31

Нет слов, или запретные мысли анархиста.
ПОНЯТИЯ ЕРЕТИК, ВРАГ НАРОДА И ЭКСТРЕМИСТ

    А задумывались ли вы когда-нибудь, почему в средневековье простых разбойников быстро вешали, а еретиков медленно сжигали? Я думаю так: разбойник с большой дороги – это преступник, который опасен в основном низшим слоям общества, неспособных позволить себе достаточную охрану. А вот с еретиком два варианта. Первый: еретик – это тот, кто верует неправильно, и в связи с этим его душа попадёт в ад, а его надо от этого спасти, и исключительно из благих намерений в отношении него предпринимаются неприятные для него
действия. Второй вариант: еретик – это человек, который пошёл против доминирующей в то время формы власти. Т.е. это иноверец/инакомыслящий человек, отклоняющийся от программы, на которой держался авторитет церкви. К разбойнику у неё личных счётов не так много, а вот тот, кто покушается на монополию её власти – личный враг.
    Есть так же и такой момент: все люди не могут податься в разбойники. Разбойник – это паразит, который живёт за счёт не паразитов. А если все станут разбойниками, то не на ком паразитировать будет. И тогда всё общество коллапсирует, и понимая это, оно на такое не пойдёт. Да и не все способны быть разбойниками – для этого сильным надо быть, а большинство людей слабые. А вот с ересью иное дело: один подавшийся в неё может за собой повести других, и за ним может пойти всё общество. И тогда оно может принять какую-то другую веру, и будет жить дальше, и будет кого-то кормить, но только уже не тех, кто процветал за его счёт раньше. А это у церкви есть мотивация пресекать куда жёстче, чем какое-то разбойничество. Болезненная смерть есть средство запугивания потенциальных идейных противников. Кто-то запугивает стволом, кто-то бомбой, а кто-то мучительной казнью. У кого что есть в арсенале, тот то в ход и пускает.
    И ещё один нюанс: тот, чья политика построена на правде, не так боится критики, потому, что на любую клевету найдётся своё опровержение. А у кого она построена на лжи, там всё держится до первого грамотного разоблачения. И потому естественная необходимость сохранения стабильности такого положения – страх расправы над разоблачителем, который заставит молчать потенциальных противников.
    Я оставляю читателю выбирать между этими двумя вариантами, кто такой еретик – грешник или диссидент, а для тех, кто любит думать своей головой, а не чтобы система за него всё решала, предлагаю немного поразмышлять.
    Во втором варианте получается, что церковь обогащается за счёт народа. А соответственно народ должен быть вроде бы потенциально не заинтересованными в этом. Но на практике всё получается наоборот – целая толпа готова кричать «Да здравствует святая инквизиция!». Возникает вопрос: в чём секрет?
    Дело в том, что, когда люди строят своё счастье на той лжи, которую плетёт власть, они инстинктивно поддерживают законы, жёстко ограничивающие свободу слова. Ибо, если будет свобода задавать вопросы, на которые нет вразумительных ответов, может рухнуть всё то счастье, которое они себе свили. И потому всегда готовы поддержать ту власть в её преследовании инакомыслящих. Главное только найти убедительное оправдание.
    Оправдание находится в понятии «еретик». Еретик – это тот, кто катится в ад сам и тащит за собой других. И тогда все сбитые им с истинного пути души будут после смерти вечно гореть в аду, вместо того, чтобы блаженствовать в раю. Так что такой деятель получается куда хуже какого-то там разбойника, который всего лишь какую-то бренную жизнь пресекает, ускоряя переход для каждого туда, куда он заслуживает. Вот отсюда и политика «Можно простить что угодно, кроме ереси!». И отсюда менталитет общества, в рамках которого даже самые добрейшие люди, готовые поделиться последней крошкой хлеба с нищим, требуют не давать никакой пощады ереси: если ты еретик – тебя на костёр.
    Т.о., тактика идейной войны с инакомыслящими получается такой: берутся вещи, которые представляют опасность для системы власти, и вещи, которые вызывают всеобщее негодование, и объединяются в одну формулировку. Разница в понимании конформистского большинства всячески размывается, и подход к ней заболванивается до уровня «…ересь она и есть ересь, чего тут думать – страшнее ереси ничего нет!».
    Характерный атрибут такой системы – оправдания пыток в процессе следствия. Потому, что иначе вину обвиняемого в такой ситуации доказать будет невозможно. Ведь, если ему будут предъявлять, что он тащит чьи-то души в ад, он будет спрашивать, где доказательства. А доказательств нет, и тогда его придётся осуждать без доказательств, а это может посеять сомнения в какой-то части толпы, а такого допускать нельзя. Поэтому его нужно пытать, чтобы он сдался и захотел согласиться, и на суде признавал свою вину и раскаивался. А если он вдруг на суде пойдёт в отказ, суд прервётся, и снова следствие вернётся к пыткам, и так будет продолжаться до тех пор, пока не всё пройдёт, как надо. Вот тогда сомнений у толпы не будет –  как только он начнёт кивать головой в ответ на все обвинения, у конформистского большинства не останется никаких вопросов.
    Второй тоже атрибут состоявшейся системы – режим, при котором политика запугивания носит не только физический фактор, а рассчитана ещё и на некоторое моральное воздействие. Если ты критикуешь церковь (доказываешь, что земля вертится, или ещё что-то, идущее в разрез с её учением), никто тебя поддерживать не будет. Не будет тех, кто молчит, но подпольно тебя считает героем, и ты это знаешь. От тебя все должны откреститься и искренне осудить, и когда тебя повезут на казнь. Тебя будут обкидывать помоями и подкладывать вязанки тебе в костёр. Так что, когда тебя будут ломать пытками, тебе не на чью моральную поддержку не должно приходиться, только на самого себя.
    Поскольку никакая ложь вечно не бывает, но желание людей быть обманутыми никогда не прекращается, то на смену одной лжи придёт другая. И она будет ругать ту ложь, которая была до неё, но применять те же самые методы. Можно попробовать новое обвинение, например, «враг народа».
    Враг народа – это может быть, вражеский шпион и диверсант, несущий для общества большую опасность, чем серийный маньяк-убийца. А может, просто инакомыслящий, усомнившийся в непогрешимости великого вождя. Разделять не желательно. Потому, что, если предусмотреть разные понятия, не получится оправдывать политический террор. А вот когда этим словом обозначаются страшные вещи, вызывающие всеобщее осуждение, да ещё и не всем понятно, где проходит чёткая грань между одним и другим, вот тогда толпу можно заставить думать «враг народа – он и есть враг народа!».
    Отношение к политическому осуждённому получится хуже, чем к обычному уголовнику, и обществу вообще должно быть не интересно, чем конкретно он не угодил системе. «Система ошибок не делает», а кто сомневается – идейный враг (всего народа, конечно)».
    Поскольку сознание масс, каким бы конформистским оно не было, всё же не настолько глупо, чтобы наступать на одни и те же грабли по-одинаковому, когда формулировка «враг народа» со временем подутратит актуальность (если не для всех, то для многих), ей на смену можно попробовать что-то новенькое. Например, формулировку «экстремист».
    Использовать примерно так: взорвал кучу людей в общественном транспорте – экстремист; написал протестующую статью против ограничения свободы слова – экстремист тоже. Разница должна быть вроде как не важна. За счёт чего это должно работать? Не должно быть чёткого определения, что такое экстремизм. Зато сразу должна идти куча законов, во всей красе расписывающая, что должно считаться экстремизмом. Среди них: попытка силового решения вопросов с властями, нежелание идти на переговоры и решать что-то законным методом, и призывы к подобным действиям. Попытка сеять бунтарские настроения. А также: нарушение чьих-то прав в результате таких действий, разжигание всяких раздоров, пропаганда всяких нацистских, людоедских, сатанинских, и прочих идеологий, которые у любого нормального человека должны вызывать однозначное осуждение. И чем больше перечисление всех бед, которые причисляются к экстремизму, тем у большего количества людей возникнет вывод: «В общем, экстремизм – это очень страшно». И только нет самого определения понятия «экстремизм», на основе которого можно судить, что правильно в закон под таковым понятием записывать, а что нет.
   Если определения нет, тогда эффект запросто может быть примерно следующий. Есть огромное количество людей, которым не нужно никакое определение – они закон прочитали, и считают, что этого достаточно. А что им ещё должно быть нужно – там всё прописано, какие действия можно, а какие нет, о чём им ещё размышлять? А вот властям между тем (традиционно), допустим, нужно злоупотреблять своими полномочиями в целях собственного благополучия и в ущерб правам и свободам всех остальных. И вот они гнут свою линию, а кто не согласен, тому говорится, что он может добиваться изменений в установленном порядке. Только вот порядок специально установлен такой, чтобы никаких изменений реально было добиться нельзя. И тогда люди от безысходности идут на демонстрации протеста, а на них спускают полицию, которая разгоняет их дубинками. Возникает вопрос: кто тут экстремист – кто тут не идёт на переговоры и разговаривает языком оружия? «Экстремисты – демонстранты! – отвечают власти, – Что значит почему? Они нарушили порядок! Они не повиновались требованию подчиниться! Мы имели право применить силу…», и поддерживающий власть контингент за ними вторит: «Конечно, имели! Ведь в законе ясно написано: экстремизм – попытка сеять бунтарские настроения. Вот они этим занимались на своих митингах – значит, применить силу к ним имели право. И ещё бы не должны иметь право, ведь экстремист – это ещё и нацист, расист, людоед, сатанист, пожиратель пионеров и колдун, значит, надо их давить в зародыше…».
    Куда ведут всех рассуждающие так люди? Наверное, туда, куда их самих ведут те, кто управляет их умами.  Те-то уже, наверное, давно ждут не дождутся того момента, когда технологии дойдут до такого уровня, при котором людям можно будет чип в голову вживлять, делающий их мысли и действия подконтрольными. Чтобы можно было вмешиваться напрямую в работу его мозга, и реализовывать там свою волю прямо там. И чтобы общество приняло такой порядок, как раз и нужна поддержка этой породы. И везде, где есть те, кто своё нежелание соображать ставит выше прав и свобод тех, преследование которых поддерживает, общество пребывает в благоприятном для такого перехода режиме.
    И тогда уже, чтобы кого-то наказать за попытку отстоять адекватное понимание своего человеческого достоинства, наверное, даже и не надо будет ни за кем выезжать – достаточно будет просто активировать соответствующие команды в его чипе. А на смену обвинению «экстремист», наверное, придёт что-то новое. Например, «хакер»: взломал систему управления самолетом и обрушил его на жилой дом – хакер. Взломал свой чип, чтобы не быть рабом системы – тоже хакер. Разница принципиально будет конечно же не нужна.
     Вся суть этих явлений всегда одинакова: идёшь против воли власти – тебя ждёт преследование. Форма обвинений может меняться, суть всегда остаётся: пока у власти люди, которым, чтобы стало хорошо, другим должно стать плохо, если ты не готов мириться с тем, чтобы тебе было плохо – тебя будут обвинять во всём самом страшном, что смогут изобрести. Пока вокруг будут пролы, готовые кричать «Да здравствует святая инквизиция!».