Майне либе брудер

Памяти Муни

Каин, где твой брат Авель?..
(Быт. 4:9)

 Их было трое братьев - Яков, Соломон и Муня. Внешне они были совершенно разные, только носы — крючковатые, «орлиные», с капельками влаги на конце, у всех — результат врождённого хронического аллергического насморка.
Двое из них — Яков и Соломон - получили довольно неплохое образование: Яков — зубной техник, Соломон — экономист, только Муня оставался лавочником.
Судьба самого младшего — Муни  меня интересовала всегда. На многие вопросы о нем я искал ответы всю сознательную жизнь. И теперь я решил рассказать о нём. Хотя на вопрос «Почему?» я до сих пор не знаю ответа.
Вот самая яркая встреча с Муней, которая мне запомнилось на всю жизнь. Было начало войны, перрон, железнодорожный вокзал. Мы уезжаем в Киев, оставляя всё и даже мою любимую скрипку.
До отхода поезда остаются считанные минуты. По перрону бегут папа, мама, старший брат, Муня и я — девятилетний пацан. Все нагружены чемоданами. Я замечаю, что из кармана Муни во время бега вылетают червонцы — 10 рублей с барельефом Ленина, красного цвета. Я их аккуратно подбираю, и у вагона, отдаю Муне.  Попрощавшись, мы садимся в вагон, и на долгие годы расстаёмся с Муней.
Я пропускаю годы войны.
Мы возвращаемся в родной город, в котором исчез наш дом, и многое изменилось, а может, и мы стали другими?
Не помню, сколько лет прошло, но приходит письмо от Муни — он нас нашел…
Пишет о том, что в армию его не взяли, по причине плоскостопия. Удалось сесть в последний эшелон, который увез его в западную Сибирь, Кемеровскую область. Случайный попутчик уговорил высадиться на какой-то станции. Прямо с вокзала Муня отправился в райсовет, отдел торговли. Предъявил свои бумаги и был немедленно принят на работу лавочником, с предоставлением комнаты в общежитии.
Это был небольшой районный центр Кемеровской области, состоящий в основном из одноэтажных деревянных домов, со ставнями, печными трубами, огородами и небольшим количеством деревьев.
Работа начиналось рано, магазинчик продавал всё: и продукты, и галантерею, и всё, что необходимо в повседневном быту. Раз в неделю Муня посещал отдел торговли райсовета и сдавал отчеты инспектору Марии — скромной такой девице, неяркой, а скорее серой, очень доброжелательной, поправляющий его отчёты без лишних замечаний.
Уже через несколько дней Муне рассказали историю Марии: она рано лишилась родителей. Воспитывала её тётка. Закончив школу, она поступила в торговый техникум и стала работать в отделе торговли райсовета. Сближение Муни и Марии продолжалось недолго.
Однажды, в субботу, Мария пригласила Муню к себе домой, на обед. Муня принес бутылку красного вина и конфеты. В белой рубашке, вымытой, выбритый он произвел хорошее впечатление на Марию.
После нескольких рюмок вина он запел. А пел он великолепно. Мария была покорена.
В общежитие он больше не возвращался.
Началась новая жизнь.
По субботам и воскресеньям они занимались ремонтом дома. Всё происходило слажено, без замечаний и противоречий. Казалось, что это работа им приносит удовольствие.
Наступила зима. Первая зима Муни в этом суровом краю. Пришлось менять одежду. В лавке было холодно, что никак не способствовало его хроническому насморку. Тем не менее, появился постоянный контингент покупателей. В основном покупали водку. Тут же распивали и уговаривали Муню присоединиться к ним. Поскольку это была зима, то он отказывал не всем. Со временем Мария стала замечать, что он проходит с работы  не совсем трезвый. Мало того, иногда и вовсе невменяемый и грязный.
Ни разу Мария не позволила себе его ругать. Безропотно раздевала, мыла, укладывала в чистую постель, тепло укрывала и засыпала рядом.
Так продолжалось довольно долго. Каждое утро перед рассветом Мария, не отрываясь, смотрела на лицо любимого, и молила Бога, чтобы Он образумил его. Однажды, когда только началось утро следующего дня, Муня открыл глаза и встретился с взглядом Марии. Посмотрев несколько минут в глаза Марии, он произнёс: «Прости меня, любимая! Больше этого не будет!», поцеловал её, встал с постели и действительно, больше пьяным она его не видела.
В начале весны Мария, краснея, сказала Муне, что она беременна. Обняв и поцеловав её, Муня сказал «Спасибо, родная!». Максимум внимания, никаких тяжёлых предметов, мытья полов и тому подобное Муня больше не позволял Марии. Всё делал сам. Как говорится «забегал дорогу». В начале следующего года это наконец произошло: родился сын, крепкий мальчишка, спокойной, когда сытый. Назвали — Марк (Марик) в честь деда Муни. Это еще больше сблизило их.
Забот стала больше. Когда Муня был дома — всё делал сам: и пеленал, и укладывал спать, причём, всегда с какой-нибудь песней, то ли на русском, то ли на еврейском языке. Без песни малыш уже не хотел засыпать. Мария наблюдала всё это, молилась Богу и спрашивала: за что ей такое счастье?
Мальчик рос быстро. Вот уже делает первые шаги. Очень любопытный. Вот первые слова, конечно, «мама», «папа», «Мунк». Вряд ли в семье знали такого великого художника Эдварда Мунка. Просто так совпало.
Однажды, за ужином, Муня сказал: «А почему бы нам не купить корову? Из заброшенного сарая можно сделать прекрасный хлев. Всегда иметь молочные продукты хорошего качества, а не замороженное молоко в мисках!» Мария поддержала. Поддержал и Марик.
Так, в воскресенье, молодая корова, небольшого роста вошла во двор. Остановилась посреди двора, подняла голову, шумно понюхала воздух и приветливо замычала, как бы здороваясь: «Это я пришла!». Марик был счастлив, смело бросился к корове, погладил белую звёздочку у на её лбу, а она лизнула его в щёку. Любовь состоялась!
Теперь каждое утро Марик летел к своей подруге с какими-нибудь вкусняшками. Она ждала его, а увидев — громко мычала в знак приветствия. Корове нужно было имя. За ужином, Муня предложил назвать её «Мейделе» — девочка. Это было единодушно принято Марией и Мариком. Корова очень быстро восприняла это имя, и всегда отзывалась на него.
Настало время, когда Марику поручили сопровождать корову на пастбище, что он делал с удовольствием. Мейделе  не признавала никаких поводков, как собака следовала за Мариком, куда бы он не повернул. Однажды, на пастбище группа хулиганов стала забрасывать Марика кусками грязи, крича «жиденок, жиденок!». Неподалеку паслась  Мейделе.  Услышав такое, она стукнула копытом о землю, громко замычала, нагнув голову и выставив рога  бросилась на хулиганов. Те —  вмиг разбежались. Марик сидел на траве и горько плакал. Слова «жид» — он не знал, но чувствовал, что это очень обидно. Мейделе подошла к нему и стала языком слизывает слезы со щек.
Дома он не сказал ни слова. А за ужином, вдруг, отодвинул тарелку с жарким, сдерживая слёзы, сказал: «Я, больше мяса животных есть не буду! Нельзя! А если это будет Мейделе?».
Мама и папа посмотрели друг на друга. Папа сказал: «Мы — тоже, животных есть больше не будем!» Марик улыбнулся, и горячая волна благодарности прокатилась по всему телу. Он даже покраснел и поцеловал маму и папу.
Наступил сезон заготовок на зиму. Как правило, это были грибы и кедровые орехи. Каждая организация городка устраивала коллективный выезд сотрудников в тайгу. Одного выезда хватало, чтобы собрать грибы на всю зиму. Впервые с Мариком,  Муня и Мария выехали вместе с сотрудниками управления, в тайгу, на бортовой машине.
Ехали недолго. Остановились на поляне, как бы покрытой снегом. «Мама, что это?» — спросил Марик. Подойдя ближе, он увидел море белых грибов, которые можно было косить косой. За пару часов собрали необходимое количество на зиму, и уехали домой. Всё это необходимо было переработать: варить, жарить, солить, мариновать и так далее. Всё семейство 2 дня занималась этим благородным делом…
Эта идиллия семейной жизни не могла продолжаться вечно. Что-то должно было случиться. И случилось.
Много лет после войны Муня искал своих братьев. Но поиски были не успешными. И вот, неожиданно, он получает адрес брата Якова, который жил в его родном городе! Муня сразу написал письмо, обращаясь к своим братьям:
«Майне либе брудер…»
(мои любимые братья). Каждое письмо переписки начиналось именно с этой фразы. Каждый из братьев рассказывал о своих многолетних приключениях. Муня рассказал о своей семье, о жене, а Марке, о счастье, которое ему привалило…  Яков стал звать Муню в гости. Семьи должны иногда видеться. Память о запахе родной земли стал мешать Муне спокойно спать. «А почему бы и не поехать? вспомнить детство!? Увидеть родственников, посетить знакомые места?!» — размышлял Муня.
В день отъезда в доме все ходили на цыпочках. Мария вытирала заплаканные глаза.  Даже Мейделе ходила по двору с опущенной головой. Муня, как мог, утешал родных, говорил, что это ненадолго.
 Вокзал, третий гудок. И поехали! Когда поезд выехал на ж. д. мост через речку, Муня не мог сдержать слез. С самого раннего детства в этой речке купались он, его братья и их друзья. Да что там! Все детство прошло на этой реке!
Слёзы. Объятия. Дожили. Встретились! Многих недосчитались. Плакали…
«А помнишь?» — звучало постоянно. Приходили друзья, которых узнать было трудно. И снова «А помнишь?». Многие забыты, многих уже нет — это жизнь.
Муня стал в городе культовой фигурой. Каждая еврейская семья считала за честь принять его у себя, его, не забывшего еврейский язык, и исполнявшего многочисленные еврейские песни. На каждой встрече он рассказывал о своей семье, показывал фотографии. Появился даже человек, который собирал заявки и устанавливал очерёдность посещений.
«Что я здесь делаю?» — в минуты просветления задавал он себе вопрос, но очередное приглашение оставляло вопрос без ответа…
Однажды Муня гостил в центре города. Все остальные гости уже ушли, а он и не заметил, как задремал. Проснувшись утром, удивлённо обнаружил себя в постели с хозяйкой квартиры. Он не сразу понял, где находится.
«Как тебя зовут?» — спросил Муня.
«Фира» — ответила девица.
Больше он постели не менял, прекратил и свою гастрольную деятельность. Через месяц было венчание в синагоге, по всем еврейским законам: с хупой (балдахином), и со всеми положенными молитвами, свидетелями и другими тонкостями религии.
«Что я наделал? А как же Мария, Марик, Мейделе? Их — что, не было в моей жизни? Моё сердце — с ними! Выходит, я их предал?!» — мучил себя Муня.
Фира заявила, что беременна. Это была мышеловка, из которой выбраться уже было невозможно...
В это время пришло письмо от Марии. Привожу фрагменты:
«… Любимый мой
 Я не упрекаю тебя, что ты уехал. Не прислал ни одной строчки. Я понимаю — родина, детство, эмоции — не могут конкурировать с временными впечатлениями. Но ты вошел в нашу жизнь навсегда! Твоя судьба нас волнует больше, чем наша. И не знать ничего хуже, чем узнать что-то плохое. Напиши нам. Хотя бы пару слов…
 Твои. Мария, Марик и Мейделе»
Глядя на себя в зеркало, Муня спрашивал: «Кто ты? Ты не Муня! Тебя подменили! Это проделки беса: заставил забыть самых родных и найти сомнительное продолжение своей жизни. Как же это произошло? Почему ты не сказал “Нет”? Почему предал их?»
 К этому времени Фира родила дочь.
Муня всё чаще приходил домой пьяным. Все разговоры с Фирой заканчивались скандалом. Она, в конце-концов,  махнула на него рукой.
Пришло ещё одно письмо от Марии:
«… Любимый мой,
Понимаю, что это письмо — последние.
Не упрекаю тебя. Ты столько оставил добра, что нам всем хватит до конца наших дней. Ощущать твоё присутствие - не каждому достается такое счастье… твое молчания повлияло на нас всех: Марик стал плохо учиться, я — стала чаще болеть, Мейделе — капризничает, и не хочет давать молоко.

Прощай, мой любимый! Спасибо тебе за всё! Ты научил нас жить.

Прощай!
 Мария Марик Мейделе»
В этот день Муня остался в лавке. Рано ее закрыл. Выпил бутылку водки. Заплакал. И остался ночевать.
Милиция стала отслеживать поведение Муни. Слишком часто его видели пьяным. Когда лавку закрыли на переучет, то обнаружили недостачу. Приближались первомайские праздники.
Первого мая, совершенно трезвый, он пошёл к своему брату Якову:
 «Что ты наделал? Что ты наделал?» — повторял Муня, обращаясь к Якову —«Зачем ты меня женил? Зачем заставил меня предать семью? Зачем было нужно превращать меня в ничтожество? Зачем тебе это было нужно? Что ты наделал?»…
 «Дорогой мой брат», — начал Яков. После паузы продолжил: - «Ты же знаешь, что в результате войны евреи лишились 6 миллионов. Это — угроза уничтожения евреев. Исчезновение нас как нации. Ты видел, что всего лишь незначительная часть евреев вернулась в город. Ты — тот человек, который обязан был родить хотя бы одного еврея, чтобы пополнить количество. Ты это сделал. Тебе — большое спасибо!»
«Неужели тебе всё равно, что это сделано за счёт несчастья других людей, которые меня полюбили, и доверились мне?» — сказал Муня. — «Я сделал их несчастными. Они не поверят больше никому. Их жизнь превратится в ад! Теперь они — калеки!»
- «Это всего лишь гои (люди не еврейской национальности)!  Нам надо спасать свой народ», — сказал Яков.
 «Что ты наделал?»— бормотал Муня и, так и не попрощавшись, ушёл.
С большим трудом он добрался домой. Сел  у окна. Просидел довольно долго. Потом, встал. Распахнул окно. Вскочил на подоконник.
За окном бушевало 1 Мая. Колонна трудящихся, с красными флагами, и оркестрами плыли мимо окон дома. Внизу была радость, а у него было большое  горе.
Муня стал что-то выкрикивать в толпу, но слышно были только отдельные слова «жену…», «Мейделе…», «предал всех…» «Предам и партию, правительство…», …
После этого, как настоящий кантор, приложив к уху правую руку, задрав голову с кривым носом, с капелькой на конце, он запел еврейские псалмы…
Колонны остановилась, замолкла музыка, наступило зловещая тишина.
Средь бела дня, солнце зашло за тучи…
 Некоторые стали креститься… Но это продолжалось недолго.
 Два дюжих мужика, в гражданской одежде, ворвались в его квартиру и захлопнули окно. Схватили Муню, бросили на кровать, избили. Потом исчезли.
Через 2 дня вернулась Фира.
А Муня удавился…
 На столе лежала неоконченная записка:
«Майне либе брудер…»

16 апреля 2019 г.