коморка, в которой они ночевали и кушали. Готовила хозяйка, от которой иногда в адрес девушек звучали слова- руссиш и швайне. Первый год усиленно работали на поле, убирая картошку, брюкву и сахарную свеклу. Выполняли разные работы, кормили свиней, доили коров, чистили стойла, выбрасывали навоз. Лошадей досматривал всегда хозяин, не допуская к ним девушек. После зимы наступали изнуряющие молодых девушек трудные весенние и летние работы, когда приходилось работать от зари до зари. У этого немца был такой порядок, работай, но не останавливайся. Как-то один раз подруга Нины присела отдохнуть, хотя они много сделали на поле и тут непонятно откуда взялся хозяин и сильно избил палкой и кричал: -Арбайт, арбайт!               

  Где - то летом, второго года принудительных работ, в один из дней, получился какой- то непонятный выходной. Девушек не выгнали на работу, а в окно они видели, как дому подъезжали одетые в черное бауэры, заходили в дом и через некоторое время уезжали. Их в этот день и не кормили. Оказалось, что одного сына убили на фронте, в Советском Союзе.               

   Этим же летом к ним на хутор привезли двух поляков с лагеря. Худые, измождённые, как говорят, еле на ногах держались, они и донесли весть о том, что война с Востока уже движется на Запад. Разобьют скоро фашистов. И правда, стали и кормить немного лучше, и хозяин изменил отношение, больше руку не подымал, только замахивался. Изредка в небе был слышен гул самолётов, летящих высоко в небе. –«Германа бьют», - объясняли поляки. Со страхом и надеждой на скорое освобождение девушки прислушивались к далёким взрывам и присматривались к отблескам пожара, и лучам прожекторов на горизонте там, где был город. Осенью, на две недели были вывезены в город Кассель для разбора завалов от бомбёжек. Такого ужаса при этой работе им не приходилось испытывать, и завалы разрушенных домов расчищали, и трупы убитых немцев убирали. Всего было. Жили в это время в лагере.

  Ещё зима у буэра, наступила весна и вскоре на хуторе, в начале апреля, появились американская полиция, которая провела обыск на хуторе и посадив на машину нас и поляков повезли в город Кассель, разместив в уцелевшем от бомбёжки школьном здании, выставили часовых и запретили выходы в город. Страшно был разбит бомбардировками этот город, отличался от того который мы видели при приезде в Германию. Начались допросы и предложения не выезжать в СССР, а выехать в Америку, Англию, Францию. Только домой, только домой!- был ответ девушек повидавших германский рай. В этом лагере, услышали об окончании войны. Радости нашей не было предела. Срывали с себя ненавистные знаки-OST- которые был пришиты на одежде, некоторые топтали их ногами, а я свой положила в карман, на горькую память.

    Посадили американцы в железнодорожные вагоны и отправили на восток. Разбитый Брест, фильтрационный лагерь, допрос, один, другой и отправились домой на станцию Блудень. Вот и я дома, слава Богу, и вы все целые». И как снова пошутила Нина:- « Покаталась на немецкой  и на американской машинах, и на немецкой бричке, и в товарном вагоне, накаталась по Европе и миру. Пожила на немецких хлебах. Жить будем дома», -закончила она свой рассказ. Не любила делиться своим невольным путешествием в ненавистную Германию, многое скрыла.  И как память, о проведённых годах в немецком рабстве, осталась в её семье швейная машина «Науман», перина и пара немецких чулок.

  Началась обыденная сельская жизнь, вскоре превратившаяся в колхозную, с её трудностями и радостями, и косыми взглядами некоторых односельчан за испытания, выпавшие на её долю. Дома узниц ждали сожженные дома, разруха, голод и еще - проклятый ярлык «порченых. Многим сельчанам, нахлебавшимся оккупационного лиха, потерявших родных и своё хозяйство непонятная злоба застилала глаза, а не жалость к узникам. Мол, раз были в Германии, то какаву с булками лопали, да еще невесть чем занимались. Защита была у Нины, два брата подросли, Степан и Николай, да и сама могла ответить и постоять за себя. Тихо ушёл из жизни её отец Иван, затем упокоилась и мама Поля. Женился брат Степан, а брат Николай стал служить в Советской Армии, сверхсрочнослужащим и разъехалась семья. У каждого стали свои семьи, но часто звучали весёлые голоса, когда собиралась вся родня вместе, в небольшом доме, на выезде с деревни Пешки в сторону Чернякова. Вышла замуж и Нина, родив дочь Валентину.

   Не сломили трудности Нину, не ожесточилось её сердце, такая же была веселуха, частушецница, острая на язык. Побывала в колхозе звеньевой по выращиванию льна. Однажды сдавала этот урожай в город Кобрин. И здесь её характер высветился оказывать помощь своим коллегам. Было у неё правило, перед поездками она не кушала, помнила поездку в вагоне, когда помимо всего в немецком товарном вагоне нельзя было сходить в туалет, за это можно было и жизнью поплатиться. Покушала её подруга перед поездкой, скушала много курицы, а по дороге прихватил живот со всеми оттуда вытекающими последствиями. Первую помощь оказала Нина. До пенсии работала в колхозе дояркой. Последние годы жила у дочери Валентины, в деревне Борки. Никогда не сожалела о том, что не поехала в Америку или Англию. Внуки, которых было двое и пятеро правнуков скрасили её долгую и трудную жизнь.