Александрия. Глава 15. 3

- Почему ты не приказал схватить всех этих лжецов во главе с проходимцем Камиллом и отправить куда подальше в каменоломни?! Они будто сговорились превратить суд над преступным колесничим в посмешище! – недоумевал возмущенный Домиций поздним вечером того же дня.

- Ещё успеется, друг мой, все это подождет, - равнодушно отвечал Аттал. – Налей-ка лучше вина…

…Ошибаешься, друг Домиций, процесс этот не над изменником Галлом, с которого, с некоторых пор, императорский двор сдувает пылинки, это был процесс надо мной. Они готовы были осудить меня, однако, пришлось испортить им предвкушаемое зрелище, вовремя остановив весь этот цирк - такова была моя воля, воля императорского наместника.

Фест, на днях вернувшийся в Александрию, не явился сразу с докладом, как обычно, что само по себе уже послужило достаточно прозрачным намеком, а вместо этого прислал посыльного с приказом от императора о досрочном освобождении должности префекта. Судя по тому, что творилось на заседании - чиновники и этот старый гусь Камилл уже пронюхали как обстоят дела. Но нет, не быть вам свидетелями моего низвержения, я был префектом более двадцати лет, им я и останусь до самой смерти, – горько размышлял Аттал, глядя как наполняются кубки.

- Забудем о делах, да пребудет с нами счастливое забвение! - проговорил он, беря чашу с вином.

- Да будет так, - последовал его примеру Домиций и тут же жадно опрокинул содержимое своей.

Внезапно как будто поперхнувшись, охваченный резким и сильным удушьем советник посинел лицом и рухнул на ложе, выронив пустой кубок, который со стуком упал на гранитный пол.

Префект, так же спокойно наблюдавший за этой агонией, как до того наблюдал за наполнением кубков, подошел к нему, чтобы убедиться, что он мертв:

- Ты слишком хороший друг, чтобы расстаться с тобой даже в преисподней, - удовлетворенно кивнул Аттал. - Давид, - тут же негромко позвал он.

Появившийся распорядитель склонился в поклоне:

- Она здесь и ждет тебя, сиятельный Аттал, - доложил он без лишних предисловий.

Женская фигурка в светлом одеянии, скромно закутанная с головы до ног в покрывало, действительно уже ожидала его, обернувшись к нему при звуке шагов.

- Оказывается, смерть похожа на прекрасную видом чистую деву. Почему же люди боятся её? – вместо приветствия обратился к ней Аттал.

Девушка и впрямь выглядела пугающе бледной, с потемневшими в полумраке ночной комнаты, лихорадочно блестящими глазами. При аресте, произведенном посреди ночи и переполошившем всех общинниц, Лидии объявили, что её ведут в дознание на допрос по делу об убийстве её сестры.

«Что бы ни случилось, Господь не оставит меня» - мысленно повторяла она себе по дороге на допрос, и когда вместо дознания оказалась ночью в гостях у наместника. Слова префекта заставили её не только побледнеть ещё больше, но и похолодеть от ужаса – «он всё знает».

- Видит Бог, я не желаю твоей смерти, - помертвевшими губами еле слышно отвечала она.

- Разве? – удивился префект, устраиваясь в кресле, и не сводя глаз с гостьи. – Разве не ты хотела убить меня и призывала к этому остальных твоих единомышленников?

Лидия молча потупилась, словно онемев.

- Что же заставило тебя измениться в решении моей участи? – и так как Лидия продолжала молчать, добавил уже не так строго. - Перестань трястись от страха, я знаю, что ты смелая девушка. Отвечай же, что именно заставило тебя смилостивиться надо мной? – с легкой усмешкой переспросил он.

- Сиятельный, - заставив себя усилием воли побороть страх, тихо проговорила девушка, - я христианка. Не убий – одна из главных Божьих заповедей.

- Но ведь эта заповедь не помешала тебе обманом заманить главного казначея на ночное свидание с его убийцей? А после наблюдать за тем как были казнены люди, обвиненные в его убийстве, но никоим образом к этой смерти не причастные. Так?

В ответ на это страшное, и, к сожалению, во многом справедливое, но слишком запоздавшее обвинение Лидия, приободренная словами хозяина дворца, не смолчала, а, напротив, заговорила, уже гораздо решительнее и громче, чем прежде:

- Сиятельный, я ещё не была тогда христианкой, благодать Святого Духа ещё не снизошла на меня, истина учения Христа ещё не открылась, я блуждала во тьме, так же как все нехристи. И раз уж тебе все известно, ты должен знать, что по той же причине я когда-то желала смерти и тебе, и другим людям, из числа своих врагов. Но теперь, став христианкой, я приняла спасительные истины к сердцу, и отныне они пребывают там во веки веков. Вот почему я больше не желаю тебе смерти. Ни тебе, ни кому бы то ни было. Став христианкой, я, прежде всего, осознала и сполна расплатилась за все свои преступные действия, слова и мысли.

- Ты так часто повторяешь, что ты христианка, как будто опасаешься забыть об этом, - недовольно заметил префект. - Возможно, Лидия, то, о чем я тебе сообщу сейчас, заставит тебя вновь переменить мнение на мой счет. Да будет тебе известно, что это я убил твоих родителей, - небрежно и буднично сообщил он.

- Не может быть… Но за что?! – прошептала оторопевшая от этого неожиданного признания девушка, попятившись, словно увидев перед собой монстра.

- На то были свои причины, - сухо отрезал Аттал, - дело не в том, за что они были убиты, а в том, что по моей вине и более того, по моему личному распоряжению. И ещё, ты должна знать, что также я собирался избавиться и от тебя, и, если вкратце, ты жива только потому что Макарий мертв, так и знай.

- Скольких же людей ты убил за всю свою жизнь?… - задумчиво проговорила Лидия, глядя на него не то с ненавистью, не то с усмешкой – неверное пламя светильника не позволяло четко видеть выражение её лица.

Аттал лишь расхохотался в ответ.

- Твой Христос меня к себе уж точно не ждет, - смеясь, подтвердил он её догадку.

- Если уверуешь и раскаешься, то спасешь свою душу от вечных мук! – в отчаянии воскликнула она, как будто искренне сокрушаясь об уготованных его душе муках, и он вдруг отчетливо прочел в её взгляде вовсе не ненависть, а жалость.

- Не дерзи мне, ты забываешь с кем говоришь! – внезапно взъярился префект. - Знай свое место или отправишься вслед за родителями!

- Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить!

- Прекрасно, - спокойно отвечал Аттал, умело справившись с приступом ярости. – Итак, теперь ты знаешь, что я на самом деле злейший твой враг, а кровь твоих родичей взывает к отмщению.

- Но… - попыталась возразить Лидия, однако префект нетерпеливо перебил её:

- Вот взгляни сюда, - он указал на скрывавшийся в тени небольшой столик неподалеку от неё. Посмотрев в указанном направлении, Лидия заметила сверкавший отточенным клинком меч. – Теперь ты можешь исполнить свое прежнее намерение. Ты ведь хотела убить меня – так сделай это сейчас. Клянусь Юпитером я даже не шелохнусь, чтобы помешать тебе. После ты беспрепятственно покинешь дворец, и никто не узнает, что это сделала ты, а твои родичи будут отомщены.

- Что ты такое говоришь, сиятельный?! Я не наемник, я не умею убивать людей. Но даже если бы и умела, я ведь уже сказала тебе, что, как христианка, исповедаю теперь заповедь не убий.

- Предпочитаешь убивать чужими руками? Понимаю, - холодно усмехнулся Аттал. – Тогда давай позовем сюда твоего бывшего раба, а ныне вигила, того самого, чьими руками ты прикончила Ганнона, он справится.

- Мой Бог – Бог любви и всепрощения! – сквозь слезы причитала Лидия, делая вид, что не слышит разоблачительных намеков по поводу Джахи. – Он велит прощать врагов!

- Это правда? И ты теперь всегда следуешь этому принципу? Перестань плакать, что ты так разволновалась? – с досадой добавил он. - Было бы из-за чего. Я считал тебя более хладнокровной. Хорошо, хорошо, раз ты такая истинная добрая христианка, то сейчас проверим, как ты умеешь прощать врагов. Возьми и прочти вот это, - он подал ей грамоту с печатями.

Стирая с лица слезы, застилавшие ей глаза, она послушно взяла документ и развернула его. Это было завещание, в котором говорилось о том, что Клавдий Аттал удочеряет её, Лидию, дочь покойного куриала Агапия Сабина, и назначает её единственной наследницей всего своего имущества.

Лидии, и без того еле стоящей на ногах, показалось, что она вот-вот потеряет сознание – сердце бешено заколотилось, ей стало трудно дышать, а строчки поплыли перед глазами – безжалостный убийца её родителей удочерял её. Она еле сдержалась чтобы не разорвать документ и не швырнуть в лицо извергу.

- Что же ты молчишь?

- Не знаю, что и сказать тебе, сиятельный. Может, ты ждешь от меня благодарности? Но после твоих жестоких злодеяний я не в силах ни принять твоей щедрости и доброты, ни испытывать к тебе благодарность. И тем более назваться… твоей дочерью, - последнее слово явно далось ей с трудом.

- Тогда о каком прощении врагов ты говоришь? – оживился Аттал. - Ты не умеешь прощать, и все твои разглагольствования пустой звук. За этими глупыми сказками про любовь и всепрощение ты просто прячешь свое малодушие и трусость, и больше ничего, впрочем, как и все остальные твои единоверцы. Вот поэтому я больше не хочу слышать от тебя ни слова о вашем распятом Боге.

- Да, ты прав, сиятельный, я глупа, труслива и малодушна, - охотно согласилась Лидия, переведя дух и бросив документ на столик поверх меча, мечтая только поскорее уже сбежать.

- И к тому же растеряха, - кивнул Аттал, - на самом деле я позвал тебя, Лидия, чтобы вернуть тебе твою утрату. Знала бы сестра императора как ты неблагодарна и как обычно поступаешь с подарками, не стала бы одаривать тебя столь редкой и драгоценной вещью.

И Лидия тут же заметила в его руках свою бесценную пропажу, о которой так сокрушалась. Изумрудные четки Констанции, переброшенные через полкомнаты тут же оказались в её руках, к радости девушки.

- Спасибо, сиятельный! - она, улыбнувшись сквозь ещё не высохшие слезы, чуть склонила благодарно голову в знак признательности. - Было непростительно с моей стороны потерять священный подарок.

- Вот и прекрасно, будь добра, подай мне чашу с вином, - попросил гостью префект, указав на серебряный кубок, на подставке неподалеку от себя. – Благодарю тебя, Лидия, - проговорил он с какой-то странной значительностью, немного помедлив, прежде, чем принять чашу из её рук, сопровождая эти слова долгим внимательным взглядом, который показался ей вечностью. Когда же чаша оказалась в его руках, быстро выпил все до дна.

Внезапно, словно поперхнувшись, он стал задыхаться и с ужасающим хрипом повалился на пол.

- Сюда! На помощь! – что было сил испуганно закричала девушка и, почувствовав, что пол уходит из-под ног, сама свалилась, потеряв сознание.

- Эй, девушка, - она открыла глаза и увидела префекторского слугу, который привел её в чувство и помог подняться.

Надеясь, что внезапная смерть хозяина дворца ей померещилась она взглянула на кресло наместника и с ужасом увидела его бездыханный труп с посиневшим от удушья лицом и сжавшимися в судороге крючьями пальцев.

- Зачем?! Это не я! – всхлипнула она, путаясь в мыслях.

- Да, знаю, не бойся. Тебе пора уходить отсюда, - нетерпеливо ответил слуга. – Возьми свои вещи, - он услужливо подал ей выроненные при падении четки и грамоту с завещанием.

- Это мне не нужно, - сказала она, решительно отталкивая документ.

- Завещание будет обнародовано на днях, желаешь ты того, или нет, достопочтенная, а теперь следуй за мной, - негромко проговорил Давид и без дальнейших объяснений быстро зашагал прочь, уводя за собой девушку.

- Послушай меня внимательно, девочка, если хочешь жить долго и счастливо никому и никогда не рассказывай о том, что здесь видела и слышала. Ты была на допросе об убитой сестре, после нескольких вопросов, тебя отпустили. Всё. - предупредил он напоследок, выпроводив её из дворца тайным ходом.

Лидия понимающе кивнула.