Если мир умрёт

   

      Я —  не актер по жизни и не хочу смеяться, когда мне грустно и не смешно, плакать, когда весело и хорошо, если  только это слезы радости, а не отчаяния, не хочу быть комиком по жизни, участвовать в вечном спектакле, где актеры  —  люди, которые обманывают и говорят, что во имя правды, их красивая ложь вместо горькой правды.

     У меня не получается врать и думать,  что это правильно, здорово так, лгать на каждом шагу опять во имя непонятно какой правды, и считать, что это правильно.
Это тоже не смешно, постоянное вранье,  потому что потом, когда узнаешь правду, становится горько и даже обидно.  Ты не заслужил этой правды и достоин только вранья?  Так за кого тогда тебя имеют?

      За того, кто узнав, не обидится, потому что обижаться это нехорошо, ведь на обиженных воду возят, что значит, катаются все, кому ни лень?

       И я тоже так думал. Но я обижаюсь.  Я не обидчив, но обижаюсь  тогда, когда мне врут, принимая за какую-то наивность, думая, что это позволительно так вести себя, что никто и я, в первую очередь, никогда не узнаю, что мне солгали, и потому врут. А я обижаюсь, хоть и не обидчив.

      Я даже могу заплакать от обиды, хотя я давно не ребенок, потому что мне что-то пообещали, но забыли и не выполнили, а это все равно, что соврали. И я не буду смеяться, если попросят,  в тот момент, когда мне грустно.  Это тоже вранье, когда ты обманываешь, смеясь и говоря, что  тебе весело, а на самом деле тебе не весело и хочется плакать, а не смеяться.

      Но почему весь мир погряз во лжи, оправдывая её разными неправдоподобными причинами, что красивая ложь лучше горькой правды, не узнаешь правды, не познаешь ложь, ту ложь, которой прикрыл истинное положение вещей, ведь ложь это тоже лицемерие, когда смеялся, а хотелось и может быть,  даже нужно было плакать, смотрел в глаза человеку и врал о том, как он хорош и как ты к нему хорошо относишься, на самом деле ненавидя или даже презирая  его.


       Врал ему прямо в глаза и думал, что твоя ложь красива. Красивее той правды, в которой ты ненавидел человека, держа наготове камень за пазухой в виде той некрасивой правды.

      А, когда он обиделся и заплакал и из тех глаз, в которые ты смотрел и врал, потекли слезы, ты не понял, а с чего это он, с чего он вдруг плачет.


      С того, что он просто устал жить   в этом вечно лживом мире, а другого нет и он вынужден идти наперекор тем правилам, которым следовали люди, не являясь актёрами в этом спектакле жизни, где принято было смеяться, когда было не смешно, а грустно, прикрывая горькую  правду лживыми слезами радости и каждый раз придумывая себе повод  и причину для оправдания своего вечного лицемерия, в том обществе, где это стало давно нормой, нормой для нормального сосуществования человеческих индивидуумов. От понимания чего тоже очень хотелось плакать или даже рыдать, но даже все слезы, выплаканные за всю свою жизнь, не смоют всю грязь в которой погрязло человечество.

      И потому я не плачу,  глядя на происходящее, но и не смеюсь, по- прежнему не желая участвовать в общем спектакле жизни. В конце концов у меня, как и у всех, своя,  отдельно стоящая жизнь,  в которой нет места лжи и лицемерию, и, если будет совсем уж плохо,  я снова всё же заплачу, но не дам больше никому повода обидеть меня, это будут не слезы обиды, а слёзы   отчаяния, от того, что мир не меняется, стоит на  месте и не развивается, а только всё  глубже погружается в беспросветную темень, таща и   меня за собой, ведь я тоже принадлежу этому миру,  и если он умрет, то вместе со мной,  или я вместе с ним.


20.09.2020 г
Марина Леванте