Майка. повесть-спинер к роману Индийский сериал

                Женщина без любви либо сдохнет, либо кактус.    



 - Майка, выходи!
Он тусовался под моим балконом уже минут пятнадцать и мама, нервно складывая отглаженное бельё в комод, уговаривала: «Выйди к нему, пока весь дом не переполошил, выйди» С интервалом в три минуты звонил сотовый.
– Господи, да ответь ты ему уже.
В мамином голосе звучало неподдельное раздражение. Я схватила телефон.
– Иди к чёрту, Тим! И не ори у меня под окном.
– Какой накал! Первомайская, спокойней, это я – Дубов.
В трубке звучал голос моего начальника, редактора отдела развлечений регионального телевидения.
– Звоню напомнить, что завтра вы с Владом едете в зоопарк, там слониха разродилась. Помнишь?
Ещё бы не помнить. Слоны рожают где-то в Африке, в Индии, а в нашем уральском городе это сенсация.
     Я мечтала освещать не такие события. Влекло меня в гущу большой политики: встречи президентов, международные саммиты… Но, видимо мой потолок роды слонихи, открытие нового игрового центра и детский праздник в городском парке. «Помню я, Павел Сергеевич» - успокоила я своего начальника. «Вот и чудненько, Первомайская» - пробурчал он и отключился. Я никакая не Первомайская, но именно так зовут меня в нашей редакции из-за сочетания имя и фамилии – Майя Первушина.
     Тим всё ещё резвился под моими окнами весело отвечая недовольным соседям, советующим ему заткнуться. Я быстро накинула куртку и сбежала вниз. Прямо на тротуаре стояли два хрустальных бокала на тонких высоких ножках и бутылка шампанского. Рядом лежал слегка потрёпанный букет жёлтых лохматых хризантем.
– О! Цветочки в тему. Отцвели уж давно…
Спокойной иронии не получалось. В голосе было больше злости. Тим попытался обнять. От него пахло моим любимым парфюмом и вчерашним алкоголем. «Фу, не трогай меня» - оттолкнув Тимофея я быстро пошла к детской площадке, где чудом сохранилась старая веранда. В моём детстве такие стояли почти во всех дворах. В дождливые дни в них укрывались мамы с малышами, а по вечерам тусовались подростки.
 – Говори, что хотел. У тебя десять минут.
– Майка, любимая. Я созрел!
Он быстро открутил проволоку с пробки шампанского, и я еле успела увернуться от фонтана брызг. В бокалы попало немного, но всё же радостный мой бой-фрэнд попытался всунуть мне в руку мокрую стекляшку с напитком. «Майка, я созрел! – повторил он – Мы женимся!» Его глаза весело сверкали в свете двух фонарей, освещающих наш старый двор. «Мы это кто, Тим?» - спросила я.
– Мы с тобой. Я же говорю – созрел!
– Тим, ты дурак. Я вчера «застукала» тебя с полуголой девицей на диване в твоём кабинете, прямо в офисе.
– Ты не поняла - я согласен на свадьбу.
– Это ты не понял – я знать тебя не хочу. Замуж за тебя не пойду. На звонки твои не отвечу. Иди к чёрту.
Тим сгрёб меня в охапку. Он реально не понимал, как можно не хотеть за него замуж… Умный, красивый, богатый… Дыша мне в ухо и целуя шею, он говорил, что любит только меня, а ту девицу знать не знает и знать не хочет… Пришлось пнуть его по лодыжке. Он ослабил хватку, а я быстро пошла к подъезду. Оглянулась, прежде чем захлопнуть дверь. Тим сидел на ступеньке веранды, глядя мне вслед.
                …                …            …
     К слонихе нас не подпустили. Влад, ворча себе под нос пытался снять что-то из-за толстых столбиков ограждавших вольер. Он терпеть не мог наш краевой зоопарк, мечтая снимать животных в естественной среде обитания, но по каким-то причинам всё время откладывал свою мечту, становясь всё угрюмей и молчаливей с каждым годом. Но оператор он был хороший и «картинки» наших с ним репортажей всегда были отличные. Мы взяли несколько интервью у работников и посетителей звериного парка и отправились монтировать материал.
     Под вечер забежала Василиса и позвала в ночной клуб. Я не люблю эти заведения, как и их названия: «Сбитый лётчик», «Сломанное копыто» и прочая пурга. Однако настроение было так себе, после вчерашнего общения с Тимом, и я согласилась.
                …                …             …
     Глаза открылись с трудом, голова гудела… Утро довольно хмурое. Либо слишком рано, либо облачно. На потолке нет люстры. Я осторожно повела глазами. Незнакомая комната, рядом лежит парень… Лежит поверх одеяла в джинсах и толстовке. А я? Фу-ух, свитер и шелковые брючки. Свитер? Какой свитер? Нет у меня такой одежды… На мне была тонкая кремовая блузка… Медленно наползала паника… Я ничего не помню…
     Ночной клуб. Василиса протягивает мне высокий стакан с причудливым разноцветным коктейлем…
                …   …   …
     Я разглядываю парня, лежащего рядом. Светло русые прямые волосы довольно длинные, без модной подбритости на висках, густые ресницы, чистая кожа, на подбородке ямочка. Тихо дышит. Одна рука за головой, вторая на животе. Пальцы на руках длинные, ногти чистые продолговатые.
     В комнате странный запах. Медленно, пытаясь не расплескать боль в затылке, поворачиваю голову. У окна мольберт и стол заваленный красками, кистями и разными непонятными предметами. Пытаюсь подняться… «Лежи, не вставай» - незнакомец удерживает за плечо, всматривается в глаза – голова болит?» Я хочу кивнуть, но он отрицательно качает головой: «У тебя, возможно, небольшое сотрясение и шишка на затылке, так что не делай резких движений» «Ты кто?» - спрашиваю я.
– Я Платон.
– Ты художник?
Он кивает.
 – Почему я здесь?
– Не помнишь? Вчера в баре началась драка, тебя толкнули, ты ударилась головой о стойку бара. Я принёс сюда, мой дом рядом. Сосед, он – доктор, осмотрел тебя.
– Ты маньяк, девушек домой уносишь?
– Нет, просто там такое месиво началось, ты одна была, без сознания, куда везти неизвестно, и… вот.
– Позвонить.
Я пошарила рукой, ища телефон. Он протянул мою сумочку. Телефон на месте, но аккумулятор разрядился.
– Мне надо домой.
– Выпей сначала кофе. Я сейчас сварю. А пока полежи спокойно.
Кофе был крепкий и сладкий, рядом стоял стакан с водой.
     Платон Стахов – художник. Учился в Питере. Пару лет назад вернулся в родной город, потому что отец стал часто болеть. Платону тридцать два года, не женат. Рассказав о себе, спросил: «Как тебя зовут? Мы ведь даже не познакомились» «Майка. Майя Первушина. Корреспондент на региональном телевидении» - представилась я, не объясняя, что я мелкий репортёришка на одном из местных каналов, без перспектив роста и с полным отсутствием личной жизни. Тимофей, средней руки предприниматель и фанфарон не в счёт.
- Почему ты меня спас? Я что, тебе в руки упала?
– Ну, почти. Я наблюдал за тобой некоторое время, не решался подойти, а потом успел подхватить, когда падала.
– Почему не решался подойти?
– Ты мне напомнила девушку, которая…
Он замолчал, то ли подбирая слова, то ли жалея, что вообще заговорил об этом.
- Не сложилось? 
- Ну, в общем, да… 
«А блузка моя где?» - осторожно задала я вопрос, который мучил меня всё утро. Он быстро опустил веки, чуть заметно улыбнувшись.
– Она в ванной. Стирать не стал. Ты пролила на неё свой коктейль. Но переодевал тебя с почти закрытыми глазами, не переживай.
Мне стало легче, правда было жаль блузку, вряд ли отстирается.
     Зашёл сосед-доктор, покрутил мою голову, заставил посмотреть направо – налево, вверх – вниз и сказал, что всё обошлось, но шишку на затылке надо смазывать, чтобы гематома быстрей рассосалась, и пару дней сильно не напрягаться. Не прыгать с парашютом. «Шутка» - тем же тоном добавил он и ушёл. А Платон любезно предложил отвезти меня домой. Я с сомнением посмотрела на уютный, но довольно растянутый свитерок и хозяин, кивнув на соседнюю комнату позволил выбрать в его шкафу что-нибудь из одежды.
– Сорочку возьми, какую-нибудь. Рукава подвернёшь. 
     Комната была странная. Не спальня, не кабинет. Платяной шкаф, книжные полки, небольшой диван. На стене картины. Я быстро выбрала белую сорочку и пока застёгивалась, и подворачивала рукава разглядывала картины. Пейзажи наши уральские. Лес, берег реки… Есть портреты… Один притягивал, как магнитом. Девушка, почти девочка на качелях, среди зелени кустов, за спиной виднеется лес. Глаза юной красавицы совершенно необычного цвета, художник явно переборщил с синей краской – они слишком яркие, практически одного цвета с васильками в её венке. Волосы рассыпаны по плечам и словно освещают лицо солнечным светом. Светлые, почти льняные пряди вперемешку с более тёмными, русыми и даже светло каштановыми. Странные разноцветные волосы, нереальные глаза, пухлые розовые губы. Большой «растрёпанный» венок из листьев, ромашек и васильков…
     Я машинально, не отрывая глаз от портрета, завязала низ сорочки на талии и перевела глаза дальше. Разноцветные волосы, насмешливый взгляд синих глаз, простой сарафан в мелкий цветочек. Это снова она. И опять она. А вот карандашный набросок, эскиз, рисунок – не знаю, но это она. Карандашная, чуть размазанная надпись – Алина. О, да, пора бежать! У парня явно «бзик» на этой красотке. Но почему мне кажется, что я её где-то видела?
     Платон стукнул в дверь: «Майя, всё в порядке?» 
- Да, я готова. Поехали.
                …                …              …
     Весь день не выходила из головы девушка с портрета. Я крутилась у зеркала. Мои серо-голубые глаза, казались синими, лишь когда я смотрела в чистое небо, и оно отражалось в них. Светло-русые волосы выгорали летом на солнце отдельными светлыми прядями, но не давали золотых бликов, как на том портрете. Да и не были они такими длинными и густыми. Я давно уже стригла их, оставляя длину до плеч. Плечи. Я спустила футболку с плеча. Да, торчащие ключицы и плечо… Есть что-то общее… но как художник смог рассмотреть под блузкой? Ключевое слово – художник. Эти могут.
     Ожил, зарядившийся телефон. Куча пропущенных: Василиса, шеф и конечно Тим. Но разговаривать не хотелось. Маме я позвонила ещё от Платона. Она работает и ей неудобно воспитывать меня при сослуживцах, что спасло от длинной нотации. Перезвонила шефу, и он с тяжелым вздохом дал выходной, сказав, что вчерашний материал вполне «смотрибельный». Это идиотское слово было самым частым в его рабочем лексиконе.
                …                …              …
     Платон позвонил через пару дней, когда шишка на затылке почти перестала болеть, а ночная история уже не крутилась бесконечно в голове. Он пригласил погулять по городу, а потом посидеть где-нибудь в кафешке. Погода стояла отличная и летний город был зелен, светел и пах большой рекой. Гуляли по старым улицам центра, где ещё сохранились дома прошлого и позапрошлого веков. Платон много знал о городе своего детства, но был не в восторге от новостроек и я с ним согласна.
     Настроение было романтическое и умиротворённое. Как всегда, всё испортил Тим. Он появился в летнем кафе, когда мы расслабленно ели мороженое, наслаждаясь обществом друг друга. Ну, я точно наслаждалась. Мне даже хотелось иногда потрогать своего спутника, убедиться в том, что он настоящий… Меньше всего я думала о Тиме.
     Тимофей плюхнулся на стул, который сам же и подставил к нашему столику.
– Привет!         
Он радостно улыбался, глядя мне в глаза и делая вид, что не замечает сидящего рядом Платона.
– Что нужно?
Я даже не пыталась изображать хорошую девочку.
 – Не что, а кто.
Тим улыбнулся ещё лучезарней.
– Кто – это ты, Майка.
– Ты не видишь, я не одна.
– Ой, никого не вижу кроме тебя. Ты светишь мне, как солнце!
Он ёрничал, а я злилась, не зная, как выпроводить его без скандала. Платон спокойно наблюдал за нами скрестив на груди руки. «Тим, уходи» - прошипела я, а он тут же схватил меня за руку и продолжая ёрничать, пропел: «Кто этот лощёный хлыщ, детка? Ты через неделю умрёшь с ним от скуки. Уж я тебя знаю!» 
- Хватит!
Я вырвала руку и вскочила на ноги.
– Платон, пошли отсюда! 
«Убегаешь? От меня не убежишь!» - крикнул вслед Тим.
     Платон догнал меня и обняв за плечи, остановил.
– Это твой бой-фрэнд?
– Был. Мы расстались.
– Не заметно. Во всяком случае он, видимо, не в курсе.
– Он никогда не хотел принимать правду, которая ему не нравится.
– Я могу поговорить с ним? Объясню, что мы вместе.
– А мы вместе?
Я уставилась на него, успев захлопнуть рот, но как обычно ничего умного в голову не приходило. Красивую фразу я придумываю уже после «нужного» момента, такое «остроумие на лестнице». 
– Майя, ты мне очень нравишься и если ты не против…
«Я не против» - не дала я договорить и он, сдержанно улыбнувшись, предложил поискать другое кафе.
     На этот раз Платон выбрал небольшой уютный ресторанчик, в полумраке и прохладной тишине которого, можно было укрыться от излишне любопытных глаз, но то романтическое и умиротворённое настроение было потеряно. Вместо этого в мою репортёрскую голову лезли не слишком тактичные вопросы и один из них выскочил сам по себе.
– Да, девушка в венке на портрете в той комнате… это… 
- Мы были соседями по даче.
Его глаза словно повернулись внутрь себя, и я пожалела, что спросила об этом, но он заговорил.
– Она в том году окончила школу, я уже учился на втором курсе, приехал на каникулы. Алина не хотела позировать, рвалась к друзьям на реку. Еле уговорили с её мамой. Она удивительная…   
- Ты всё ещё не равнодушен к ней?
Платон грустно улыбнулся.
– Ну, что ты. Это всего лишь первая любовь. Безответная.
– И вы больше не встречались? 
- Виделись несколько раз. Она поступила в том году в МГУ, я учился в Питере. Пару раз наши каникулы совпали, а потом она снималась в кино в Индии. Вышла замуж за актёра, но очень быстро бросила его. Вернулась в Москву. В прошлом году мы пересеклись на выставке. Она была с мужем. Он военный, офицер, очень красивый. Так вот он сказал, что влюбился в Алину заочно, увидев этот портрет. Я написал три таких портрета. Один забрала её московская бабушка, а этот парень жил почему-то в её квартире. Сейчас у них двое детей.
Мне на минуту показалось, что в его голосе прозвучала зависть. Но Платон тряхнул головой, словно отгоняя от себя грустные мысли и почти весело сказал: «Всё в прошлом. А сейчас у меня есть ты. Майка, ты у меня есть?» Я кивнула, подумав не слишком ли он гонит лошадей…
     Всё шло великолепно. Платон красиво ухаживал, дарил цветы и маленькие подарки, был прекрасным собеседником. Вот только Тим… Сначала он устраивал «концерты» под моим балконом, а потом начал появляться с какой-то девицей везде, где бывали мы, пытаясь вызвать мою ревность. Но Платон был ироничен, умён и тонко шутил на эту тему. Через месяц он сделал мне предложение.
     Все вокруг удивлялись, что такая безалаберная девчонка, как я выходит замуж за рафинированного Платона Стахова. Мама качала головой, тихо сетовала: «Майка, слишком не простой человек твой жених» «Мам, он замечательный, с ним безумно интересно. Он не раздолбай, как Тим» - отвечала я, счастливо улыбаясь. «Зачем так сразу выскакивать замуж? Знакомы всего ничего» - снова сомневалась мама. «Но ты же сама мечтала о моём замужестве, о внуках» - отвечала я, обнимая её и продолжая улыбаться. «Боюсь, не твой он человек, Майка» - совсем тихо шептала мама. Но всё шло прекрасно, замечательно и тревоги улетучивались сами собой.
     Мы с Платоном поженились, а через пару месяцев умер его отец и нас уже ничто не держало в родном городе.
                …                …               …
     В Петербурге я на удивление быстро, по протекции мужа, устроилась на телевидение. Взяли меня в отдел новостей. Интервью у городских чиновников, репортажи с многочисленных саммитов и форумов, проходящих в северной столице. Приходилось многому учится. Но это радовало, будило творческое начало. Мечта сбывалась.
     Платон был внимателен и заботлив, дарил дорогие подарки и сам подбирал мне одежду, превращая спортивно-джинсовый стиль в более элегантный. Вместо бесконечных джинсов - тонкие брючки, вместо «мини» - юбки до колена, шарфы, летящие за спиной и нежные, пастельные цвета. Он ласково просил не стричь коротко волосы, пользоваться бледно-розовой помадой и лаком. Я выглядела замечательно, но всё больше становилась похожа на кого-то другого, не на себя…
     В его прекрасной квартире, оформленной с безупречным вкусом, было всё для комфортного отдыха и уединённой работы, но он в первый же день предложил переделать всё на мой вкус, если захочется. Мне не хотелось, а то, что захотелось позже, наотрез отказался менять он.
     Кроме квартиры в старом, начала прошлого века доме с высокими потолками и огромными окнами, у Платона была большая студия на последнем этаже. Комната, которая примыкала к студии, где на стеллажах стояли и лежали загрунтованные холсты, подрамники, кисти и краски, была увешана портретами его первой любви Алины. Было видно, что некоторые рисунки сделаны не так давно и девушка на них выглядит несколько иначе, чем на портрете с венком. Взгляд глубже, губы менее пухлые, волосы глаже. Другая одежда и изысканные украшения. Интересно, Платон рисовал по памяти? Он говорил, что они лишь «пересекались» несколько раз, но, чтобы позировать художнику необходимо время.
     Увидев эту комнату впервые, я лишь мельком взглянула на картины. Рядом был Платон, он обнимал меня за плечи и настойчиво тянул в студию, из окон-фонарей которой открывалась великолепная панорама на Петербургские крыши и свинцовые воды Невы. Потом он показал мне несколько своих работ, скромно умолчав какие деньги платят за них ценители. Но даже я – дилетантка, поняла, что он очень талантлив и не зря его отец учитель рисования так гордился им. А о ценах на картины я догадалась по тому достатку и уровню комфорта в котором мы жили.
                …                …            …
     Часто, только тогда, когда люди начинают жить вместе они узнают друг друга по-настоящему, начинают видеть недостатки и мелкие «проколы». У моего мужа не было недостатков. Он не разбрасывал носки и одежду по комнатам, не чесался, засунув руку в «треники». И «треников» он не носил. Дома он ходил преимущественно в джинсах или тонких брюках, а вместо футболок предпочитал белые рубашки. Он был так идеален, что иногда мне хотелось пролить на него кофе… хотя, что толку: он улыбнётся, извинится и наденет чистую рубашку…
     Это совсем не Тим, который сначала орал на меня, потом подлизывался, смешил, а когда я оттаивала тащил в койку мириться… Я что, с ума сошла? Какой Тим? Этот громкий спорщик и дамский любимчик, вечно веселящийся и хохочущий по любому поводу? Утончённому, талантливому и хорошо воспитанному Платону он в подмётки не годится. И у нас с ним всё хорошо, и он так нежен, так нетороплив в постели, не то что этот сумасбродный Тимофей, который новое кружевное бельё раскидывал вокруг, даже не рассмотрев его на мне, а пока мы добирались до кровати, умудрялся использовать все поверхности, попадавшиеся по пути, даже подоконник с чахлым, но колючим кактусом…
     Я поймала себя на том что, вспоминая Тима улыбаюсь, как блаженная дурочка.
     Жизнь с бывшим можно было сравнить с жизнью на вулкане, а сейчас я жила спокойной размеренной жизнью, словно в прекрасной долине, вдали от сумасбродств и потрясений. Их мне заменяла моя репортёрская деятельность.
     Платон предоставил мне полную свободу, целыми днями «зависая» в своей студии. Я поднималась туда, чтобы позвать его к ужину. Телефон он чаще всего отключал или оставлял дома. Ничто не должно было отвлекать от работы.
     Иногда я заставала его сидящим напротив портретов синеглазой девушки. «Всего лишь первая любовь. Безответная» Поначалу я не придавала этому значения, но повторяясь, эти моменты всё прочнее застревали в моём мозгу и казалось, что его спокойствие и снисходительность к моим «косякам» всего лишь равнодушие…
     Но Платон дарил мне подарки, не отказывал практически ни в чём. Путешествовали мы почти всегда вместе. За три года он показал мне так много красивых мест и городов родной страны, что впечатлений могло хватить на целую жизнь. Он мечтал показать мне любимую им Индию, но эта поездка не могла быть такой же короткой, как наши вылазки в Крым или на Алтай, а моя работа подкидывала сюрпризы и срывала наши планы. И всё же мы наконец-то летим в эту яркую сказочную страну пряными ароматами которой я должна пропитаться, проникнуться её философией и мудростью. Если честно, я не очень понимала, как и почему мой совершенно европейски мыслящий муж мог полюбить яркую, шумную и противоречивую азиатскую страну. Он никогда не вникал в учения Будды, никогда не увлекался индуизмом и вообще всё, что я читала об Индии лежало слишком далеко от его образа жизни. Но, кто может понять высокие и противоречивые порывы художника?
                …                …                …
     В аэропорту Дели мы застряли на четыре часа, но за две недели я привыкла, что здесь расписание носит скорее рекомендательный характер и не является обязательным к исполнению, а опоздания и задержки почти норма жизни. Я уже перестала злиться и пыталась набросать очередную заметку о шумном и ярком городе, не слишком сильно иронизируя над царящими здесь порядками, вернее беспорядками.
     Мой великолепный, талантливый муж, казалось не испытывал никаких неудобств от задержки рейса. Из-под опущенных век он наблюдал за пёстрой толпой, бесконечным калейдоскопом лиц, выхватывая цепким взглядом художника самые необычные и интересные. Меня не могла ввести в заблуждение его расслабленная поза, я знала, что он сосредоточенно работает, впитывая в себя малейшие детали окружающего мира: его цвета и оттенки, линии и чёрточки.
     В очередной раз ловлю себя на мысли зачем ему нужна я, почему он так хотел показать мне эту страну? Индия великолепная, разнообразная, яркая, но слишком многолюдная, шумная и жаркая для меня северной девочки.
       Платон не замечал, что я смотрю на него, он был поглощён созерцанием… Слишком резкая смена позы, заставила меня проследить за его взглядом.
     По залу двигалась поистине странная для яркой толпы пара. Европейского вида мужчина и женщина. Оба высокие, стройные. Одетые с элегантной простотой. В одежде ничего яркого, всё в пастельных тонах, совершенно необычных для этого места.
     Лицо молодой женщины скрывали поля шляпы и очки, а вот мужчина, тоже в солнцезащитных очках, был весьма красив. Не больше сорока лет, чисто выбрит, прямой нос, мужественный подбородок. Скорей всего итальянец, голливудский стандарт, герой-любовник, мачо. Но что могло привлечь моего мужа любителя индийской экзотики?
     Пока я терялась в догадках, Платон, слишком энергично для него, сорвался с места и пошёл наперерез паре европейцев. Знакомые, поняла я. Они остановились буквально в трёх шагах от меня, восклицание: «Алина!» прозвучало довольно громко и эмоционально. Это было совершенно не типично для Платона, которого я знала все эти годы.
     Женщина повернула голову, улыбнулась и сняла очки. Синева нереальная васильковая, что так раздражала меня на портретах, написанных Платоном, эта немыслимая синева её взгляда плеснула вокруг, а волнистая светлая прядь волос, как луч солнца высветила и усилила эффект этого перелива цветов.
     Моё сердце подскочило и запульсировало в висках. Значит, это Алина, «первая любовь» не просто идеализированное прошлое, она действительно так прекрасна, как на портретах моего мужа.
    Из-за стука своего сердца я не разбирала слов оживлённого разговора и не сразу поняла, что Платон зовёт меня. Пытаясь проглотить стоявший в горле ком, я медленно преодолела пару метров и натянуто улыбаясь кивнула.
– Я Алина, а вы Майя. Мы с вами из одного города, Платоша сказал.
Голос девушки звучал мягко, доброжелательно, глаза улыбались, но это «Платоша» неприятно резануло слух, но я вновь, как болванчик кивнула. А синеглазая красавица, как ни в чём ни бывало продолжала: «Я очень рада за вас, Майя, наконец-то художник Стахов обрёл свою музу. Вы очень красивая.
     Она издевается? Не знает, что художник Стахов давно обрёл свою музу в её лице… в её глазах, её волосах? Но я вновь, как дура кивнула. А Алина представила красавца-мужчину, не уточнив его статуса при ней – друг, любовник, просто знакомый? Хотя было понятно, что они вместе.
– Барун Сингх знаменитый актёр, продюсер.
И просто красавец, добавила я про себя, удивившись, что он индиец.
     А Алина с Платоном непринуждённо болтали о путешествии по Индии, и она уточняла у своего спутника что ещё стоит посмотреть в этой стране художнику и как лучше добраться, чтобы увидеть не самые туристические места, как сориентироваться в этом многообразии климатических зон и ландшафтов. Её друг прекрасно знал свою страну и охотно давал советы. Но я, не столько слушала, сколько наблюдала за мужем.
     Его серые глубокие глаза уже отливали синевой, впитывая свет, льющийся из глаз его собеседницы. Ресницы подрагивали от напряжения, он боялся моргнуть и на мгновение упустить её из вида, казалось он вбирал её всю своим взглядом. Слушая нового знакомого, лишь на мгновение, из вежливости переводил на него глаза и тут же возвращал их обратно.
     Я посмотрела на красавца и по его лёгкой усмешке поняла, что он тоже прекрасно считывает всю гамму чувств захлестнувших моего мужа. Чтобы переключить внимание Платона, я бестактно влезла в разговор, задав ещё более бестактный вопрос.
– Алина, а вы женаты с Баруном?
Она с улыбкой посмотрела на своего спутника, слегка приподняла голову, одним пальцем дурашливо сдвинув со лба шляпу, спросила: «Мы женаты?» Я покосилась на мужа. Тот замер, сжав губы. Барун, прекрасно говорящий по-русски, не отрывая взгляда от синих глаз, ответил: «Ещё как женаты» И повернувшись ко мне, добавил: «Очень давно женаты. У меня и справка есть»
     «Алина, твой друг шутит так же, как ты» - выдал мой муж, вновь не отрывая глаз от своей первой любви… Подозреваю, единственной…      
 - Но он прав, Платоша. Здесь в Индии не ставят штамп в паспорт, а выдают сертификат. Мы действительно женаты, но пока только по индийскому закону. Барун отец моих детей.
Казалось, Платон «завис». Я сжала его руку, и он растерянно спросил: «Но, как же Никита? Ваши дети?» В прекрасных синих глазах мелькнула тень, Алина повела головой, а Барун взял её за руку, но она вновь улыбнулась и спокойно ответила: «Это очень длинная история… как-нибудь…» *
     Объявили посадку на рейс Дели – Москва.
 – Это наш, пора.
Чёрные бархатные глаза смотрели на меня с сочувствием. Красавец-актёр слегка кивнул головой, пожал руку Платону и обняв жену за плечи тихонько шепнул: «Идём»
     Они уже скрылись в людском водовороте, а мы с моим художником всё ещё стояли на том же месте. Он смотрел перед собой, я смотрела на него…
     А как всё весело начиналось в родном городе, где всё ещё живёт Тим, для которого я всегда была главной девушкой, несмотря на его эскапады в сторону. Тим, который смотрел на меня таким же влюблённым взглядом, как Платон, мой муж на «старую» знакомую, которой нет до него никакого дела…
     Да будет тебе, Майка! Не такой уж он и «твой». Так было всегда, даже в первый год нашей совместной жизни. Просто я никогда не хотела «зацикливаться» на мелочах, которые сигналили – он отдельно, он сам по себе, ты не главная в его жизни, ты бледная тень той, другой… Легче всего было списывать это на характер, на творческую натуру. И Тим тут ни при чём.
     Нужно ли говорить, что до Калькутты мы летели втроём: великолепная загадочная Алина в десятке набросков и эскизов, Платон не выпускающий из рук карандаш, ну и я. Да, именно в таком порядке.
                …                …                …
     Прошло всего восемь месяцев после нашей поездки в Индию, а Платон уже готовил большую выставку своих индийских картин. Они были яркими, не совсем типичными для его манеры письма, знакомые художники, которые уже видели эти работы были в восторге.
     Но одну картину не видел никто, Платон не показал её даже мне. Я, как обычно, наткнулась на неё случайно, забредя в его мастерскую за растворителем, чтобы почистить испачканную в краске любимую сумочку. Картина стояла на старом стуле в самом тёмном углу студии. Сколько всяких картин стоит и лежит повсюду и Платону не нравиться, когда я смотрю без спросу. И всё же именно эта притянула меня, как магнит. Я повернула её к свету и не сразу поняла, что вижу не сквозь слёзы…
     Дождь, тропический ливень, который стоит стеной, с его длинными водяными нитями не похожими ни на моросящий, ни на проливной дождь наших северных широт, с его мелкими колючими или крупными мягкими каплями, заполнял полотно картины. За водной завесой стоит девушка под белым сводом террасы. В одной руке, опущенной вниз она держит широкополую шляпу, а второй словно пытается поймать ниточку воды. Светлые волнистые волосы, едва касаются открытых плеч, а синие глаза излучают всё тот же загадочный свет, что на всех других десятках её портретов. Но взгляд глубже, в нём чувствуется… нет, не боль, только намёк на неё.
     Тогда, в аэропорту Дели, в глазах Алины лишь на мгновение мелькнуло это смятение, лишь на пару секунд, но он – художник, увидел это, запомнил, он сумел это передать на холсте… Краски неяркие, размытые, светлые, как образ этой женщины, застрявшей на всю жизнь в сердце мужчины.
     И вновь я спросила себя, зачем я здесь, зачем я в его жизни?
     О, да! Он написал пару моих портретов: светлых, ярких. Энергичный поворот головы, светлые летящие волосы и голубые глаза, такие же как небо над моей головой. Портреты замечательные, но в них нет того, что есть в этих – тайного любования, смакования каждой чёрточки лица, каждого сантиметра светящейся кожи, попытки заглянуть, занырнуть в самую глубину удивительных глаз.
     Я задвинула стул с портретом сквозь дождь на место и, забыв про пятно на сумке, медленно спустилась в квартиру. Было не просто грустно, в душе бушевал тропический ливень и хотелось домой к маме в родной город. Ещё… безумно захотелось увидеть Тима, увидеть его сумасшедшие весёлые глаза и забыть о сложной, глубокой и слишком серьёзной душевной организации мужа-художника. Давно было понятно, что не соответствую, что не номер один для него…
     Платон пришёл весёлый и довольный. Принёс пачку свежеотпечатанных пригласительных на свою выставку, протянул мне: «Вот возьми, приглашай кого хочешь, тут штук десять» Это была наша обычная практика и я, кивнув, быстро сбежала на кухню разогреть ужин. Муж не заметил моего плохого настроения. До того ли накануне выставки. Но я была даже рада. Мне по сути не в чем его упрекнуть: он мне не изменяет, не мешает жить, как хочу, мы почти не ссоримся. В чём проблема? Не писать портретов Алины? А почему? Действительно, почему?
                …               …            …
     Выставка обещала быть более чем успешной. Народ ломился. Платон Стахов был очень талантлив, а о новой манере письма говорили по всему Петербургу.
… И всё же, он выставил картину, которая выбивалась из общего ряда индийского цикла. «Тропический ливень» был выставлен в самом дальнем зале галереи на узком торце стены, но тем не менее вызвал огромный интерес и там всегда толпился народ.
     Я забрела в это место случайно, сбежав от навязчивого знакомого. Дождь, девушка с синим взглядом… «Привет, Алина» - прошептала я, чувствуя, как моё настроение падает вниз к плинтусу…
     «Ну не знаю – раздался сзади знакомый и слишком громкий для «храма искусств» голос – не знаю, что тут такого… слишком бледная…» Я медленно обернулась, зная кого увижу. Да, это он – Тимофей, собственной персоной. Весёлые круглые глаза, старательно приглаженная буйная шевелюра. «Майка!» - завопил он, заставив недовольно оглянуться рафинированную публику.
– Тим, ты в галерее? Не перепутал с пивным баром?
Я пыталась быть серьёзной, но губы сами расплывались в радостной улыбке.
– Да ладно, не такой уж я тёмный, Майка.
Он не сводил с меня глаз, а стоящая рядом с ним девица хмурилась и надувала губы. Но Тим не обращал на неё внимания, лишь тихонько отцепил её руки от своего локтя и не поворачивая головы сказал: «Сходи погуляй, картинки посмотри» Девица недовольно фыркнула, но послушно отправилась в другой зал. 
     – Майка, Майка, ты стала ещё красивее. Я скучал… скучаю… Возвращайся, Майка.
Так тихо и серьёзно он раньше не разговаривал. 
– Куда, Тим? Куда – возвращайся?
 - Не куда, а ко мне.
 – Фу, ты гарем собираешь?
– Дурочка, я эту девчонку специально подцепил, чтобы ты не думала, что скучаю по тебе. Я ведь знал куда иду, знал – ты здесь обязательно будешь.
– А чего сразу раскололся?
– Глаза твои увидел.
– Что с ними не так?
– Всё не так. Чувствую – всё не так.
Он, Тим, чувствует, чудеса! Он чувствует её. Чувствует. Чувствует так же, как Платон Алину? 
- Тебе нравится выставка?
Я включила светский тон, соскакивая с темы.
– Хотел бы сказать нет, но твой – художник с большой буквы «Х». Отличная выставка. Он был абсолютно серьёзен.
– А эта нравится?
Я кивнула через плечо на «Тропический ливень».
– Нет. 
– Почему?
 – Потому что он её любит, а она это не ты.
Неужели всё так явно, что даже Тим понял. Я молчала, не зная, что сказать.
– Пошли отсюда.
Тим схватил меня за руку. 
– А пошли.
И мы двинулись к выходу. Я не обращала внимания на удивлённые взгляды знакомых, пока не наткнулась на мужа.
     Платон смотрел потемневшими глазами, не спрашивая ни о чём. Я выдернула свою руку из лапищи Тима.
– Платон, я выйду прогуляюсь… Вернусь сразу домой. Не обидишься?
Он молча покачал головой. Я почувствовала себя школьницей перед учителем математики, но за спиной стоял Тим, и я примирительно пробормотала: «Выставка отличная. Я вернусь не поздно» Платон кивнул и повернулся к очередному ценителю его таланта.
     Оказавшись на улице я с облегчением выдохнула. Тим всё ещё был непривычно серьёзен.
– Майка, ты очень изменилась. Ты стала несвободной. Деревянной какой-то. Замороженной.
                …             …        …
     Возвращение домой вспоминать ещё долго не захочется.
Платон стоял возле барной стойки с пузатым коньячным бокалом в руке. Тонкий кашемировый джемпер подчёркивал хрупкость его тонкокостной сутуловатой фигуры. На моё наигранно-весёлое «привет», он небрежно стряхнул со лба прядь волос и молча кивнул, а когда я, запрыгнув на высокий табурет, потянулась к бутылке, молча отодвинул её. «Ну, почему?» - буркнула я. «Хватит уже сегодня» - ответил он глухо.
– Ну, извини.
Я соскользнула с кожаного сиденья и чуть было не грохнулась, зацепившись ногой. Он даже не шевельнулся, чтобы поддержать. «Не любишь ты меня» - дурашливо-грустно сказала я и плюхнулась на диван, закинув ноги на подлокотник. Платон едва заметно поморщился. Он не выносил вульгарных поз, слов, одежды… Это вызывало у него отвращение и злило.
     Не меняя положения, я сообщила: «Я не пьяная, и я тебе не изменила» Он сделал глоток из своего бокала и недоверчиво переспросил: «Разве?» Я пожала плечами, а он добавил: «Зачем тогда эта демонстрация в галерее? Ты ушла с бывшим. Там было полно наших знакомых, пресса»
– И… 
– И это значит, что будут писать не столько о моих картинах и новой творческой концепции, сколько о скандале, устроенном женой художника, демонстративно покинувшей выставку с каким-то мужланом. И всё обрастёт кучей догадок и сплетен.
Да, не из-за меня он расстроился… Не обо мне думал. «Знаешь, Платоша – я никогда не называла его так, как называла любовь его жизни, но обида и злость заставили говорить и делать именно то, что он не выносит – знаешь, Платоша – повторила я ещё раз – я уже жалею, что не изменила тебе, что вообще вернулась сюда в этот дом. Это не я, это Тим не захотел переспать со мной, потому что любит, потому что хочет меня насовсем в свою жизнь, а не на раз или два…» Я повышала и повышала голос, кричала что-то обидное и глупое, пока Платон не хлопнул дверью. Конечно, ушёл в студию к своим картинам, к своей неземной Алине.
     Тим просил определиться, решить хочу ли я вернуться к нему. И я прекрасно понимала, что хочу только к нему. А мой талантливый, успешный, рафинированный муж… Он… совсем… не мой.
     Утром я поднялась в студию. Пахло кофе, Платон сидел с чашкой в руке напротив её портрета и не сразу заметил моё появление. «Прости меня» – попросила я мягко и примирительно. Он медленно перевёл взгляд на меня: «Ты успокоилась? Я тоже был в чём-то неправ. Забудем» 
– Да, забудем. Я ухожу. 
– Надолго?
– Навсегда.
– Но…
Он аккуратно поднялся, чтобы не расплескать кофе.
– Но ведь всё нормально. Разве нет?
– У нас разная с тобой норма, Платон. Не держи зла.
     Внизу, возле машины, неуклюже топтался Тим. Я вылетела из парадного и закинув спортивную сумку в салон, быстро запрыгнула следом. Дёрнула Тима за руку, торопясь уехать быстрее от этого красивого, стильного дома, от богатой и спокойной жизни. Тимофей, чувствуя мою нервную дрожь, крепко прижал к себе. Сказал на ухо: «Сейчас приедем домой, уложу тебя в ванну с пеной, напою чаем и будем смотреть дурацкую комедию, болтать и целоваться. Всё, как ты любишь»
     Он знает, помнит, как я люблю. Он будет смешить, пока я не начну хохотать, как безумная. Потому что любит меня. Именно меня, а не бледную тень незабываемой первой любви. «Жаль, что до дома почти три тысячи километров» - вздохнула я, а он хмыкнул и расплывшись в улыбке сказал, что дом гораздо ближе, что он открыл в этом городе уже два филиала своей фирмы и купил вполне приличную квартирку. Правда, делать в ней ремонт и расставлять мебель не стал, потому что всё это должна сделать я.
     Я потеряла дар речи, а он встряхнул меня за плечи и подсевшим голосом добавил: «Только ты разводись быстрей, Майка».
                …               …            …
Мама была права. Каким бы прекрасным, замечательным не был мужчина, если он не твой человек, ты не будешь счастлива с ним рядом.

               
*Роман «Индийский сериал»