Мир старых усадеб в творчестве Гумилева, Ахматовой

Источник - Историко-краеведческий альманах «Бежецкий край» №2(14)

Усадебная тема занимает совершенно особое место в русской
культуре и литературе Золотого и Серебряного веков. Дворянская
усадьба часто представляла собой оазис культуры и искусства, особенно
если ею владели просвещённые и утончённые хозяева, коллекционеры
и собиратели произведений искусства, владельцы старинных библиотек
и хранители семейных архивов. Усадьба Слепнёво Тверской губернии,
принадлежавшая семье Гумилёвых, навсегда связана с именами выдаю-
щихся поэтов Серебряного века Н.С. Гумилёва и его жены А.А. Ахма-
товой, а также их сына, историка, философа и географа Л.Н. Гумилёва.
Образ старинной усадьбы, окружённой огромными загадочными
лесами, с их мистической тишиной и тайной, занимает важное место в
творчестве Н.С. Гумилёва и А.А. Ахматовой. Николай Гумилёв посвятил
своему родовому имению и бежецкому краю стихотворение «Старые
усадьбы», отчасти – стихотворение «Мужик» и, косвенно, неокончен-
ную повесть «Весёлые братья», А.А. Ахматова – стихотворения «Ты зна-
ешь, я томлюсь в неволе», «Течёт река неспешно по долине», «Бежецк».
Иван Фёдорович Милюков, прапрадед Н.С. Гумилёва, отец пра-
бабушки поэта Анны Ивановны Милюковой (в замужестве Львовой),
отдал в приданое дочери имение Слепнёво. Этим имением впослед-
ствии, вместе со своими сёстрами, владела мать Н.С. Гумилёва, Анна
Ивановна [6].
Одним из владельцев имения Слепнёво был предок Н.С. Гумилё-
ва Иван Львович Львов. В состав имения тогда входила деревня Иван
Милостливый (Ворониха). Львовым принадлежали также имения:
Поречье (Поречская волость, Бежецкий уезд), Фролятино (Могочская
волость, Бежецкий уезд (Описание имения. 1858 г. – ГАТО. Ф. 148. Оп.
1. Д. 70. 16 л.; Д. 67. 16 л.
– Уставная грамота помещика И.Л. Львова и крестьян на сельцо
Слепнёво. 1862 г. – ГАТО. Ф. 484. Оп. 1. Д. 3611. 4 л.).
В конце XIX в. усадьба Слепнёво перешла по наследству от
старшего брата контр-адмирала Львова его сёстрам: Варваре, Агате,
Анне (матери Н.С. Гумилёва). Николай Степанович постоянно при-
езжал в усадьбу с 1908 г., а с 1911 по 1917 г. сюда каждое лето при-
езжала А.А. Ахматова. В Слепнёво часто бывали такие выдающиеся
люди, как художник Д.Д. Бушен, поэтесса, художница, религиозный
и общественный деятель Е.Ю. Кузьмина-Караваева (мать Мария).
В 1917 г., после Октябрьского переворота, Анна Ивановна Гуми-
лёва с пятилетним внуком Львом вынуждена была оставить усадебный
дом и переселиться в Бежецк. В Бежецк часто приезжал Н.С. Гумилёв, а
после расстрела поэта к сыну и свекрови постоянно приезжала А. А. Ахматова.
После революции деревня Слепнёво опустела: жители по не-
понятным причинам снялись со своих мест и перебрались в соседние
Градницы. В 1935 г. слепнёвский усадебный дом мужики разобрали по
брёвнышку и перевезли в село Градницы, чтобы там собрать заново. В
усадебном доме открыли школу. Благодаря усилиям уникальной жен-
щины, учительницы и библиотекаря Галины Ивановны Алёхиной, в
1989 г. дом постепенно стал превращаться в музей. Осенью 2008 г. «Дом
поэтов» стал филиалом Тверского государственного объединённого
музея как музейно-литературный центр.
В «Старых усадьбах» Гумилёва Слепнёво – это культуроним,
т.е. топоним, наполненный особым культурным смыслом. Более того,
образ усадьбы дан в этом стихотворении в оппозиции с образом-сим-
волом леса:
Дома косые, двухэтажные,
И тут же рига, скотный двор,
Где у корыта гуси важные
Ведут немолчный разговор.
В садах – настурции и розаны,
В прудах зацветших – караси,
– Усадьбы старые разбросаны
По всей таинственной Руси.
Порою льётся в полдень по лесу
Неясный гул, невнятный крик.
И угадать нельзя по голосу,
То человек иль лесовик [1, С. 55].
Если усадьба – это символ культуры, то лес – символ природы,
диких, необузданных, стихийных сил. Именно поэтому лесные звуки –
неясные, невнятные, глухие. В этой невнятности, глухоте – разгул сти-
хийных сил. Странный гул особенно слышен в полдень: время, которое
в древнегреческой мифологии символизирует торжество природных
сил. В полдень, согласно древнегреческим и славянским мифам, за-
мирают леса и поля, а людей охватывает особенный, «панический»
страх. Полдень – это время отдыха бога Пана, час его сна: этот отрезок
суток считался священным в древней Элладе.
На священное значение полуденного часа указывается и в рус-
ской поэзии. Так, Ф.И. Тютчев писал в стихотворении «Полдень»:
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет,
И сам теперь великий Пан
В пещере нимф покойно дремлет [7, С. 110].
Лесовик (леший), упоминаемый в процитированных выше стро-
ках стихотворения «Старые усадьбы» – это один из низших стихийных
духов, живущих в лесной чащобе. Лесовик умеет являться в образе
человека, дерева, медведя. Он любит кричать в лесу и пугать своим
криком людей. В то же время лесовик охраняет зверей, живущих в лесу,
деревья и травы. Роща, в которой поселился лесовик, у древних славян
считалась священной. Такую рощу посвящали Святибору (Велесу) –
богу лесов и пастбищ.
С лесной языческой Русью Гумилёв связывал образ Распутина:
В чащах, болотах огромных
У оловянной реки,
В срубах, мохнатых и тёмных
Странные есть мужики [2, С. 116].
В то же время, как справедливо указывает О.А. Лекманов, про-
тотипом героя стихотворения «Мужик» мог быть не только мужицкий
пророк Григорий Ефимович Распутин, но и поэт Н.А. Клюев, горько
сетовавший: «Меня Распутиным назвали: / В стихе, расстригой, без ви-
ны, / За то, что я из хвойной дали / Моей бревенчатой страны» [4, С. 353].
«В стихотворении Гумилёва присутствуют непосредственные
переклички с «сектантской» поэзией самого Клюева. Так, строчка «Чуя
старинную быль», возможно, связана с заглавием клюевского стихот-
ворения «Святая быль» [5, С. 140], – пишет О.А. Лекманов.
Описывая в стихотворении «Старые усадьбы» лесную языческую
Русь, Гумилёв противопоставлял ей Русь христианскую, православную:
Порою крестный ход и пение.
Звонят во все колокола,
Бегут, то значит по течению
В село икона приплыла [1, С. 165].
В этих строках отражена бежецкая традиция: ежегодно, в день
святых Петра и Павла, 30 июня по старому стилю, в Бежецк из Нико-
лаевской Теребенской пустыни, находившейся в 50 км к северо-западу
от города по реке Мологе, монахи привозили чудотворную икону
святителя и чудотворца Николая Мирликийского. Привозили её на
празднично украшенной лодке, а потом, после крестного хода вокруг
Бежецка, помещали в Воскресенский собор.
Эта чудотворная икона, впервые обнаруженная в 1492 году на
земле, принадлежавшей боярину Обрезкову, в 1654 году, согласно пре-
данию, спасла Бежецк от моровой язвы. С тех пор каждый год икону
привозили в Бежецк по реке Мологе.
Таким образом, в «Старых усадьбах» Гумилёв указывает на соеди-
нение языческих и христианских традиций, на своего рода «двоеверие»
жителей усадебной и крестьянской «таинственной Руси». Они верят
«знаменьям», то есть знакам, проявлениям воли высших, надмирных
сил. Поэтому, пока Русь «бредит Богом, красным пламенем, / Где видно
ангелов сквозь дым» [1, С. 165], обитатели старых усадеб сохраняют
любовь к своему, родному, традиционному, к знакам и знамениям, по-
нимаемым как проявление Божьей воли. Следует уточнить, что если
Русь у Гумилёва «бредит Богом», то обитатели старых усадеб смиренно
верят, не ропща и не мудрствуя лукаво.
Усадьба в стихотворении окружена таинственными лесами, а
перед ней – омут с русалками: «Отец не хочет, нам со свадьбою / Опять
придётся погодить. / Да что? В пруду перед усадьбою / Русалкам бедным
плохо ль жить?!» [1, С. 165]. Интересно, что в черновых набросках за-
думанной им поэмы на русскую тему Гумилёв вводил в родной пейзаж,
наряду с монастырским садом, болотом и гатью, мелкий омут с русал-
ками: «Что ни шаг, то болото и гать… / Да из мелкого омута встать /
Всё хотят, но не могут русалки» [3, С. 100]. Замысел Гумилёва написать
поэму на русскую тему относился к 1914 г. и был связан с дискуссией
по поводу возрождения эпоса, разгоревшейся в литературных кругах
Петербурга после публичного чтения поэтом африканской поэмы
«Мик». Два наброска этой поэмы были записаны поэтом на обороте
листа с черновым переводом монолога Пиппы из драмы Р. Браунинга
«Пиппа проходит» [3].
Таким образом, мы видим, что стихийные, природные силы
окружают усадьбу, как бы смыкаются вокруг неё, а усадьба является
тем оберегом, защитным культурным кругом, за который не проникают
силы хаоса. Такие усадьбы «разбросаны» по таинственной лесной Руси
как очаги света и культуры, как локусы космоса, противостоящего хаосу.
В произведениях Гумилёва последовательно раскрывается «ге-
неалогия» русского духа, в художественной форме рассматривается
влияние эллинства, византинизма, «скандинавского костяка» и «таин-
ственной Индии» на становление русского национального сознания.
Если Швеция в текстах Гумилёва — это страна «суровых мужей»,
подобных Рюрику, пришедших править дикой, степной, печенежьей
Русью и подъять её для силы, славы и победы (стихотворение «Шве-
ция»), то Византия — женственна и коварна. Русь, сформировавшаяся
в атмосфере «перекрещения» мужественной скандинавской культуры и
женственной византийской, в сакральной географии Гумилёва переня-
ла силу и удаль варяжских «суровых мужей» и византийскую печаль.
Гумилёв не был ни славянофилом, ни западником. Поэта увлекала
генеалогия русского духа, в котором соединились завоевательный дух
норманнов и грёзы Афанасия Никитина о таинственной Индии.
Для сборников «Колчан», «Костёр» и «Огненный столп» харак-
терно обращение Гумилёва к теме России, теме, которая, несомненно,
имела место и в раннем творчестве поэта, но не получила должного
художественного развития. Осмысление пространства России в рам-
ках сакральной географии сопровождалось у Гумилёва сближением
мотивов духовного странствования и духовного воинствования, где
поэт — Божий странник,– становится в то же время «воином Бога»,
ведущим духовную борьбу с силами «всемирного распада».
Миф о поэте — «воине духа» — непосредственно связан с обра-
зами небесных патронов земного воинства. Так, «воин Георгий» и
святой Пантелеймон являются страждущему воину и исцеляют его
тело и дух (стихотворение «Видение»). В стихотворении «Смерть» из
сборника «Колчан» погибшему воину является Михаил Архистратиг:
«Там Начальник в ярком доспехе, / В грозном шлеме звёздных лучей,
/ И к старинной, бранной потехе / Огнекрылых зовёт трубачей» [1,
С. 55]. В рать Михаила Архистратига после героической кончины на
земле попадает герой поэмы «Мик» Луи. Рать Михаила Архистратига
в творчестве Н.С. Гумилёва — это не только ангельское воинство, но
и воинство словесное, где мечом является Слово.
Поиски Индии Духа соотносились у Гумилёва с поисками
языка «девственных наименований» (стихотворение «Роза»), Слова,
согласно которому мир был сотворён. Эти поиски были направлены
на постижение Божественного Слова путём вхождения в его про-
странство, часто в стихах Гумилёва представляющееся пространством
географическим – древним «царством поэтов».

Библиография:
1. Гумилёв, Н. С. Полное собрание сочинений : в 10-ти т. Т. 2.
Стихотворения. Поэмы (1910 – 1913) / Н. Гумилёв. – Москва : Вос-
кресенье, 1998. – С. 55.
2. Гумилёв, Н. С. Полное собрание сочинений : в 10-ти т. Т. 3.
Стихотворения. Поэмы (1914 – 1918) / Н. С. Гумилёв. – Москва : Вос-
кресенье. 1999. – С. 116.
3. Иванникова, Н. М. Неизвестные тексты Н. С. Гумилёва / Н. М.
Иванникова // Памятники культуры. Новые открытия. Письмен-
ность, искусство, археология. – Москва, 1994.
4. Клюев, Н. А. Сердце единорога : стихотворения и поэмы /
Н. Клюев. – Санкт-Петербург, 1999. – С. 353.
5. Лекманов, О. А. Ещё один мужик : (к теме «Гумилёв и Клюев» /
О. Лекманов // Russian studies. – 1996. – P. 137, 138, 140.
6. Полушин, В. Л. Гумилёвы. 1720 – 2000. Семейная хроника.
Летопись жизни и творчества Н. С. Гумилёва. ХХ столетие. Родословное
древо. – Москва : Терра-Книжный клуб, 2004.
7. Тютчев, Ф. И. Стихотворения / Ф. И. Тютчев. – Ленинград :
Советский писатель, 1987. – С. 110.