Штурмующие пустые высоты

На Север Марченко перевели три года назад. Представлял он себе его пустым, холодным и однообразно равнодушным. У погоды два сезона – осень-зима – слякоть, темень, снег и мороз, и весна-лето – дождь, комары и отсутствие ночи. В первый год он весь отпуск провел дома на Ставрополье, ездил на охоту и рыбалку в компании друзей в Астрахань. На второй год он потратил часть отпускных на охоту во время перелета гусей на Север. А в третий собирался заманить на осеннюю рыбалку жену. Хотел показать ей, как наловить на спиннинг за полчаса рыбной ловли ведро крупного хариуса, или как попадает за одну сплавку пять-шесть рыбин отборной семги.

С переездом на Север на службе больших перемен не произошло. Такой же кабинет – шесть м в длину и четыре в ширину. Стол, кресло и десять подчиненных в соседних кабинетах. По утрам планерки, к концу недели, месяца, квартала и года - отчеты и планы. Лишь менее напряженной  стала оперативная работа.

Рост без спичечного коробка – два м, вес – центнер, два раза в неделю – бассейн, по одному разу – теннис и сауна, и его флегматичный характер позволили ему к юбилейной дате в 50 лет сохранить отличное здоровье. Высокий рост, стройная осанка и открытый взгляд стали основой для первой ступенькой его карьеры. Срочную службу он проходил в комендантской роте, среди таких же рослых и внешне привлекательных ребят. На многочисленных парадах знамя он не носил, но его место тоже было почетным. Последний – линейный, то есть первый после знаменосцев. Ему казалось место это определило всю его дальнейшую жизнь: быть первым среди вторых, или же последним среди первых. 

После службы в комендантской роте – школа милиции, ФСБ, служба в ОВИРе, и, наконец, отдел по борьбе с наркотиками. Здесь и засиделся дольше всего. Планы, отчеты, рутина службы. Шаг влево, шаг вправо, контроль всегда дышал в спину, впрочем он не давал повода. Лишь один раз отпустил попавшегося наркоторговца. Улики против того были сомнительны, к тому же был звонок из Москвы – он оказался нештатным агентом ФСБ. Ссориться с московским начальством перед получением новой квартиры после пятнадцати лет ожидания он не хотел. Со своим куратором, полковником Швыдким, договорились быстро. Наркоделец оформил в собственность на тестя Марченко бензоколонку, и в случае следующего задержания предполагалось, что собственность будет оформлена уже на Швыдкого. Случай не представился. Марченко перевели на Север.

Три года службы прошли как три дня, незаметно. Все было привычно и размеренно, как всегда, и Север был уже не таки скучным. Неприятности начались с похода в ресторан. По пятницам Марченко и еще трое офицеров из его отдела посещали ресторан «Примус», где была сносная грузинская кухня, к которой Марченко испытывал особые симпатии, и даже приучил приятелей к острым приправам. День начинался замечательно. С утра пришел перевод от тестя, бизнес работал и приносил доход. В обед он вручил позолоченные рога – подарок из Дагестана - своему шефу, тот пообещал дать отпуск в нужное время.  В этом году дочь заканчивала школу, и Марченко обещал свозить семью на Мальдивы. Он представлял, как в июле он слетает на вертолете на подледную рыбалку на Севере, а через неделю будет купаться в теплом  море. Причин для хорошего настроения было много. В тот вечер в «Примусе» он декламировал Хафиза, зал был небольшой, столиков на семь, поэтому слушали все посетители.

«Если Ширазская турчанка понесет руками мое сердце, за ее индийскую родинку я отдам и Самарканд и Бухару» - читал он громко, выйдя на маленькую эстраду. За столиком напротив сидела пара. Мужчина лет сорока, спортивного телосложения, с коротко стриженными светлыми волосами, громко сказал своей спутнице, стройной брюнетке лет тридцати:

- За этот стишок поэт получил в подарок от Тамерлана халат. Тот в начале вообще хотел отрубить ему голову. Благо, за спиной завоевателя был целая пирамида из голов жителей захваченного города, но поэт был хитрой бестией, когда Тамерлан упрекнул его в том, что он за родинку какой-то шлюхи пытается отдать его любимые Самарканд и Бухару, то хитроумный Хафиз ответил:

- О, повелитель правоверных! Из-за такой моей щедрости я пребываю в такой бедности. Вот тогда Тимур расхохотался и дал поэту халат.

Он сразу понял, что этот парень был одинок. Человек без команды. Такие не нравились ему. В тот вечер в ресторане была живая музыка. Марченко заказал «Офицеры» Газманова и попросил всех присутствующих встать. Трогающие его до слез слова - «Господа офицеры», чувствовал всем хребтом Марченко. А этот комментатор не встал. Тогда Марченко плеснул ему в лицо стакан водки и попытался ударить по лицу. Но парень оказался подготовленным. Не вставая с места, он перехватил руку Марченко и потянул ее вниз, вначале на себя, а потом чуть влево. Марченко упал лицом прямо в тарелку на его столе.  Ему помогли сослуживцы. Все-таки комментатор получил пару оплеух. Затем было разбирательство. Оно был недолгим и закончилось мировым соглашением. Парень оказался майором из войсковой разведки - одним из тех, кто отмахивает десятки километров в тылу боевиков. В награду он получил орден Славы и протез на левой ноге, поэтому не мог встать во время исполнения песни. Навоевавшийся человек миролюбив. Марченко повезло. Но как оказалось на самом деле, неприятности еще только начинались.

Его дочь – красавица Марина - с детства мечтала стать модельером, уже в школе она занималась в кружке кройки и шитья, участвовала в каких-то конкурсах и даже получала премии за призовые места. Стройная, высокая, с милым лицом  чернобровой казачки, с добрым ласковым сердцем она была светлой радостью в семье. После школы Марина подала документы в технологический вуз в подмосковной Тарасовке. Тихая станция, зеленые аллеи, пруд, речка и электричка, полчаса езды до Москвы. Снимать квартиру дочь не разрешила, устроилась в общежитии.

- А сэкономленные деньги, папа, пойдут на мой первый бизнес, когда получу диплом.

Общежитие, девятиэтажка, облицованная белым кирпичом, смотрелась уютно и светло. После подачи документов он уехал на Север, жена - домой в Ставрополь, а дочь они оставили в Москве без тревоги. И вдруг через две недели, когда он собирался уже идти в отпуск из Ставрополья позвонила жена.

- Срочно вылетай в Москву. Марина в беде.

Лишь две недели назад уезжая они прощались с Мариной - доброй, открытый, со своей красавицей, со своей радостью. И теперь они увидели ее в реанимации. Белая плата, капельница, и какие-то трубки и мигающие лампочки на приборе, возле кровати. Это все было не ее. С ней не должно было этого случиться, размышлял он, но в ответ - лишь тишина, тягостная, убивающая тишина. Их дочь молчала.

Глядя на бледное, с чуть проступающей желтизной лицо умирающей дочери, он вдруг вспомнил Анапу. Марине тогда было лет пять. Сын шел в первый класс, и жена осталась с ним дома, готовиться к школе. Врачи обнаружили у дочери заболевание легких, и он непременно хотел попасть в санаторий, где была бы спелиокамера. Такой нашелся. Это был «Урал», приличный санаторий, с ухоженной территорией, с доброжелательными работниками и отличным питанием по правилам «шведского стола», был выбор, но в один из дней, раздраженный пустым мелочным звонком с работы, он, глядя на ковырявшую с неохотой котлету дочь, прикрикнул на нее, сорвался. Та, глядя на него с глазами полными слез, стала ладошкой подталкивать котлету в рот. Увидев это возмутилась какая-то посторонняя женщина, невысокая холенная блондинка лет сорока, из тех, что занимает командные должности в образовательной среде. Она отчитала его за грубость, погладила Марину по голове, поговорив с ней сменила блюдо, и через три минуты дочь уже смеялась глядя на отца, утирая ненужные слезы. Почему это вспомнилось ему сейчас, неужели он что-то не досмотрел, или не допонял свою дочь, как тогда он не понял той женщины, впрочем, ему всегда были не понятны люди с немотивированными поступками.

Следствие шло почти год, дело возбуждать не стали, сделали заключение – самоубийство, выбросилась из окна. Из своих источников, позднее, он узнал, что в этом общежитии, как и в сотнях других по России, хозяйничали кавказцы, грабили, насиловали, сажали на иглу. Впрочем, в те времена мало от них отставали и местные бандиты. Концов так и не нашли. Связи и деньги бессильны перед клановой закрытостью.

После похорон дочери жена состарилась, стала замкнутой. Впервые к врачам обратился и он. Стало подводить сердце. Вторая напасть пришла через два года. Сын Александр, копия отца служил в ВДВ. Хорошо стрелял, бегал кросс, весело бил об голову бутылки, а на параде был последним линейным. За хорошую службу, получив отпуск, приехал к матери в Ставрополь. И в первый же вечер выпросил у матери машину отца, новенький мерседес покататься с друзьями. Через день в багажнике этой машины нашли тело убитой молодой женщины. Она была изнасилована. Женщина была тихой, скромной вдовой, матерью двух малышей, отец которых погиб в Южной Осетии. В начале следствия были показания о том, что вечером, выходя из ресторана, женщина села в машину к его сыну. После, с друзьями, они поехали на спортивную базу.

Прилетев в Ставрополь, он попросил помощи у Швыдкого. Тот помог. Предполагаемый убийца был найден из компании друзей сына. Позднее его нашли повесившимся в следственном изоляторе. Александр пошел дослуживать в армию. Швыдкой в обмен на услугу получил право собственности на бензоколонку. К тому времени он стал преуспевающим господином, владеющим сетью агентств недвижимости и массажным салоном.
 
Казалось, что можно было в этой жизни что-то наверстать, исправить. Случай представился. Оперативники вывели Марченко на местного цыганского наркоторговца. Тот в обмен на свободу предложил миллион долларов.

Полковник ждал миллиона  в девять утра при выезде из собственного гаража. В девять часов пять минут к машине подошел светловолосый парень, в руках он держал пластиковый пакет. Марченко, опустив тонированное стекло машины, вопросительно посмотрел на него. Светлые волосы и голубые глаза парня напомнили ему своего сына. Парень улыбаясь произнес одно слово, которое он вначале не понял:

- Мразь.

Из пакета торчал ствол ТТ.

- Мразь, мразь. Эхо закружилось в голове Марченко, обожгло мозг, звуки выстрела он уже не услышал.