Это наша степь

Это наша степь!
Прочитав такой заголовок, можно подумать,  что речь пойдет о былых битвах за бескрайние степи красных с белыми, фашистов с советским народом, русских с татарами, монголами, печенегами.
Но дело было так. В нашем НИИСХе всем сотрудникам каждый год нарезали по участку земли для выращивания овощей и картофеля. По 3 сотки на каждого члена семьи. Наша семья состояла из 4-х человек, и нам полагалось 12 соток предкавказского чернозема. Рядом с нами располагалась полоска младшего научного сотрудника Женечки Прокудина. Он был тогда еще не женат, и ему полагалось всего 3 сотки. Как-то мы приходим на свой участок, а на Жениной полоске – двое, мужчина и женщина сажают картошку. Кто такие, занимают чужую землю? Мы - к ним. Объясняем, что в конце каждого участка стоят колышки с фамилиями, и что этот участок Е.Прокудина. Женщина торжественно-радостно отвечает нам: «Это наша степь!» и улыбается, мужчина тоже улыбается, подтверждает: «Наша степь!»
Оказалось, это Женины папа с мамой приехали из города посадить сыну картошку, а то, мало ли, как он сам посадит, хоть и ученый агроном. Работаем. Сажаем картошку. Мы – у себя на участке, Женины родители – на своем. У меня с лица не сходит улыбка, и про себя я повторяю: «Это наша степь!». Это про три- то сотки!
Вот всего 3 сотки выделили, да и то на один год, а они говорят: «Это наша степь!» Когда-то эти люди или их родители были крестьянами, возможно, казаками, и был у них надел сколько-то десятин. Жили они, должно быть, в станице и ездили на волах в степь обрабатывать свою землю и говорили: «Мы поехали в степь, все лето в степи, вся семья в степи, и - это наша степь!»
Прошли годы, и нет таких людей, у которых была бы  «своя степь». А чья же теперь она? Неужели ничья?




Их было двое
    Они веселились, радовались жизни, весело гонялись друг за другом. Это были две  большие ярко-зеленые мухи, и они на моем окне громко и весело, в два голоса пели: «з-з-з-у-у-у». Я схватила мухобойку и убила одну муху. Боже мой! Что сделалось со второй! Она отчаянно закричала: «з-з-з-а-а-а!» и стала биться головой о стекло… Что я наделала?! Зачем?! Что плохого сделала мне эта веселая муха? Я вынула из окна москитную сетку, и вторая муха улетела жалобно рыдая. Я, в ужасе от содеянного, взяла в руки убитую муху. Может быть, она оживет, может быть, я ее только оглушила, но муха не шевелилась. Тогда зарыдала я сама… Как я могла? Не забуду никогда своего жестокосердного  поступка (преступления). Если был бы Бог, он наказал бы меня. Хорошо, что его нет. Но, может быть, он все-таки есть, только не считает за преступление то, что я сделала. Конечно, я не ангел и грехов наберется. Только убийство беззащитной и ни в чем не повинной мухи  мне не забыть. И нет мне прощения. Убивать нельзя.