Курить или не курить

             Курить или не курить…
   Глупый вопрос для меня лично – конечно не курить. И это общеизвестно, общепринято и наукой доказано, что курить вредно. К тому же это некрасиво, странно и противно. Даже, по-моему, стыдно. Иногда женщины и девушки курят тайком, значит,  все-таки стыдно им.  К тому же от них потом воняет  табаком и это притом, что они употребляют дезодорирующие вещества, пользуются супердорогими духами и вдруг  -  табачищем разит. Такое вот противоречие. Или вот еще – люди очень озабочены чистотой воздуха, свежестью. Если живут в городе, то едут отдыхать туда, где свежий воздух. Выходят погулять «подышать воздухом». Открывают форточки, проветривают помещение.  Протестуют против задымления городов. А сами курят. Не все, конечно – некоторые.  Но кроме вредности и табачного смрада есть в курении ещё что-то (вернее было, теперь ушло в прошлое) это какой-то ритуал, показуха, рисовка. Женщине или девушке кажется, что это красиво, мужчине, что это солидно, пацану, что это «круто». Мне не нравится – смешно и глупо.
Но когда мы были маленькие, то обожали смотреть на папу  как он курит.. Как он достаёт пачку папирос или портсигар, как выбирает папиросу, бережно её разминает, постукивает мундштуком, чтобы табачные крошки высыпались и не попалив рот, особым образом приминает мундштук. Прикуривает. Это тоже целый ритуал.
Курил папа в комнате. Ни мама, ни бабушка никогда не поднимали вопроса, что он дымит в жилом помещении. Считалось, что так и должно быть. Может быть, потому, что курил он немного и хорошие папиросы. Потом пришла война. Папиросы исчезли, папа перешёл на махорку, но исчезла и она. Папа очень страдал без курева и мы  тоже за него страдали. Я мечтала достать где-нибудь пачку папирос «Беломорканал» и подарить папе на день рождения. Не удалось. Как-то к нам зашел папин друг – директор МТС, а папа был главный агроном - с дымящейся папиросой, а сам  некурящий, его кто-то угостил. Папа  кинулся к нему, отобрал недокуренную папиросу со словами: «Не порти, не порти, дай сюда». Брезгливый до невозможности, оторвал обслюнявленную часть мундштука и с наслаждением докурил остаток папиросы.  Мы были счастливы, что папе досталось полпапиросы, а может, и больше.
Потом, на второй год войны, достали  где-то семена махорки, а папа - еще и семена «легкого табака» и стали выращивать  на огородах необычную культуру. Когда собрали урожай, стали готовить курево. Махорку сначала резали ножницами по металлу, потом секли сечкой в деревянном корытце, просеивали через сито от зерновой сортировальной машины. Нам с братом вменялась в обязанность эта работа. «Лёгкий табак» папа готовил сам. Провяленные листья он укладывал один к одному аккуратными стопочками и в таком виде выдерживал некоторое время под гнётом  для «ферментации», потом сушил. С ювелирной тщательностью измельчал острым лезвием. Получал табак как из магазина. Такой, какой курил сам товарищ Сталин. Технологию изготовления «легкого табака» папа, возможно, познал в техникуме, в котором учился на агронома. Однако  практики у него не было и поэтому «легкий табак» у папы получался неимоверно крепким , таким что папа вынужден был переходить на махорку. Махорка оказалась послабее, но тоже достаточно ядовитой. Потом папа усовершенствовал технологию приготовления «легкого» табака и его стало можно курить. И ещё, папа достал где-то, ещё до войны,  коробку «гильз» для папирос. Гильза состояла из картонного мундштучка, помещённого в  трубочку из папиросной бумажки, а половина трубочки была пустой, её полагалось заполнить табаком. Для  «набивки» гильз имелось приспособление, и при известном терпении и сноровке получались настоящие папиросы как из магазина.
Итак, папа был обеспечен куревом в неограниченном количестве. Как отмечалось выше, нас с братом заставляли готовить махорку и само собой попробовать, что это такое - курение, мы себе позволили. Мы думали, что это как-то заменит нам еду, которой в 43-м году катастрофически не хватало. Мы жутко голодали. Ели мало-мальски съедобные травы. Пробовали все, что попадалось. Попробовали и махорку, но оказалось несъедобно. Значит, годится только, если курить. Курить пошли в Подгорье – болотистый лесок на первой террасе реки Двина – где нас не видно. Собралось все детское население усадьбы МТС - 5 человек, не взяли только нашего брата Борю, справедливо рассудив, что курить ему ещё рано – дошкольник.  Запаслись газетой «Пионерская правда» за 39-ый год (в Красном уголке была подшивка) и у всех по карману «самосада», у кого кармана не было – в горсти. Сделали самокрутки – «цигарки». От верной смерти нас спасло то, что махорка не желала гореть – тлеть, мы не догадались её подсушить. К тому же источник огня был очень слабым. Спичек в 43-году в Советском Союзе достать было трудно, у нас – не было. Когда в доме надо было затопить печь, за огнем ходили к соседям, у которых печка уже топилась. Поджигали лучину, несли огонь домой.  Приспособились добывать огонь при помощи «кресала» - рашпиля и камня – кремния. Ударом о камень добывался снопик искр, который попадал на «трут» (очень сухой, легко воспламеняющийся, наполовину  уже истлевший,  материал – мох, вата, береста и т.д.). Естественно, такое оборудование у нас у каждого было. В точности как у папы. Кресало папа носил за голенищем сапога, трут в баночке из-под ваксы и кремень – в кармане. Прикурить  ещё можно было в кузнице, туда все курящие ходили, чтобы не возиться с кресалом, кремнием, трутом.
Мы долго и упорно добывали огонь. Наконец трут стал тлеть,  принялись от него прикуривать – не получалось. И вдруг у самого старшего из нас Генки Протасова семиклассника начала тлеть «козья ножка». «Козья ножка» это такой узенький кулечек, согнутый так, что похож на курительную трубку.  В широкий конец кулечка засыпалась махорка. Генка очень гордился, что умеет делать такое приспособление для курения и милостиво стал давать нам всем «затягиваться». Велел затягиваться как можно глубже. Первым упал в обморок Алик Новосельцев. Чего бы это он?  Большой же уже – 9 лет. Мы оттащили его под куст – отлёживаться. Валька – его брат шестиклассник сказал: «Ничего, отлежится».  Вторым был мой брат, он постарше - уже 10 лет, но тоже не выдержал, его стало рвать, выворачивая наизнанку пустой желудок. Мне тоже было очень плохо, но я держалась – 12 лет, к тому же,  вожатая пионерского звена – стыдно показывать слабость.  Цигарку «козья ножка» Генка и Валька докурили, чувствовали себя героями. Кое-как добрались до дома, до постелей. А ужинать? Не полагалось. Уже поужинали перед прогулкой – кусок ржаного хлеба грамм 100 и стакан чая без заварки и без сахара. Утром нам дали картошки с солеными грибами. Хлеба не было. Весь паёк съели днем.
  Курить мы больше не пробовали,  но пользовались самосадом как валютой. Это было уже позже. Папа работал директором Каргопольской МТС. Мы жили в городе, где был базар. За стакан самосада можно было выменять краюшку хлеба. Когда мои братья ходили в баню,  мама давала им стакан самосада продать по пути на базаре и купить билеты  в баню. Братья самосад продавали или обменивали, но в баню не ходили. Окунались в реку Онега, переодевались, домой приходили вполне чистые. Мы любили торговать на базаре. Родители этим пользовались и, если было что продать, посылали нас.  Только продавать, особенно, было нечего. Как-то продали ведро квашеной капусты  по 10 рублей мисочка. У меня было довоенное платьице. Красивое, купленное в магазине. Спросила у мамы разрешения – продала. Купила папе пачку немецких сигарет в подарок на день рождения. Потом папа курить бросил. Уже было мирное время. Отменили карточную систему. Табак сажать мы еще раньше перестали. В магазинах теперь полно всяких табачных изделий. На каждой пачке надпись: «Курение убивает». В ходу поговорки: «Курить – здоровью вредить»; «Не кури, дурак, помрешь и так».