Наташа

Я столько рассказывала о ней своим друзьям, знакомым и родным, что подумала: пора бы это всё записать, чтобы не повторяться. И чтобы подтвердить авторство её шуток и экспромтов. Она никогда не говорила: «Надо жить весело». Но возле неё всем становилось легко и куда-то на время улетучивались проблемы и заботы.
Мы работали вместе в издательстве, сидели в одном кабинете. После работы ей нужно было возвращаться домой на метро, а мне на троллейбусе до электрички. И наши сослуживцы недоумевали, видя, что мы на полпути к остановке стоим и всё говорим и говорим, и никак не можем расстаться. Или хохочем, пугая прохожих.
Она как-то раз напросилась со мной на занятия в Литинститут. Лекция по зарубежной литературе. Преподаватель, обращаясь к аудитории:
- Вы Камю читали?
Наташа не замедлила:
- Нет, я только пила!
Читала, конечно, читала! Но не смогла удержать свой острый язычок. Наташа много читала. Она любила цитировать французского поэта XVI века Жоашена Дю Белле:
Кто поклонился мне, тому отвечу дважды.
Но мне не нужен тот, кому не нужен я.
Только вместо «поклонился» говорила «улыбнулся».
Ещё до начала перестройки издательство организовало для своих сотрудников недельную поездку в Болгарию, к морю. Но с деньгами была проблема – разрешили поменять только какую-то ничтожную сумму. Опытные путешественники советовали: «Берите кофе растворимый, копчёную колбасу, водку». И правда – как только сошли с поезда, нас, незагорелых, безошибочно хватали за руки болгары: «Кофе есть? Что есть?» Мгновенный обмен на левы. И всё равно этого было мало, хотелось привезти из поездки какие-то сувениры, подарочки. И вот мы валяемся на пляже, жарко, вокруг зазывно предлагают свой товар продавцы мороженого, пива, прохладительных напитков. Немцы, югославы, что отдыхают рядом, всё это покупают. А мы только набираем бесплатный загар. Наталья встаёт и направляется к отелю.

- Наташ, ты куда?
- Пойду почитаю, как на Западе негров унижают.
Высокая, статная кареглазая шатенка. Это потом она пополнела, но и когда мы встретились, была, что говорится, «в теле». Опережая возможные шутки, сама иронизировала на эту тему: «Внутри я стройная голубоглазая блондинка». Я уже писала о том, как Наташа гостила в моей деревне. Что бы там ни показывали по телевизору, а в деревне свои принципы, своя мода и свои эталоны. Худышки не приветствуются. Когда чей-нибудь сын женится, у матери спрашивают:
- Ну а сноха-то у тебя красивая?
Самый одобрительный ответ:
- Хороша, по-олна!
Вот Наташа и вызвала восхищение и неприкрытый интерес, когда приехала в гости. Бабы с любопытством разглядывали её наряд, её монисто на шее:
- А это у тебя что такое?
Та нисколько не смутилась:
- Это медали. Меня муж наградил!
И, показывая монетки, стала перечислять:
- Вот эта – за верность, эта – за кулинарные способности, эта – за экстерьер…
Бабы только качали головами. Потом, в городе, когда мы, хохоча, рассказывали эту историю, кто-то спросил:
- А всё-таки – какая девушка там считается лучшей?
Наташа, не задумываясь, ответила:
- Самая худая из толстых!
В деревне за ней пытался поухаживать один мужичок, гармонист, всё тянул к ней свои ручки. Ей это надоело, она взволнованно воскликнула:
- Ой, кажется, у меня батарейка разрядилась!
- Какая батарейка? – не понял мужичок.
- Да у меня одна нога – японский протез, работает на батарейках.
Мужичок испуганно отпрянул и только с участием переспросил:
- Какая нога? Какая нога?
Муж у неё был высокий, солидный, обладал старомосковскими манерами и отменным аппетитом. Как-то на экскурсии по Золотому кольцу автобус должен был везти нас на обед. Все собрались, а Наташи с мужем всё нет и нет. Наконец появились. У Наташи в сложенных руках аж до подбородка какие-то пакеты. На ворчание экскурсантов она, кивнув на пакеты, ответила: «Должен же мой муж перед обедом слегка перекусить».
Когда мы толпой спускались по лестнице, её муж немного опередил нас, не предложив ей руку. Она сердито окликнула: «Подожди! Куда ты побежал? Запомни: моя конституция – основной закон твой жизни!» Кто-то из мужчин, шедших сзади, даже ахнул от восхищения.
В той же поездке Наташа выдала ещё один перл:
- Лёня, если хочешь, чтобы я тебя слушалась, делай как я говорю!
Я всё время удивлялась: её экспромты как будто лежали наготове в кармане, чтобы при случае тут же вынуть какой-нибудь из них. Вот она тащит по коридору огромную стопку рукописей. Навстречу идёт директор:
- Наташа, что же вы такую тяжесть сами несёте! Неужели у нас мужчин нет?
Ну что она должна была ответить? Что он тоже мужчина, взял бы и помог? Она перехватывает руками стопку поудобней и кокетливо улыбается:
- Ну что вы! Разве мужчины для этого?
А нашего заведующего невинно попросила:
- Можно использовать вас как мужчину?
Он растерялся и смутился, а она, выждав паузу,  продолжила:
- Прибейте нам вот сюда, на шкафчик,  этот гвоздик!
Да она и директора ухитрилась использовать как мужчину: он минут пять подпрыгивал в коридоре, по её просьбе пытаясь достать с крышки высокого шкафа спрятанный там ключ от кабинета. Как вспомнили потом, ключ она положила в другое место.
Один автор принёс в редакцию две толстенных папки с рукописью романа под названием «Капля крови». Рукопись прочитали и вернули. Через какое-то время автор снова появился в редакции с этими папками. Наташа должна была их зарегистрировать в отделе писем. Увидев его, она тихо, но яростно пропела: «Сейчас прольётся чья-то кровь! Сейчас прольётся чья-то кровь!..»
А ещё один автор, по фамилии Тах, тоже никак не мог издать свой роман. Писал жалобы в ЦК. И, пытаясь прорваться к директору, грубо толкнул Наташу. Помните цитату из фильма «Член правительства»? Там героиня Веры Марецкой Александра Соколова выступает перед депутатами Верховного совета СССР: «Вот стою я здесь перед вами, простая русская баба, мужем битая…» А Наташа потом частенько повторяла: «Вот стою я здесь перед вами, простая русская баба, Тахом битая…»
Иногда в своей компании у меня проскальзывало в речи моё тамбовское фрикативное «г». И Наташа начинала цитировать Есенина, упирая на эту букву: «ДороГая, сядем рядом, поГлядим в Глаза друГ друГу». А ещё в компании она обычно высматривала кого-то, кто оказывался обделён вниманием, будь то мужчина или женщина, и начинала говорить комплименты. Всегда находила, за что похвалить или чем восхититься. И только однажды в случайно забредшем на огонёк чужаке не смогла найти ничего, за что можно зацепиться. Но не сдалась:
- Паша, какая у тебя красивая шапка!
С ней почему-то все делились секретами, изливали ей душу, просили её совета, все были у неё в друзьях. Иногда я смотрела, как кто-нибудь рассказывает её заведомую неправду, а она очень внимательно слушает, кивает понимающе. Я возмущалась:
- Хочется тебе время тратить? Ведь ты же прекрасно видишь, что тебе врут!
Она отвечала, перефразируя Маяковского:
- Нинуль, если кто-то мне врёт, значит, это ему зачем-нибудь нужно!
Когда в стране началась перестройка, началась она и в издательстве. Книги перестали покупать, некоторые редакции закрылись. Наш заведующий решил на базе редакции выпускать коммерческий журнал. Наташу оформил главным бухгалтером, естественно, пока без зарплаты («Наташа, вы не против?») Ещё одну нашу подружку, Таню, невысокую, худенькую, назначили начальником отдела кадров, поскольку её редакцию тоже закрыли. И вот в очередной раз мы едем в электричке ко мне. По вагонам непрерывно тянутся просители: «Подайте на пропитание», «Подайте на ребёнка», «Подайте на лечение». Наташа смотрела-смотрела, схватила подружку за руку, потянула за собой: «Подайте бедному главному бухгалтеру с его маленьким начальником отдела кадров!» Мы упали.
Утром, когда мы проснулись, Таня, любившая с утра под громкую, бодрую музыку делать зарядку,  спросила:
- Я нажму на кнопку, включу телевизор?
Наташа со своего дивана простонала:
- Если ты нажмёшь на кнопку, я нажму на курок!
В издательстве началась волна сокращений. Наташа оказалась в списке на увольнение. Я побежала к начальству, пошумела, отстояла её. А когда пошла вторая волна, этого сделать уже не удалось. Я возмущалась, негодовала:
- Как же так? Ведь говорят, что снаряд дважды не попадает в одну воронку!
Наташа плавно очертила свой силуэт:
- Нинуль, это смотря какая воронка!
Однажды у меня распухла рука, от пальцев до локтя. Наташа настояла, чтобы я срочно поехала в Склифосовского, и сама сопроводила меня туда. Мне наложили на руку лангетку, перевязали и объяснили, что у меня тендовагинит кисти — воспаление сухожилия и его оболочки (влагалища). Когда мы вышли на улицу, Наташа поинтересовалась:
- И что у тебя такое? Что врачи сказали?
Я, конечно, пыталась ответить проще:
- Ой, не запомнила. Какое-то воспаление влагалища….
Она посмотрела на меня расширенными глазами и хлопнула себя по бедру:
- На руке?! Твою мать, Сальвадор Дали!!!
Мы примерно полчаса, стоя на месте, так хохотали, что прохожие с испугом шарахались от нас.
Можно долго вспоминать и приводить эти байки. А почему я пишу об этом в прошедшем времени? Да потому, что навалилось на Наташу огромное количество забот, не решаемых проблем и напастей. И однажды я увидела в её карих весёлых глазах какой-то стальной блеск. Я даже испугалась: неужели я больше не увижу её улыбки, не услышу её искромётных шуток? Неужели она стала другой?
К тому времени мы давно уже работали в разных местах, потом по очереди вышли на пенсию, мы с мужем по семь месяцев в году живём далеко от Москвы, в тамбовской деревне. Так что думала я о ней часто, а виделись мы редко. Решала Наташа одни проблемы – появлялись другие.
И вот этой зимой собрались мои старинные подружки у нас в подмосковной квартирке. Наташа приехала с сыном, уже взрослым юношей, студентом университета. После застолья мой муж увёл его на кухню от женских разговоров. А мы пустились в воспоминания. И Наташа в лицах разыгрывала все эти сценки – и в электричке, и в издательстве, и у нас в деревне. Такого хохота наш пятиэтажный дом, по-моему, не слышал со времён застройки. Мы хватались за животы, мы стонали, мы плакали от смеха и никак не могли остановиться. И я узнала Наташу – ту, прежнюю, не надломленную, озорную и желающую, чтобы всем хоть на время стало весело и хорошо в этой не такой уж весёлой и хорошей жизни.