Моя литературная работа

- Не бойся, - сказал Эдуард и ещё сильнее надавил на газ.

- Ты не думай, я вообще лихачить не люблю, просто у нас времени мало.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть, как быстро мы несёмся. Чёрт с ним. Не так ж много у меня на свете любимых людей, чтобы отчаянно цепляться за жизнь. Камю вон погиб в автомобильной аварии. Хоть в чём-то буду похож на великих. Да и не надо будет заниматься всей той ерундой, ради которой я ехал к Эдуарду в его загородный дом.

Он обратился ко мне, потому что знал, сколько книг я написал, тасуя разные фамилии на обложках, словно игральные карты. Где-то, например, под аннотацией к чужой книге о лечении пиявками, я вовсе не ставил никакой своей подписи.

Многие мои знакомые писали книги за деньги, но у меня это получалось быстрее. А они жили грёзами. Общей мечтой их было написать книгу за Ольгу Бузову, потому что все говорили о том, как много она заплатила тому, кто сочинил первое её творенье.

- Приехали, - сказал Эдуард.

Умереть опять не получилось. Смерть в автомобильной аварии — это для героев. У меня наверняка будет что-нибудь попроще.

- Вот, - сказал Эдуард, - мои хоромы.

Он произнёс это без всякого хвастовства. С иронией. Вообще, он вызвал бы во мне даже симпатию, если бы не был моим работодателем.

- Виски? - спросил он, и я удивлённо посмотрел на него.

- Для задушевности.

Какая ещё задушевность, какое виски! Я слышал о том, что людей нанимают в качестве собеседников и пьют с ними день и ночь напролёт, выкладывая всю свою душу. Нет, чужая душа мне совсем не нужна. Со своей-то не ужиться. Я ехал сюда просто писать книгу под чужим именем. Со словами мне иметь дело проще, чем с живыми людьми.

- Ещё успеваем, - посмотрел он на большие настенные часы, - или ты не пьёшь?

- Но нам же работать надо.

- Я пока не выпью, за компьютер не сажусь. Ты думаешь, мне в удовольствие это всё, что ли? Ну, попал в струю, повезло, какому писателю столько платят, как мне! А сейчас - экранизация, нужно срочно роман в сценарий переделать. Деньги очень хорошие. Ты читал его вообще?

Я замешкался с ответом, и он добродушно усмехнулся.

- Да и правильно, нечего фигню всякую читать...

Я удивился. Если мы должны сегодня же переделать его роман в сценарий, почему его совершено не беспокоит то, что я его не читал…

- Стелла, - показал он мне на огромный портрет. Такие можно увидеть в фильмах, действие которых происходит в каких-нибудь старинных замках. Да и казалось, что изображённая на портрете женщина откуда-то не отсюда, из другого мира, века, а, может, даже и планеты. Этот портрет плохо вязался с общей вычурностью богатой обстановки загородного дома.

- Мы двадцать лет женаты, - сказал Эдуард, — только детей нет.

- Почему?

Я чувствовал себя неуютно. А чем неуютнее я себя чувствую, тем более глупые вопросы задаю.

- Знаешь, я вот сегодня на улице стоял, ждал человека, и какая-то тётка так орала на дочку маленькую. С такой ненавистью, аж слюной изошлась. Мне кажется, многие люди заводят детей только для того, чтобы под рукой постоянно был тот, на ком ты можешь выместить всю свою злобу.

Я понял, что он просто не хочет отвечать на мой вопрос. После виски он стал очень разговорчивым. И я с тревогой смотрел на его настенные часы, беспокоясь о том, что у нас остаётся всё меньше времени для того чтобы сделать то, ради чего мы оба приехали. Я прекрасно знал, что когда счёт идёт на секунды, а готовый текст надо сдать в чётко установленный срок, работается плохо.

И тут он почему-то заговорил о смерти.

- Ты веришь в загробную жизнь?

- Я и в эту-то не очень верю, - честно ответил я.

- А мне вот кажется, что там, после всего, что-то будет такое... У меня же клиническая смерть была очень давно, и знаешь, такое ощущение, как будто галлюцинации, только очень явные.... Богу-то мы, конечно, не нужны, разбираться ещё со всеми нами. Но я думаю. что мы не исчезнем совсем. Что всё что с нами было, все эти люди, которых мы встретили, это как кубики для ребёнка. Мы сами потом из них что-то будем строить, кода умрём, из всех этих образов, иначе не на что будет опереться. Так вот… Я очень рад, что Стеллу встретил, потому что она...она...она очень много для меня значит, очень много. Всё вокруг неё будет крутиться после смерти.

Я никогда не думал, что у меня возникнет желание поскорее заняться работой, но выслушивать все эти пустые разглагольствования был так тяжело, что мне хотелось как можно скорее сесть за компьютер.

- Ты так смотришь на меня...Ты думал, что если у меня денег много, то я ни о чем, кроме них не думаю, что я мурло какое-нибудь....

- А где сейчас Стелла? - спросил я.

- В больнице.

Он сказал это с такой горечью, что я подумал, - может быть, он всё-таки пригласил меня потому что не хочет оставаться один в их доме.

- Она... Она может быть умрёт, - сказал он, и мне наконец стало понятно, что он, действительно так любит свою жену, что просто не может заставить себя сесть за свой роман, который надо сдать в точно установленный срок. Я видел эту женщину только на картине, и вряд ли когда-нибудь встречусь ней, поэтому меня ничто не сковывает. Я быстро справлюсь.

- Этот портрет ничего не передаёт, хотя художник хороший. Но не великий, только внешность скопировал. А Стелла… С ней всегда тепло. А ей сейчас холодно. Ладно, - прервал он сам себя, - надо работать.

Я не стал спрашивать о том, чем больна Стелла. Хоть от одного глупого вопроса, да удержался.

- Пойдём покажу тебе твой кабинет на эту ночь, - сказал Эдуард .

— Вот. Удобно? Если что нужно, скажи. Мне тоже работать надо.

Я удивился, что он тоже собирается работать, да ещё и отдельно от меня, зачем он тогда меня звал? Я его спросил об этом.

- Нет, - сказал он, - свои книги я пишу сам, это нетрудно.

- А что тогда нужно делать мне?

Он посмотрел на Стеллу, и я не понял, при чём тут она.

- Она может умереть. Она умрёт.

Эти слова мне ничего не объяснили.

- Я уже неделю пытаюсь написать ей письмо. Ей очень важно это. Раньше она всегда получала от меня письма, когда кто-нибудь из нас был в отъезде, и даже когда мы были рядом, большие письма, настоящие, живые... Эти письма - часть нашей жизни. Вот они, здесь, у тебя на столе. Прочитай их, прежде чем взяться за работу.

- То есть я....

- Да. Да. Я знаю, я читал, ты умеешь писать очень сентиментально, душещипательно, вот мне надо именно так. Ты ,сможешь я знаю. Мои книжки , что, я их для дебилов пишу, кто угодно сможет, мне просто повезло в своё время, не всем так везёт. А вот быть фальшивым с женщиной , которую ты когда-то по-настоящему любил, я не могу. Не получается. Но ей очень нужно это письмо. Я знаю. Она может умереть. Каждый день она может умереть. Я хочу, чтобы она умерла счастливой. Я бы сейчас сидел рядом с ней, держал её за руку, но она не пускает меня, она не хочет, чтобы я видел её такой, какой она стала. Но она должна, должна умереть счастливой, слышишь меня?

В ту ночь я читал чужие письма и писал своё. Писал письмо женщине, которую никогда не видел, от лица другого человека, которого очень плохо знал. Но мне отчаянно хотелось, чтобы мои строчки сделали её счастливой. И они - строчки письма, которые никто больше никогда не увидит \, - самое важное, самое дорогое, сокровенное, что я написал в своей жизни.