Пример анализа в русском языке

Инструкция к прочтению

Олег Сингурт

(из серии “Рассказы детям о Языке”)

(( не отредактирован! )) 

ПРИМЕР АНАЛИЗА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Анализ Языка как построение структуры соответствующих о нём знаний уже сегодня может быть выполнен с необходимой на то степенью точности.  Потому как существующих сегодня для этого возможностей, как и знаний в том числе, вполне уже достаточно, вопрос только именно в том, чтобы элементарно сделать его. Но это вопрос прежде всего времени, которого как всегда не хватает, - Действительность это прежде всего Процесс, а потому ожидать сиюминутных в ней изменений, даже если возможности для них уже и существуют, не стоит, обязательно должно пройти какое-то время.

В нашем случае вопрос времени, это вопрос формата самой данной книги. А потому здесь я ограничиваюсь даже не изложением подробного знания самого анализа Языка, - здесь это и не требуется, - а лишь знанием исключительно только схемы как вообще его следует производить. А для этого достаточно даже не знания какого-то языка целиком, а знания всего-лишь какого-то примера из него. Само это знание уже гораздо более компактное, а потому и возможное к изложению в рамках именно этой книги. Потому сама данная глава и называется не “Анализ Языка”, а именно “Пример анализа в русском языке”. Вот почему, начав разбор знания анализа Языка с древнего языка, я затем использую вовсе даже не весь Язык (в смысле все языки, что уже были и вообще есть), что было бы конечно правильней, а только почти один из его контекстов, а именно русский язык. (”Почти”, - потому как ещё и удмуртский, и английский, и немного с десятка других.) Так для вас будет гораздо проще понять потом сам анализ Языка.

Анализ начинается с того, что мы разделяем исследуемое слово (объединение) каждый раз на две части в обратном его возникновению в языке порядке, и так разделяем мы его на составные части до самых его основ. Т.е. до таких его частей, которые разделить уже невозможно. А затем, в качестве проверки правильности самого нашего разделения, повторяем весь процесс образования слова заново, в соответствии с теми знаниями связей, что есть в языке. Если при этом наше предварительное разделение слова вступит на каком-то этапе его последующей сборки в противоречие со знаниями связей в языке, то, очевидно, что она была неверная, и следует повторить её заново, но уже предварительно разделив само слово совсем по другому.

Например в древнем языке объединение “ада” правильно разделять на “аД-а”, так все его элементы имеют в нём смысл (значение). Но вот в случае “а-Да”, хоть его элементы так по отдельности тоже имеют свой значения, но только смысла в самом объединении уже нет нисколько. Все дело в знаниях связи, а они говорят нам, что такого разделения - “а” в начале - в древнем языке просто быть не могло. Потому как “а” в соответствии с уже тогдашними знаниями связи в древнем языке на самом деле окончанием в нём и был. (Это примерно, как если бы сегодня в русском языке окончание слова мы поставили бы в его начале, - таким образом мы бы нарушили те знания связи, что в нём есть безусловно).

Или звук “е”, - оказывается нет такого звука в русском языке! (Как нет ни “я”, ни “ё”, ни “ю”.) Буква есть, а звука нет, - да, так в языке бывает. Потому как на письме буква заменяет порой несколько звуков сразу, тем более, если это устойчивое сочетание звуков в языке с соответствующим порядком, - на письме нам так гораздо удобнее. (Устойчивое сочетание знания звучания со знанием в нём порядка, это и есть объединение.) Потому как письменность возникает одновременно с потерей звуками собственных значений, а без них это уже буквы. Так в “те” - “т(ь-э)” буква “е” используется в написании объединения звуков “ь-э”. А в “есть” буква “е” используется уже в написании объединения звуков “й-э” - “(й-э)-сть”. Или “и” вместо “й” в “иду” - “й-ду” (сравните, - “еду” - “(й-э)-ду”). С “я” то же самое: в “дя” - “д(ь-а) ”, а в “яд” - “(й-а)д”. И т.д. . И это не все такие буквы в русском языке, многие уже “ушли” из него, а ведь раньше таких в нём безусловно хватало. (Их (соответствующих им объединений звуков) запросто и сегодня ещё можно обнаружить в словах, если правильно перед тем разобрать сами эти слова на звуки.)
 
 (Кстати, сумятицу в сознания школяров в моё время, - как сейчас, я просто не знаю, - вносило утверждение из учебника русского языка, что буквы “я”, “е”, “ё”, “ю” соответствуют объединениям звуков “йа”, “йэ”, “йо”, “йу”, - но это неполное знание, а потому неправильное! Более того, школа учит школяров именно написанию, но никак не знанию звучания самих слов в языке. А так из них могут получиться только лингвистики, которые прекрасно будут знать, как писать правильно, но почему писать следует именно так, не будут знать вообще. Проще говоря, они будут знать кучу всяких ненужных (потому как уже есть для этого Искусственный разум, - давайте же отдадим эти наши заботы ему) знаний связей (правил), а сами правила (знания связей) не будут понимать ни чуть-чуть. Потому как наше Сознание так не работает! - знать (тем более помнить) и понимать, это разное. Пожалейте же наконец школяров, и не издевайтесь уже над ними. А иначе любовь к родному языку, если и проснётся у них, то случится это уже гораздо после окончания школы, когда и проявлять её им будет практически некогда.

Если вы на самом деле хотите знать язык, то знания звучания следует знать в нём обязательно! Потому как Язык возникает в первую очередь именно как звучание, а мыслительный инструмент “письменность” гораздо уже потом. И это есть свойство именно письменности заменять (на письме) часто употребляемые сочетания звуков на одну какую-то букву. Именно поэтому при заимствовании слов, в написании которых есть такие буквы, ничего больше кроме собственных значений сами эти слова в новом для них контексте (языке) уже не имеют и иметь не могут (в смысле не имеют в нём состава значений).
Именно поэтому так на письме и происходит последующее сокращение структуры звучания самого слова, и, соответственно, структуры самого его написания. Лингвистики же сегодня ничего такого не представляют вообще (в смысле не знают в том числе, что на самом деле есть знания звучаний слов), а потому ничего и объяснить толком не могут, а только лишь называют сами эти факты и не более. (Примерно как “Солнце всходит на востоке”, а вот почему оно всходит на востоке, они не объясняют уже совсем.) 

Ещё раз, - начиная анализировать значение того или иного объединения (слова) в языке, прежде всего необходимо разделить объединение на две значащие части (т.е. такие, что имеют свои собственные значения в языке), и поступать так каждый раз потом с каждым же получающимся (в результате такого деления на два) элементом объединения до тех пор, пока это вообще с ним будет возможно. А невозможно это будет в двух случаях: первый, - это когда элемент уже представляет собой элементарный звук языка, а значит и делить в этом случае просто уже нечего, и второй случай, - это когда сам элемент хоть и является объединением звуков (порой даже очень большим), но при этом он уже не может быть разделён на две части, значения которых вместе бы не противоречили значению самого исходного объединения.

 Если же не существует такого разделения, при котором значения образующихся частей обязательно есть у обоих из них и вместе при этом они не противоречат значению самого объединения, то это значит, что само такое объединение возникло совсем не в контексте того языка, где его так разделить уже невозможно, а именно, что было туда заимствовано как знание, т.е. целиком.
 
Например слово “корова” в русском языке мы можем разобрать почти до буковки (звука), а это значит, что оно в нём и возникло: “корова” - [домашнее животное]; (”коров” + “а”) - ([”домашнее животное”] + [принадлежность (кому(чему) -то)]); ((”кор” + “ов”) + “а”) - (([”кор”] + [владеть]) + [принадлежность (кому(чему)-то)]); (((”к” + “ор”) + “ов”) + “а”) - ((([”к”] + [совместное действие (работа) (мужиков) сопровождаемое криком]) + [владеть]) + [принадлежность (кому(чему)-то)]), - и на этом пока остановимся.

Мы получили следующие отдельные звуки и модуляции: “к”, “ор”, “ов”, “а”, - “к”-“ор”-“ов”-“а” -“корова”, -  все элементы, на которые мы в итоге разбили слово,  существовали уже в древнем языке. В смысле чего-то именно русского в них самих нет абсолютно, - русские в слове “корова” здесь только знания связи, которые мы в нём никогда не увидим и не услышим, они есть только в соответствующих (”русскоязычных”) сознаниях. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о древности самого слова “корова”, а значит и знания признака действительности, которому оно соответствует. (Проще говоря, корова у русскоязычных появилась очень давно.)

Значение “к” я здесь не раскрываю, потому как это достаточно ёмкое знание, а потому о нём подробно чуть дальше, здесь же,  в article “К”. Гораздо интереснее в этом плане две модуляции: “ор” и “ов”, - если последнюю мы запросто сможем разложить на “о” и “в”, то только не первую на “о” и “р”. И всё потому, что “о” и “в” в русском языке имеют самостоятельные значения, а “р” такого в нём не имеет.

Ещё раз, - при анализе слова в Языке, его можно раскладывать только до значащих элементов. Если в результате разложения хотя бы у одного из образующихся элементов нет собственного значения, то это значит само такое разложение выполнено неправильно, т.е. является невозможным. Проще говоря, нельзя раскладывать на звуки, которые собственных значений в языке не имеют.
 
Но дальше ещё интереснее, - оказывается, что и “ов” разложить на “о” и “в” невозможно, потому как невозможным становится объединение их значений [о] и [в]. Оба эти значения мы знаем, потому как они есть соответствующие знания, как и знаем, что объеденить их невозможно, потому как они являются знаниями (связей) принадлежности. Т.е. те знания связи, что есть в Языке не предполагают одновременного использования двух знаний связи, так сразу возникает одна из разновидностей двузначностей в языке, а это для Языка недопустимо.

 Но зато имеет значение сама модуляция “ов” как “о[В]”. Разница между значением самого звука “в” - [в] и значением соответствующей ему сути [В] в том, что значение первого задаётся невещественным знанием, а значение второй вещественной связью algoritm. Осознание этих значений наше Сознание делает совершенно по разному, впрочем тема эта больше о работе самого Сознания, а потому не здесь. А здесь вам достаточно знать, что значение любой сути в языке мы осознаём из знания совокупности значений её модуляций. Потому как они уже в качестве значений используют соответствующие знания, а уже из знания их совокупности мы формируем знание значения самой сути. (Кстати, по способу, которым формируется значение сути, оно получается у неё очень и очень общим, настолько, что можно утверждать, что таким образом его нет вовсе. А это и есть причина, по которой суть в Языке отдельно не используется.

Но там ещё интереснее! Звук “в” возникает в результате детализации древнего звука “(св)”, причём именно как суть [В]. А это значит, что отдельно он тогда не использовался, а если только в составе модуляций (объединений с гласными звуками). И первой такой модуляцией со значением [вода] несомненно была “[В]о” (”[В]а”, “[В]у”, - диалекты начинаются уже тогда). Модуляция же “о[В]” со значением [владеть] появляется значительно позднее и [вода] (точнее суть [В]) является его составной частью! Чтобы понять это, достаточно разобрать в соответствии с правилом ЛА такие слова как “власть” - {“[В]” ЛА “с”-””ть”}, или {“[В]” ЛА “дь-э”-“ть”} - “владеть”. Значение же [в] как соответствующее знание сформировалось гораздо позднее уже потому, что это было знание признака сознания, - сначала возникают знания признаков действительности, а уже за ними знания признаков сознания.

Проще говоря, согласные звуки (каждый) значили так много, что  отдельно использоваться в Языке не могли, только если их модуляции. А это значит, что “чистых” согласных звуков, какими мы знаем их сегодня, на этапе возникновения Языка не было и быть не могло. Они формируются позднее на основе звуковых составляющих модуляций. Но соответствующие значения заданные посредством связей algoritm у них безусловно были. Потому у того же [Р] значение [мужик(и)] присутствовало уже тогда, когда никакого “ор” - [совместная работа мужиков сопровождаемая криком] в Языке и в помине ещё не было.

(Кстати, не покупайтесь на абсолютно неверное предположение, что чем меньше само объединение, тем точнее будет его значение (меньше структура его значений), и уж тем более, если это звук. Всё обстоит именно с точностью до наоборот, - чем меньше объединение, тем неопределённей его значение (больше структура его значений), всё дело в математике, ничего личного. А звук это уже даже и не объединение, а структурная еденица знания звучания Языка. Вот эта обширность (структуры) значений самого звука и создаёт невозможность отдельного вообще его употребления в языке. Если только в составе объединений, которые сокращают таким образом область используемых значений звука в том или ином контексте и делают его там возможным к использованию. (Т.е. не дают возможности к возникновения в контексте многозначности, что недопустимо вообще в Языке.) Именно из-за собственной их многозначности сегодня мы не найдём примеров отдельного использования в русском языке звуков, например, “д”, “т”, “н”, “м”, и т.д.

Но звук звуку рознь, тем более их значения, потому как различны способы, которыми тот или иной звук в языке появился. И если те же “к”, “в”, “о” или “а” (все примеры я в продолжении темы привожу сейчас применительно только к “корова”,  с которого и начал) в русском языке существуют отдельно, то это значит, что они имеют в нём собственные значения. Только проблема в том, что сами эти значения зависят от контекстов, в которых соответствующие им слова употребляются.
А потому каждый раз притормаживайте, когда вас просят назвать значение того или иного слова, - прежде, чем ответить, просите вопрошающего уточнить сам тот контекст, в котором его интересует значениеэтого слова. В противном случае (по умолчанию) вам тогда следует рассказать всю структуру значений того или иного слова, а это, поверьте, очень и очень большое знание. (Чтобы понять, что значение “к”, когда он возник в русском языке, отличалось очень и очень сильно от его значения, что есть у него сегодня (т.е. в структуре его значений тогда и сегодня были совершенно разные знания), приведу следующий пример, - в русском языке все названия “домашних” животных начинаются с “к” : “корова”, “коза” (”козёл”), “кошка”, “курица”, “крыса”, (“конь”). А теперь решите сами, что это за знание тогда могло быть в структуре значений “к”, если и название дома “кол” и названия всех “домашних” животных тогда начинались именно с него. )   

Кстати, (ещё раз), - все те звуки в русском языке, что отдельно в нём употребляются, уже потому так употребляются, что имеют в нём собственные значения именно посредством соответствующих знаний, а не связей algoritm (как у тех, что отдельно не употребляются). Т.е., если слово мы определяем как “знание соответствия между знанием звучания и знанием признака”, то в первом случае это соответствие задаётся посредством знания, а это значит, что мы можем осознать его в процессе Осознания. Но не во втором случае, - там “осознание” происходит посредством Подсознания (связи algoritm), потому правильней будет сказать про его значение “я так чувствую”, но только не “я так знаю”.

Значения отдельных звуков в русском языке являются значениями различных видов принадлежности, потому как сами эти звуки таким образом служат для образования знаний связи  у соответствующих сочетаний в русском языке. Но в том числе свои такие значения звуки используют и в составе объединений (словах). Проще говоря, со временем многие устойчивые сочетания, где значением отдельных звуков было знание принадлежности, превратились уже в объединения. (Чтобы понять последнюю мысль приведу следующий пример, - было время, когда тот же “в” в русском языке одновременно соответствовал и [в] - значению (знанию) признака сознания (принадлежности) , и сути [В] - значению (знанию) признака действительности ([вода]). Именно тогда с “в” в русском языке были образованы объединения (слова) с обоими этими значениями, - звук был в них один, а значения у него были там уже разные. Поэтому, каждый раз, когда вы определяете значение того или иного объединения (слова), прежде определите правильные значения элементов из которых оно состоит. Потому как у созвучных элементов таких значений может быть совсем даже не одно. Напротив, обычной в Языке считается ситуация, когда у одного и того же слова именно не одно значение, а несколько, в то время как наличие у него одного только значения скорее является в Языке исключением, чем правилом.

Или абсолютно противоположный пример в русском языке, - слово “морда”, которое и сегодня имеет в русском языке два значения: [рыболовная снасть] и [передняя часть головы животного]. Само объединение “морда” в русском языке разделить, если и можно, то только на “морд” и “а”, - “морд-а” - [принадлежность ”морд”]. А значение это именно такое потому, что само “морд” сегодня в русском языке значения уже не имеет. Проще говоря, мы (русскоязычные) сегодня даже не представляем, чем это таким “морд” тогда было (каким было тогда его значение). А то, что оно именно было, и уж тем более мы тогда представляли его значение, говорит существование сегодня в том числе в русском языке огромного множества его производных, а “морд-а” лишь одно из них. Но, оказывается, знания одних только производных объединения (слова) вполне достаточно, чтобы установить значение их исходного объединения (слова), которого самого давно уже нет в языке. Для этого необходимо и достаточно только знать значения самих производных в том или ином языке, - а мы (русскоязычные) их так и знаем.

А именно, - значению слова “морд-а” - [принадлежность “морд”] сегодня в русском языке соответствуют значения [передняя часть головы животного] и [ловушка для рыбы]. С ловушкой всё понятно, - сделать морду мог только человек, а значит и была она принадлежностью человека, - всё сходится. Уже из этого можно сделать осторожное предположение, что в структуре значений “морд” тогда безусловно было знание “человек”. А вот с мордой, как с [передняя часть головы животного] чуть труднее. Но это, пока мы не вспомним, что само это значение [человек] и [животное] тогда мало чем отличались, если отличались вообще. Из чего следует, что значения [человек] и [животное] когда-то не существовали отдельно, а были одним и тем же значением. (Зачем далеко ходить, если ещё в прошлом тысячелетии животные привлекались судом и как обвиняемые, и как свидетели, в смысле считались столь же ответственными (читай - умными), как и Человек, из чего следует, что сами эти значения тогда не очень-то ещё и разделились.) А лицо морда, - “морд-а”, - несомненно является его принадлежностью.

Похоже, что морды были безусловно человеками, но уж очень и очень отличными от тех же русскоязычных. Потому как те воспринимали их в большей степени животными, нежели людьми, - чёткой  границы как таковой между животными и человеками тогда почти не было вовсе, процесс детализации исходного значения на [человек] и [животное] к моменту образования слова “морд” ещё не закончился. “Тогда” (контекст времени) в Языке полностью совпадает с существованием в Истории сейменско-турбинского феномена, он возникает чуть ранее трёх с половиной тысяч лет назад (от наших дней), глубоко в Сибири, оттуда проникает в Европу, оказывает колоссальное влияние на тогдашнюю жизнь всех её обитателей, но уже примерно через триста лет сходит на нет полностью. Кстати, это и есть причина, последующего исчезновения слова “морд” из русского языка, - нет признака действительности, нет употребления соответствующего ему слова в языке, со временем забывается и само его значение, и его звучание, - проще говоря, так слово постепенно потом “уходит” из языка.
 
Но только не его производные, - так никуда не делась как знание признака действительности ловушка для рыбы, она осталась и используется до сих пор, потому как очень уловистая и удобная. А с нею осталось и само слово “морда” с соответствующим значением. Никуда не делось и знание признака действительности “морда” как передняя часть головы животного, - они (морды) как были у животных, так с тех пор у них и остались. И такое, - это когда у одного знания звучания в Языке есть два, а обычно вообще несколько, разных значений, - вполне для него обычное явление. Ведь главное для Языка, чтобы сами эти значения в одном его контексте потом никогда не пересекались. (А [ловушка для рыбы] и [передняя часть головы животного] никогда и не пересекаются, а потому и существуют в русском языке у “морда” одновременно.)

Ещё раз, - с исчезновением признака действительности “морд”, через некоторое время происходит и исчезновение соответствующего ему звучания из языка. Проще говоря, так со временем сами носители языка забывают, что это слово вообще когда-то в их языке значило. Массово вообще в Языке подобное явление (”исчезновение” значений у слов)  происходит с накоплением некого критического числа знаний в самом Коллективном сознании, структуризация которых в свою очередь требует появления различного рода в нём правил (знаний связи).
Новые правила в Языке создаются именно для структуризации слов в Сознании (для лучшего их там удержания), а отнюдь не для сохранения состава значений тех слов, что в нём уже были. Потому как длина слов в Языке имеет ограничение и зависит от степени развития самого Сознания, потому как начиная с некоторой их длины оно просто не в состоянии помнить его всё в процессе осознания, и уж тем более все те знания, что следуют из его состава значений.

Проще говоря, с новыми правилами в языке человеки перестают понимать состав значений слов образованных ещё по старым правилам. Это особенно заметно на примере письменности, с ней даже звуки уже теряют собственные свои значения (настолько сами слова становятся уже длинными), т.е. они становятся буквами, и “прочитать” значения их объединений становится тогда уже просто невозможно. Потому ничего странного в том, что уже к появлению письменности русскоязычные абсолютно не только забыли значение слова “морд”, но и не могли “прочитать” самого его значения. Или, говоря другими словами, они уже не могли разделять это объединение на элементы.

Уже из самого факта такой “забывчивости” русскоязычных можно сделать вывод, что это слово возникло совсем не у них в языке, а было заимствовано ими одновременно с появлением у них самого этого (знания) признака действительности “морд”, которому оно и соответствовало. Т.е. уже на этом этапе в русском языке у этого объединения было своё собственное значение несколько отличное от того значения, что получалось из значений образующих его элементов.

Сегодня мы не знаем, каким оно было у русскоязычных на самом деле, но вполне можем его предполагать. Так у тех же предков удмуртов слову “морд” соответствовало значение [чужой человек], - мы знаем это точно по тому, что оно и сегодня ему соответствует. (Не совсем, - похоже сегодня в удмуртском языке не столько уже произошло, сколько ещё происходит разделение этого значения [чужой человек] на [чужой] и [человек], - во всяком случае именно существование этих двух столь разных значений у одного и того же слова “морд” (в современном удмуртском языке ему соответствует звучание “мурт”) доказывает, что когда оно в нём возникло, его значением было именно что [чужой человек].) В русском же языке, судя по значениям в нём производных этого слова, это безусловно тоже был человек, но очень при этом нехороший, почти как зверь. (Или то же самое, но уже несколько по научному, - в структуре значений русского слова “морд” безусловно присутствует знание “человек”, но и в том числе присутствуют такие знания, которые делают значение самого этого слова в русском языке весьма негативным в отличии от его же значения в удмуртского языке, где оно просто [чужой (человек)].) 
Чтобы убедиться, что слово “морд” в русском языке уже не имело значения состава (значений его элементов и связи между ними), а имело только собственное значение целиком, разложим его на составные: “морд” - (“м” - “орд”). Если с “м” всё понятно, этот звук возникает ещё в древнем языке в значении [принадлежащий мне, говорящему] и практически без изменения самого его значения переходит потом во все языки, то только не с “орд”, - не было такого объединения в русском языке до начала прошлого тысячелетия. Т.е. “дистанция” между словом “морд” и “орд” в русском языке почти три тысячи лет! Значит было время, когда одно уже из языка давно исчезло, а другое ещё не появилось вовсе. (Думать сегодня иначе, это как считать, что внук безусловно мог однажды родить своего дедушку.) 
 
Это следует из того знания, - и это мы знаем абсолютно точно, - что слово “орд” появилось в русском языке во время монголотатарского нашествия, т.е. менее тысячи лет назад. И именно уже как целиком и полностью заимствованное слово, - т.е. никакого состава значений в русском языке оно не имело, а имело значение лишь само это объединение (слово, - в нашем случае “орд”) целиком.

И здесь интересно, - похоже, что на тот момент (когда русскоязычные узнали само это слово), детализация значения “орд” в языке, где оно и возникло, не прошла ещё до конца. Потому оно могло тогда в нём в зависимости от контекста значить или место, или людей, которые на этом самом месте были, или и то и другое вместе (ну, кочевали тогда монголотатары, не сиделось им на одном месте, - где были они, там было и их место, - т.е. разделение (детализация) самого этого признака действительности у них ещё не произошло, тем более чтоб могло произойти разделение (детализация) соответствовавшего ему значения).

Отсюда все те трудности, что возникают сегодня при попытке уточнить само его значение. В любом случае, даже предположение, что у монголотатар оно могло в том числе тогда значить [шатёр], свидетельствует только о том, что не могли русскоязычные знать (иметь в своём языке) это слово ещё за почти три тысячи лет до пришествия самих монголотатар, - ну не могло быть тогда ещё у них ни знания “организованная группа людей под управлением мужиков”, потому как управления как такового тогда не было вообще, ни знания “шатёр”, потому как самого шатра ещё не было. Ещё раз, - сами знания этих признаков действительности у русскоязычных тогда просто ещё отсутствовали, чтобы им самим уже соответствовали некие знания звучания. Потому как сначала появляются знания признаков, а уже затем соответствующие им в языке знания звучания.

С монголотатарами более-менее всё понятно, - к тому времени народы безусловно уже были разными, потому как в своих коллективах имели в том числе и разные (большей частью искусственные) признаки действительности (т.е. такие, каких не могло быть в других коллективах), а значит имели и разные слова в своих языках для их обозначения. Добавьте сюда ещё и разные у них знания связи, то станет вполне понятно, что ситуация вроде той, что приключилась с “орд”, тогда уже была достаточно типичная. Проще говоря, уже тем более тогда люди плохо понимали, если вообще понимали, языки друг друга.

Но именно по этим же причинам ничего такого никак не могло быть более чем три с половиной тысячи лет назад, когда русскоязычные собственно и узнали слово “морд”. Потому как, безусловно, разные признаки действительности, как и разные знания связи у разных народов в их языках тогда уже были, но только не в таком количестве, чтобы люди, чьи языки восходили к до того единому древнему языку,  ещё не могли понимать друг друга. Потому я абсолютно уверен, что те же русскоязычные прекрасно тогда понимали значение слова “морд” в том числе и в соответствии с составом его значений. Проблема в том, что, как я уже заметил, у тогдашних народов к тому времени накопились очень разные по количеству и тем более по “качеству” знания. Проще говоря, вот из-за этой-то разницы в знаниях, что у них уже были, сами значения даже похожих по звучанию слов они уже тогда понимали очень и очень по разному, отсюда и вся та история, что произошла потом с “морд. (Например, то же “кол” - [дом] приходит из древнего языка в русский язык в значении [кол], а в английский уже в значении [звать]. Из этого следует, что так использовали они абсолютно разные знания из структуры значения некогда общего для них слова.)

Чтобы понять, что именно тогда произошло в русском языке, необходимо знать значение объединения “морд” ещё в древнем языке. Потому как в русском языке само такое объединение сегодня не сохранилось, то значит “прочитать” само это значение мы в нём уже не сможем (в смысле отдельные части объединения значений в русском языке уже не имеют, а будь это иначе, то и само объединение до сих пор бы тогда присутствовало в языке), а коли так, то мы воспользуемся для определения его значения уже тем языком, где оно безусловно ещё есть.

Я уже говорил, что значением “морд” (”морт”, “мурт”, “мурд”) в удмуртском языке является [чужой человек], и в нём его разделить вполне возможно. В результате его разделения мы получаем устойчивое сочетание {“м” - “урт”}, которое безусловно в удмуртском Языке имеет сегодня значение. “М” в сочетании, это суть [М] из древнего языка в значении [принадлежащий мне, говорящему], а “урт”, это именно уже удмуртское объединение, и значением его в удмуртском языке является [дух]. (Последнее утверждение поясню, - звук “м” с этим его значением возник в древнем языке, а потом почти без изменений вошёл во все другие языки, которые возникли на его основе. Объединение “урт” с этим его значением возникает именно уже в удмуртском языке и нигде больше, т.е. его больше нигде и ни в каких языках нет, потому оно и удмуртское.) 

[Дух], это вовсе даже не [человек] и не [животное], потому как в структуре значений самого этого слова “урт”, которому оно соответствует, есть такие знания, каких просто не может быть в структуре значений слов “человек” и “животное” (”зверь”). Проще говоря, дух это вовсе и не человек, и не зверь, а нечто совсем уже другое. Чтобы понять, что это другое из себя представляет (в смысле какие знания присутствуют в структуре значения “урт”), необходимо продолжить разделение “урт” (“орд”) дальше.

Всего возможны два варианта разложения объединения “орд” : (”о” - “рд”) и (”ор” - “д”). Не вдаваясь в подробности, здесь они сейчас не нужны, замечу лишь только, что второе вряд-ли в древнем языке могло иметь значение. Потому как в соответствии с конструкцией (знаниями связей древнего языка) самого этого сочетания “д” в нём так получается лишь одной из возможностей “ор”. А такого быть просто не может, если вспомнить, что в структуре значений “д”, когда он возник в Языке, были вообще все те знания, что тогда уже были и которые относились к коллективу (д), в том числе и “р” (”мужики”) было одним из них. Т.е. думать, что совокупность знаний “д” может быть одной из возможностей совокупности знаний “р”, это как считать, что множество может содержаться в его подмножестве, а это неверно (разве только за исключенего крайнего случая, когда множество и подмножество совпадают). Как я уже здесь говорил, по причине своей многозначности “д” не мог и не использовался в Языке отдельно, а использовался только уже начиная с его модуляций (объединений с гласными звуками), которые таким образом сужали саму возможную область значений “д” и так сами были уже возможны к использованию в Языке.

(Если быть более точным, значением устойчивого сочетания {”ор”- “д”} было бы тогда [[совместная работа мужиков коллектива сопровождаемая громким криком] - [“д” ([коллектив] как одна из возможностей значения “ор”)]].  Само такое сочетание воспринималось бы тогда аналогично сегодняшнему {(мой) папа из моей семьи}, потому как сам папа, - и мы это знаем, - это уже и есть моя семья. Т.е. в первом сочетании “д” избыточен так же, как  и “моей семьи” во втором (потому как обе части этих объединений в структурах своих значений имеют одинаковые знания, а это и есть их избыточность в самом объединении, - повторять дважды одно и то же знание в речи, значит усложнять так сам язык, т.е. делать таким образом его очень и очень неудобным).

Таким образом из двух вообще возможных вариантов разделения “орд” в древнем языке значение в нём было только у “о-рд”, разберём же его. Значение “о”, как и вообще любого звука использовавшегося отдельно в древнем языке, это одно из значений принадлежности. Этого знания сейчас нам вполне достаточно, чтобы не разбирать здесь его дальше. Гораздо важнее нам сейчас представлять значение объединения “рд”, где “д” является одной из возможностей “р”. Зная их значения: “д” - [коллектив], “р” - [мужики], легко “прочитать” значение самого объединения “рд”, -  [”д” как одна из возможностей “р”]. Но, как мы уже здесь выяснили, такое объединение возможно, если только сами “д” и “р” полностью совпадают. А это значит, что значением “рд” было таким образом [коллектив мужиков]. Проще говоря, такое объединение в древнем языке могло соответствовать (и соответствовало) исключительно коллективам состоявшим из одних только мужиков. (”Зеркальное” же объединение “др” в древнем языке значение уже безусловно имело, потому как значением его было [”р” как одна из возможностей “д], или по другому - [мужики коллектива]. Впрочем об этом здесь же (в этой же книге), но чуть дальше.)

Но само это знание нам пока не даёт ровным счётом ничего, потому как контекст древнего языка очень даже отличался от контекстов языков, которые возникли на его основе. Тем более отличались и сами эти языки промеж собой. Проще говоря, структура значений “рд” в этих языках могла быть (и была) уже тогда очень и очень разная, в смысле в разных языках это были разные совокупности знаний. Попробуем же определить разность структур значений в разных языках по значению не самих объединений “рд”, а их производного объединения “орд” в разных языках. И здесь начинается интересное.

Ну, с языками, где оно и возникло, в принципе всё ясно, - оно в них сохранилось с тех самых времен (существования сейменско-турбинского феномена) и до монголотатарского потом нашествия в тех же самых значениях, - [человеки под управлением мужчин и место, где они есть] (потому как всё это время носители древних языков оставались кочевниками). А, если процесс детализации самого этого значения тогда уже у них в языках и начался, то, во всяком случае, он точно тогда ещё и не закончился. (Саму структуру значений в тех языках мы сейчас рассматривать не будем, потому как предметом интереса данной статьи является именно русский язык.) 

В удмуртском языке [коллектив мужиков] соответствует [дух], - почему? Чтобы понять это, следует определить каким именно было знание “коллектив” тогда для предков удмуртов. (Знание “мужики” для них безусловно было очевидно, и было как у всех, а потому здесь и не рассматривается.) Самым первым знанием, которое впоследствии и определяло вообще сам Коллектив, было тогда совместное занятие его членов передачей друг другу генетической информации. Проще говоря, сама такая передача была тогда единственно возможным признаком совместности для условия существования Коллектива вообще.

Уже тогда предки удмуртов имели о ней соответствующие знания, чтобы представлять, что существование коллектива исключительно из одних только мужиков невозможно. Даже, полагали они, если мужики и будут при этом передавать генетическую информацию друг другу, то принять им её все равно не получится. Но факт оставался фактом, в лице представителей “рд” они видели коллектив именно только из мужчин, а значит он безусловно был. Т.е. с их точки зрения (с их знаний, что у них тогда вообще уже были), если бы это был коллектив человеков, то он давно бы уже исчез. А коли он не исчез, а до сих пор был, то из этого следовало, что это коллектив вовсе не человеков, а духов, которые сами вечны и абсолютно не нуждаются в процессе передачи друг другу генетической информации, чтобы существовать как коллектив, потому как для этого им достаточно просто быть вместе.

Ещё раз, - разница в знаниях в структурах значений “рд” в удмуртском языке и языках, где оно и возникло, приводит к появлению у предков удмуртов для этого объединения значения [дух]. Более того, с этим значением дальнейшее его разделение в удмуртском языке было невозможно, из чего следует, что оно было заимствовано туда уже именно как объединение “рд”, а вовсе не возникло в нём.

(Кстати, с учётом вышеизложенных знаний, значением “морд” в удмуртском языке являлось тогда [принадлежащий мне, говорящему, дух], - уже из этого значения много чего следует. Ещё больше следует из производных “урт” существующих и сегодня в удмуртском языке, здесь я отмечу лишь самые главные знания признаков действительности, что так повлияли на них самих и их язык. 

Удмурты находили морд(ов) (муртов) родственными себе, потому у них и сложились с ними неплохие отношения. Мурты обогатили знаниями как самих удмуртов, так и их язык. Безусловно, на отсталых удмуртов напоминавших тогда больше говорящих обезьян, нежели сегодняшних человеков, произвели неизгладимое впечатление как сами мурты, сплошь увешанные бронзовыми украшениями и бронзовым же оружием, которую удмурты тогда вовсе и не знали, но и сами их кони (вспоминаем из Истории аналогичный случай, - это когда индейцы принимали испанских конкистадоров за богов только потому, что те были уже на конях, которых они до этого не знали вообще). Позднее, уже в процессе совместного с ними определённого времени проживания, значение “морд” трасформируется у удмуртов со значения [принадлежащий мне, говорящему, дух] в [чужой человек], - похоже, что необходимые для этого соответствующие знания к тому времени они уже получили.

А что с русским языком? Оказывается, к русскоязычным объединение “морд” попадает уже целиком и с собственным значением (которого самого мы сегодня не знаем, - в русском языке такого слова давно уже нет, - а можем лишь предполагать его значение у русскоязычных по существующим в нём и сегодня его производным). Потому правильно будет рассматривать не само значение объединения, которого в русском языке всё равно сегодня нет, а то ничего, что от него осталось, т.е. именно факт его сегодня отсутствия в русском языке. 

Ещё раз, - из ничего чего-то узнать невозможно, а вот из самого знания факта существования этого ничего кое-что узнать уже безусловно возможно.

Значением объединения “рд” в древнем языке было [коллектив мужиков], и русскоязычные безусловно его знали. Но, коли оно отсутствовало в русском языке, то это значит, что было оно в нём невозможным. А невозможным его в языке делало ни само знание звучания, ни знание связи, а именно что знание признака действительности, которому оно соотвествовало. Потому как с той структурой значений (совокупностью знаний), что была у русскоязычных у звука “д”, объединение “рд” могло соответствовать именно тому коллективу, члены которого только тем и занимались, что передавали друг другу генетическую информацию. А это, - вспоминаем удмуртов, - было невозможное для них объединение и как слово в Языке, и как коллектив в Действительности. Т.е. в отличии от тех же монголотатар не было у них в структуре значений объединения “рд” знания с возможностью совместно заниматься не только передачей генетической информации, но и чем-то ещё другим (управлением, например).  (Проще говоря, тогдашнее объединение “рд” для русскоязычных своим значением представляло нечто в Действительности совсем уже невозможное, примерно как “горячий снег”, “сухая вода”, “гора ветра”, и т.д. сегодня,  потому как предполагало в себе взаимоисключающие знания.)

(Кстати, уже из этих знаний мы можем судить, что сейменско-турбинский феномен потому состоялся тогда, что представители его не тратили так много усилий и времени на сами кочёвки, как это делали предки всех прочих народов. Таким образом они накопили к тому времени достаточно уже знаний, а с ними и соответствующих ресурсов (сознаний в основном), чтобы однажды начать свою экспансию на Запад (выйти в зону лесостепей и южнее им помешали предки тюркских народов, которые к тому времени были уже достаточно развиты и гораздо более организованы, чем сами морды). Проблема же в том, что в самой этой экспансии с их стороны участвовали именно мужские коллективы, судьба которых изначально была предопределена, - со временем они в любом случае вынуждены были бы или полностью исчезнуть, или ассимилировать среди местных аборигенов, что впрочем было для них одним и тем же финалом, - полным потом исчезновением.)

Как не было в русском языке объединения “рд”, то уж тем более не могло быть в нём и его производных, в нашем случае “орд”. Потому “морд” появляется в нём уже как объединение со своим конкретным значением, а именно [(очень плохой, почти как зверь) человек]. А уже от этого объединения, а значит и его значения, происходят в русском языке всё последующие его производные. Обращаю внимание, что в отличие от тех же предков удмуртов, у русскоязычных тогда было уже достаточно знаний, чтобы не считать морд(ов) богами (духами). Более того, из самого этого значения и значений производных объединения “морд” в русском языке следует, что отношения между ними и мордами были тогда очень и очень плохими.

(Кстати, похожие отношение у мордов сложились не только с русскоязычными, а и со всеми прочими европейскими народами. Это следует уже из существования у них в языках объединения “морд” в значениях [смерть], [убийство], и т.д. Причём в структуре значений этого объединения присутствовало знание “человек (с косой, как оружием, - у представителей сейменско-турбинского феномена такие были)”. Проще говоря, под смертью тогда понимали именно вооружённого морда, у которого была скверная привычка, - убивать при встрече всех, кто был не из его коллектива.) 

Именно по этой же причине невозможно разделить “морд” в русском языке как “мо-рд”, - при таком разделении возникает объединение “рд”, а его, как только что мы разобрали, в русском языке никогда не было, потому пропускаем. Как не может быть в нём и разделения “мор-д”, потому как “д” отдельно в русском языке ничего не значило (или,  наоборот, значило вообще всё, а это есть одно и то же) и тоже пропускаем. Всё проверили? Есть ещё разделения? Кажись нет, - подведём итог. 

 Из всего этого мы делаем вывод, что слово “морд” было заимствовано в русский язык именно как объединение с соответствующим ему значением [человек (очень плохой, почти как зверь)], но само оно в нём потом не сохранилось, а если только в составе его производных (объединений с ним) : “морда” (в двух значениях), - [передняя часть головы животного] и [ловушка для рыбы], “мордки”,  - [денежный эквивалент в виде шкурок меховых животных], “смерд” - [раб], “смерть” - [убиение], “смердить” - [вонять], и т.д.

(Кстати, господа Мордюковы, Мордашковы, Маргасовы, Мордасовы, и пр., а также Мордвиновы и иже с ними вся прочая мордва, - значение “морд”, посредством которого образованы все ваши фамилии, знаменует собой огромный пласт Истории “русскоязычных” народов (с тех пор, как оно возникло, из того ещё русского языка выделилось потом помимо самого русского языка много ещё каких языков). Потому как возникли эти ваши фамилии из прозвищ, которые сами появились в русском языке именно в то самое время, т.е. три с половиной тысячи лет тому назад, когда на территорию Восточной Европы (Русской равнины) пришли эти самые морды, а вместе с ними и слово “морд” в русский язык. Потому забудьте все эти байки недалёких умом лингвистиков про некие морды зверей в ваших фамилиях, - когда сами морды (которые человеки) уже были, как и эти ваши прозвища, переднюю часть головы зверей так тогда никто ещё и не называл, - и ведите свою родословную правильно.

Более того, в Европе пожалуй нет сегодня такого языка, где так или иначе это объединение бы не участвовало. Подчёркиваю, именно само объединение целиком во всех этих языках является заимствованным, т.е. на значимые объединения оно разделено в них быть не может. Впрочем это отдельная книга этой серии, а потому об это не сейчас и не здесь.)

Это сейчас была всего-лишь вступительная часть главы “Пример анализа в русском языке”, потому как настоящий пример он только ещё будет. В смысле так я рассказал лишь сами правила анализа Языка, а дальше покажу как следует использовать их на практике. А пока для лучшего их закрепления, напоследок повторю их ещё раз.



 
- После разбивки объединения на значимые элементы, следует убедиться, что для того, чтобы это было действительно объединение, между получившимися частями должны тогда существовать соответствующие знания связи. (Если предварительная разбивка была неправильной, таких знаний связи вы не найдёте.)

- Затем проверить, насколько знание признака, которому соответствует данное объединение, соответствует в свою очередь тому его значению, что получается из значений составляющих его частей и знания связи между ними. Если это так, то все нормально, значит саму разбивку перед этим мы сделали правильно.

(Например, “самолёт”, - “сам” и “лёт” (“о” в соответствии со знанием связи собственного значения здесь не имеет). Из значения его частей следует, - [[сам] и [способность летать] (как одна из возможностей “сам”). Значение “сам” - “с-ам” - [принадлежность (с) действия меня, говорящего]. (Значениями модуляций с гласными звуком перед сутями являются соответствующие действия: “ор” - [действие мужиков], “ур” - [действие отдельного мужика], “ад” - [действия членов коллектива (д)]  (по передаче генетической информации, - а чем тогда ещё можно было заниматься в коллективе?), “ам” (”эм”) - [действия (мои)], и т.д.) 
 
Уточним тогдашнее значение [способность летать], - [способность к быстрому ходу, подвижность]. Потому как значением того же “слетать” раньше было вовсе не [переместиться по воздуху куда-то], а именно что [быстро переместиться куда-то]. Это со временем, с появлением самой такой возможности перемещаться именно по воздуху, да ещё быстро, знание “по воздуху” в структуре значений этого слова становится обязательным. Потому ничего странного не было бы в том, что для переправы на другой берег реки нам бы во времена, когда о самолётах даже думать ещё не могли, приготовили бы именно самолёт. Потому как плот, которым он и был на самом деле, являлся тогда одним из значений (признаков действительности) тогдашнего слова “самолёт”.

Уже из последнего примера видно, насколько важно для анализа языка знание самого контекста, где то или иное слово используется. Тем более, если само звучание слова возникает раньше, чем знание признака действительности, которому оно впоследствии начинает соответствовать. Изменяется всё, - контекст, слова (знания звучания, значения, связи), мы сами как форма Жизни (а с нею и наше Сознание),   - потому как постоянно накапливаются всё новые и новые знания. Потому как все они так или иначе входят в состав соответствующих структур. Но, безусловно, есть и нечто такое, что уже никогда не изменится, - это то, что однажды уже случилось. А потому и сами знания, и Сознание, мы можем считать относительно самого контекста неизменными. Так, в том же слове “власть” относительно контекста в котором оно возникло было [вода], в то время, как относительно сегодняшнего контекста в нём его и близко нету.
 
Здесь, в качестве примера анализа в русском языке, я разбираю объединения образованные на основе модуляции древнего языка “уд”. Точнее её русскоязычной версии “удь”. Мне было интересно посмотреть, как с появлением новых звуков в русском языке, происходит одновременное образование с ними и с “удь” новых объединений.  Ведь из самих таких знаний мы можем много чего узнать, тем более, что многие эти объединения сегодня в русском языке ещё существуют и их значения безусловно известны. По другому говоря, так как этот процесс (появление новых звуков в языке) растянут во времени, то это будет уже пример анализа русского языка в динамике (процессе), когда появляются всё в большем количестве новые знания признаков, а с ними меняется и звуковой состав языка, и знания в нём связи, - проще говоря, когда одновременно меняется сам язык. А, чтобы вам было понятней, как я это вообще делаю, сам анализ я разбил на соответствующие части, которые и озаглавил.
Ещё раз, я мог выбрать любое другое объединение (модуляцию), -  “ун”, “ак”, “ай”, “ду”, “ла”, “ль”, и т.д, - они все интересны, о всех есть, что рассказать. Просто всго в одной книге никак не расскажешь, а выбрать что-то надо было обязательно, вот я и выбрал “уд”. Ну, что? - Начнём!