Наощупь

Кем на заводе числился Аркадий, Лешу не  больно интересовало. По крайней мере,  должность Аркадия способствовала  организации различных культурных мероприятий. И по какой-то одному ему ведомой причине Аркадий считал Лешу пригодным для мероприятий.  Может быть, потому что Леша был молод, здоров, при дипломе  и  еще не женат. А может быть  по какой-то другой причине. В голову Аркадию Леша залазить не собирался. А на его предложения частенько откликался. В этот раз Аркадий нашел Лешу в столовой во время обеденного перерыва  и сообщил, что организуется  автобусная поездка в Умань.

- Умань?- спросил Леша с сомнением.
- Ты не знаешь что такое Умань? – удивился Аркадий и, объяснил, что там  есть знаменитый парк. Софиевка. И если он парка не видел и даже о таком не слышал, то много потерял.  Там есть на что посмотреть

 Выезжали рано утром. Езды часа четыре. Заводской автобус -  допотопный ПАЗик.  Дверь еще царя Гороха, которой водитель через рычаг управляет. Но молодежи неудобства нипочем. А в автобусе   собралась поголовно молодежь. И причем, Аркадий как подгадал, половина парней, половина девушек. И при этом  не так много приевшихся девушек с Лешиного предприятия. Новые девичьи кадры, из центрального филиала. Но и эти  с первого взгляда - отстой. Как так Аркадий умеет выбрать?

 Но, может быть, Леша ошибался? По крайней мере, когда  во время остановки  на заправочной станции девушки вышли размяться и сбегать в туалет,  их появление вызвало бурное оживление среди водителей фур с арбузами, ждущих заправки. Какая  романтика во  флирте после посещения  вонючего туалета на заправке. Но тем не менее. И после двух заправок на подъезде к Умани  в автобусе ноге ступить было некуда. Весь пол  позеленел от  арбузов. Это были подарки очарованных водителей. Теперь к голосам девушек, всю дорогу извергавшим популярные песни, добавились глухие баритоны катающихся туда-сюда  арбузов.   

. Парк в Умани Леше понравился. Красивый парк. Вот тут  у Аркадия вкус лучше, чем при подборе экскурсанток. Экскурсовод рассказывала, что парк есть памятник великой любви. Было, мол, у  стареющего графа Потоцкого в этих метах большое имение. Во время  русско-турецкой войны солдаты вели всякую захваченную на войне нерусь. И управляющий имением приметил среди них девочку лет четырнадцати удивительной красоты, то ли турчанку, то ли гречанку, то ли армянку. И выкупил. Звали девочку Софией. Но граф быстро об этом узнал и потребовал пленницу пред свои светлые очи. Увидел и, как сказал поэт,  «с тех пор, сгорев душою, он на женщин не смотрел, и до гроба ни с одною молвить слова не хотел»  София стала пределом его мечтаний. Граф, потомок знатнейшего рода, даже с ней обвенчался. И построил для своей возлюбленной этот парк с озерами и  каналами,  с  мостами и павильонами.

Аркадий не перебивал экскурсовода. Но, судя по его ироническим гримасам и покашливаниям, он многое о парке знал. Так и подмывало вставить слово.  Но лишь после того  как экскурсовод  закончила, предлагая им  самостоятельно погулять  по парку,  Аркадий сказал, что гражданочка лила в уши сладкую сказочку для детей. На самом деле все было гораздо более прозаично. Эта самая София была в Константинополе проституткой.  Но не простой. Респектабельной.  И там  каким-то образом попала в поле зрения польского посла. И тело сделало свое дело. в свои восемнадцать лет девушка попала в Европу. Обучилась языкам. И вышла замуж за какого-то военного. И как часто бывает, в царство богатства  дорогу грудью проложила себе.  И Потемкина она знала и французских принцев. И уже потом будучи прожженной авантюристкой, вышла замуж за Потоцкого.

Как видно, такая трактовка не понравилась некоторым девушкам. Его  даже  упрекнули, что он вытер ноги о такую красивую легенду.
- Я никому ничего не навязываю. Но люди есть люди, - пожал плечами Аркадий, - Людям, особенно женщинам, свойственно стоять ногами на земле. А другими частями тела создавать себе ореол.

По тому, как девушки насупились, Аркадий понял, что перегнул  и предложил  свободно прогуляться по парку. Кому как нравится. Только договориться о времени сбора у  центральных ворот.

Лешу слова Аркадия не обидели. Наоборот, заинтересовало, что же еще тот знает о  Софии. И он двинулся на прогулку  по парку вместе с Аркадием, Вовкой Винниченко, живущим на его же этаже в общаге и  еще каким-то парнем. Аркадий, некрасивый  плюгавенький  неженатый мужчина, лет под сорок, быстро свел разговор от Софии к  женщинам вообще. И Леша удивился, зачем тогда Аркадий набрал пол-автобуса девушек.

-  Никуда не денешься, - сказал Аркадий, -  Вот увидите,  некоторых  наших попутчиц нам еще придется подождать.


 Аркадий оказался прав. Некоторых попутчиц пришлось ждать. И немало. Из парка их не выловишь. Нужно торопиться.  Солнце уже садилось. Возвращение было предусмотрено на завтра. А  сейчас нужно где-то переночевать. А на это у Аркадия твердого плана не имелось. Но он поднаторевший в подобных мероприятиях,  особых проблем не предвидел. Заезжаем в ближайшее село. А там всегда можно найти хатенку, где дадут разместиться.
 
Положились на волю случая. Вечерние краски сгущались. Следовало торопиться. Доехали до первой попавшейся деревни. Кто-то из местных подсказал, у кого  тут можно спросить приюта. Даже в село заезжать не требуется. Проехать в объезд с километр вот по этой дороге. Сбиться невозможно. Никаких развилок по пути нет. По правую руку пойдут дома, огороды. А по левую - посадки кукурузы.  Как увидят высокие деревья  прямо  по курсу – стоп. Это дорога упирается в кладбище. И там, не доезжая метров сто, последний  дом по правую руку – это то, что им надо. Там живет Миша. Мужчина одинокий. Он живет в домике. А дочке времянку построил. Думал, она переедет к нему. А она не приехала. И времянка так и стоит пустой. Вот он там может их без проблем приютить.
 
 Поехали, как указали. Действительно, не собьешься. С правой стороны пыльной серой дороги домики да огороды. А с левой - кукурузное поле.  Шумит сухими, соскучившимися по давно забытому  дождю листьям. Початки  прямо в окна автобуса заглядывают.

Как и указали, автобус притормозил у последнего дома. Запыленные путешественники вышли на воздух. Перед ними стоял обычный сельский дом, в котором, чувствовалось, ворам нечем поживиться. Ни  редкий  плетень, ни держащаяся на честном слове калитка не могли служить защитой. Зато из-за плетня на них смотрела большая рыжая овчарка. Оглядывала их умным  внимательным взглядом,

Аркадий крикнул хозяина. Нет ответа. Крикнул еще раз. Девушки  звонкими голосами поддержали его. Нет ответа. И что теперь на дороге торчать? Все взоры обратились на Аркадия. Он  - великий кормчий. Ему решать.

- Ну, позови-ка своего хозяина, - обратился Аркадий к собаке.

Собака с минуту постояла, внимательно изучая вечерних гостей, словно раздумывая, внушают ли они доверия. Затем что-то решила, развернулась и потрусила в дом. Через пару минут на крыльцо  выглянул хозяин.  Собака снова подбежала к калитке и  стала на страже, ждала и смотрела то на гостей, то на хозяина. Миша махнул  рукой и крикнул, чтобы заходили.  Собака не тронет.

Рисковать брюками и здоровьем пришлось Аркадию. Он боязливо переступил границу участка. Шагнул вперед. Собака  смотрела на него, не двигаясь. Аркадий зашагал к дому. Собака пошла рядом. Ученая, подумал Леша.

 Он  следил за поведением собаки. Наблюдал, как во время переговоров Аркадия с хозяином,  собака стоит у Мишиных ног и не сводит глаз с гостя.  Казалось, слушает, о чем тот говорит. Переговорщики стояли на крыльце старого деревянного дома, расположенного в глубине широкого двора.

Пока Аркадий толковал с Мишей, Леша осмотрелся. Дом потемнел, по-стариковски,  немного покосился и давно требовал ремонта. По левую руку от калитки ближе к плетню серела та самая времянка, которую Миша выстроил для дочки. Времянка новая, наверное, саманная, оштукатуренная. Но не побеленная. Конечно, она  поменьше дома.  Почему хозяин туда не переехал,  раз дочка не приезжает, неизвестно. Наверное, привык к дому. Вдоль дороги  в сторону кладбища располагался огород. Хозяин, наверное, с него и живет. Двор от огорода отгораживал нечто типа плетня, на нем сохло нечто типа  потерявших форму и цвет шаровар. Двор запущенный, неровный, поросший низкой травой с вытоптанной тропинкой. Единственная архитектурная примечательность двора – водяная колонка с краном. И в самой глубине обычный дощатый сельский  туалет.

Зато напротив двора, только перейди дорогу, прерии, пампасы, джунгли.  Кукурузное поле.  Сделай десять шагов, и ты с головой нырнул в другой мир.  Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей. Конца этому миру не видно. Земля тут ровная, как стол. А кукуруза  выше человека.

А направо по дороге метров, ну, от силы сто – кладбище. Вероятно, заброшенное. Леша кладбища не жаловал. Кто их любит? Но почему-то ему пришло на ум, что  этому кладбищу очень подходит название  погост. Отсюда, от Мишиной  калитки видно, как все там заросло кустарником. А несколько белолиственных тополей посреди кладбища так разрослись, что своими огромными  раскидистыми ветвями могут укрыть тенью все могилы.

Вот-вот солнце нырнет за  горизонт. Уже с усилием  пробиваются  оранжевые  лучи из-за листвы тополей. Кукурузные джунгли в надвинувшемся полумраке все  таинственнее. Заговорили нездешними звуками, загадочным шепотом. Леша удивлялся: ветра не было, а откуда шум кукурузных листьев?  И кроме этого, слышались и другие ничем необъяснимые звуки.
 
Вернулся Аркадий и сказал, что  получено добро размещаться во времянке. Правда, света там нет. Хозяин кабель не провел. Постелем на полах то немногое, что имеем, и ляжем.

- Нас бросала молодость на крондштадский лед, а уж  пол  во времянке – это  лепестки роз,  - кто-то сказал в ответ.

Леше и стелить на пол было нечего.  В отличие от практичных женщин, он не взял с собой ни одной лишней тряпки. 
 
А женщины  тем временем  колдовали с ужином. Хозяин указал место, где можно развести костер. Дал дровишек. И кое- кто из ребят занялся розжигом.  Другие же, в том числе и Леша,  пошли рвать в кукурузе сухих листьев. Сгорают быстро. Зато рядом. И их пруд пруди.

Сквозь небо затянутое облаками, еле пробивался слабый свет. Он даже не мог соперничать со светом  костра.  Но все равно у края дороги, где  Леша рвал листья, было так темно, что приходилось работать  на ощупь.

 Ужин вышел славным, веселым. Молодежь уже утомленная солнцем,  ездой и экскурсией, была  готова к поглощению привезенных запасов. Вина в достатке. А на  третье - разливанное море арбузов. Пикник на славу. Всю снедь разложили  на газетах и каких-то тряпках. Атмосфера настолько непринужденная, что теперь девушки, простили Аркадию его нелестные слова о Софии, даже допуская, что его несколько циничный взгляд на жизнь может быть разумен.

Само собой, и  хозяина к столу позвали. Как же без этого? Он был рад. Пропустил со всеми. Рассказал, что он тут с рождения живет. Только на время войны мальчиком уезжал в эвакуацию.  Правда,  под конец войны успел год повоевать. И еще год в Германии служил. А потом сюда вернулся. Все было разрушено. Отец на войне погиб. Мать  еще в эвакуации умерла.  Брата разыскал. Они  с братом дом подняли.  Потом оба женились.  Брат женился не на местной и  уехал. А Мишина жена умерла. Дочка уже взрослая. В городе живет. Сюда  ехать не хочет. Вот он один. Да Анка, собака.   

Уставшие путешественники понемногу удалялись спать. Ложились в дальней комнате, которая побольше. В одной комнате, вместе, чтобы теплее. Ночи уже прохладные.  Леша тоже вскоре  поплелся  спать.

 В комнате темень. Нашарил  пустое место и лег. Он, слышал, как приходили и пробовали вклиниться запоздавшие. Скоро разговоры затихли. Но по мере того, как отужинавшие подтягивались, тесня пришедших раньше, пустого места становилось меньше. И под конец оказалось, что набились они, как сельди в бочке. Просчитались с размером  комнаты. И она, бедная, их едва вмещала.

Леша, ложившийся в абсолютной  темноте, понятия не имел, с кем лег рядом. Ни глаза, ни уши не давали никакой информации. Только слабый  запах  женских духов, свежеструганных досок пола, да в комнату через открытые двери доходила гарь уже притушенного костра.
 
Путешественники, уставшие от долгого насыщенного событиями дня, затихли, согрелись в тесноте, даже жарко стало. Не прошло и часа, как  то один, то другой стал  подниматься и выходить. И через минуту возвращаться. Арбузы и вино сказываются, подумал Леша, которому эти хождения не давали заснуть. Ходящие в темноте, наступали на лежавших. И вернувшиеся  втискивались на ощупь,  нарушая прежний расклад. Короче, смешались в кучу кони, люди.

 Леша лежал на спине, подложив под  голову руки. Это просто в кровати. Но не тут. Локти, возможно, мешали лежащим рядом. И вдруг он почувствовал, сосед взял его за локоть. Потом по его волосам проплыла ладонь. Мягкая  женская ладонь. Нежно проплыла. Значит, не сосед это, а соседка. Случайным это плавание  чужой ладони быть не могло. Кто она, эта соседка слева? В темноте не разберешь. А она знает, кого по волосам гладит? Или наобум? 

Он, например, половину своих попутчиц впервые видит. А  той половине, что с его завода, просьба не беспокоиться и не заводиться с поглаживаниями.  И экскурсия ничего не изменит. Тут он принципиален. Он помнил, как его сокурсник Юрка Гончаров, съездил в стройотряд. Там его Надька с их потока  и захомутала.  Он  через год женился, дурак.  И  приобрел головную боль. Что он в той Наде увидел? Это в стройотряде  у него мозги проплавились. С Лешей такие номера не проходили. С другой стороны, он не мог припомнить, чтобы кто-то когда-то из заводских девушек  хоть взглядом давал ему намек. Значит, чужая.

 А теперь что делать? Это ведь не взгляд. Это нужно расценивать, куда яснее, чем  намек. Леша решил, что даже если он ответит на нежданное ночное поглаживание, это допустимо. Никакого криминала. И  в дальнейшем  ровно ничего не будет значить. 

Он чуть развернулся, лег поудобнее, и  положил руку на  грудь незнакомки.  Может человек во сне случайно положить туда руку? Может. Несколько мгновений его ладонь лежала недвижно, как на подушке, проверяя реакцию. Кажется, соседка поняла, что его рука там оказалась вовсе  не случайно. И ждет продолжения. К тому же грудь вполне. Даже не ожидал. Но, какое тут продолжение, если она одета в плотную вязаную кофту? А змейка на кофте коротенькая, только чтобы голова пролезла. Хоть спущена до предела, но на то, чтобы посторонний туда руку запустил, не рассчитана. Змейку дальше не спустишь

 Какая-то она несообразительная. Уже ужарились от тесноты, Так  хотя бы кофту сняла. Да  черт с ней, со змейкой. Зачем насиловать змейку? Если  объект отвечает на сигналы, значит, нужно искать другие пути. А они есть.  Темнота такая, что движение его руки никто не заметит.  Леша  нырнул под кофту снизу.

Некоторое время  он ласкал ее грудь. И не получал отказа. Затем его ладонь  поползла вниз, в направлении обратном тому, откуда пришла. Но не для того, чтобы покинуть  объект исследования. Ползла намеренно медленно. Если ей это не понравится, она всегда может его остановить. Но она не останавливала. Вот под его ладонью слегка вогнулся, расступился жир у пупка. Прямо скажем,  не тополек. Кто там  из ехавших  с ним в автобусе был в теле? Он не мог припомнить. Не обратил внимания.  Да и стоит ли на это отвлекаться?

И вот ладонь достигла  святая святых. И все там было готово к торжественной встрече. Но дальше что? При таком количестве народа и вообразить нельзя какого-либо развития событий. Только морока. Артель «Напрасный труд»  Патовая ситуация.  В  патовой ситуации противники соглашаются на ничью. Но Леша уже на ничью идти не хотел. Может быть, и она не хотела.  Он не находил решения.

 Скоро  его соседка, видать, тоже утомленная  патовой ситуацией, убрала его руку. Привстала, поднялась и пошла на выход. И этим подсказала ему очень простое решение.  Осталось подождать минуту и пойти следом. А тем временем  подумать, кто же  был в кофте?  Днем было жарко. Все были одеты легко. Это к вечеру девушки утеплились.  Но вечером он, увы, не приглядывался к их одежде.

 Свято место пусто не бывает. Особенно в тесноте. Соседка ушла и какая-то другая  придвинулась и лежала теперь в искушающей доступности. Правда, теперешняя лежала спокойно. А Лешины мысли уплыли из времянки. Он  считал минуты.
 
Красными глазками злобных ночных тварей на его смотрели не затушенные угольки костра.  У костра не многим светлее, чем в комнате. Он еле нашел калитку. Вышел. Никого.  Перешел дорогу и шагнул в кукурузу. Перед предстоящим событием нужно быть во всеоружии.  С пустым мочевым. Чтобы ничто потом не отвлекало. Ветра практически не было. Тем не менее, листья обступившей его кукурузы, колыхались, прикасались к плечу, щекотали щеку, шелестели. Ухала ночная птица. Поле жило неведомой жизнью. Казалось, кто-то рядом, то ли дышит, то ли ходит. Хотя всему можно найти объяснение. Может быть, мыши по кукурузе бегают, а сова за ними охотится. Хорошо сова, а может быть и змея.

 Зашелестело, зашумело, словно идут прямо на него. Разве в такой обстановке подготовишься?  Вроде бы, кто-то прошел мимо. Она? Но как ночью в кукурузе друг друга отыскать? Нужно выйти на дорогу. И вдруг он почувствовал легкое прикосновение к плечу, чуть  сильнее прикосновения листа. И почудилось ему, что женский голос коротко шепнул «иди на кладбище» Показалось? Ходить ночью на кладбище – сомнительное удовольствие. Почему не заняться в кукурузе? Как там поется «распрямись, ты, рожь высокая, тайну свято сохрани» А кукуруза чем хуже? Но кому это сказать? Он оглянулся. Никого.

И он послушно побрел  полем в сторону кладбища. Кладбище рядом. И будь день, не было бы никаких проблем. Но его ночной путь оказался тернист. Пробираясь сквозь кукурузу, несколько раз останавливаясь, оборачиваясь, всматривался, прислушивался, не идет ли она за ним. Не обнаружил никого. Но от этих остановок и оглядываний дал крена и  заплутал. На кладбище  прибыл с заметным  опозданием и  не с дороги,  как следовало, а с какой-то опушки.
.
Даже  на фоне  темноты ночи, кладбище зияло абсолютно чернильным мраком. Только стволы тополей, белые днем, разрывали этот мрак.  Он шел через старые могилы, превратившиеся в холмики, поросшие травой. После  продирания сквозь чащу, кладбище,  уже перестало быть заветной  целью. Оно стало ориентиром, по которому можно найти дорогу к Мишиному дому. Главное, пройти по кладбищу так, чтобы выйти к месту, где в него упирается дорога.  Курс  на тополя.  И вдруг  он почувствовал прикосновение. Она? Она!

 Он обнял ее и услышал ее шепот:
- Пошли к дереву.
 
Она оперлась спиной о белый ствол тополя и ждала. Он едва видел ее глаза.  Все-таки плохо видел в темноте. В городе ему не мешало. Завтра  он уж точно разберется.  Пусть лица не очень видно, но по росту, объему, длине волос, по тому, что на ней темный тренировочный костюм -  утром поймет. Имени ее он не знал. Да и на кой черт ему ее имя?

 Оказывается, если приспичит, можно разрешить ситуацию и не во ржи, и не в кукурузе, а  ночью на кладбище. Темнота – друг молодежи. Его руки уже ходили по ее телу, как руки скульптора по податливой мягкой глине. Но на душе было неуютно. Потому, что тут неуютно. Могилы вокруг.

- А тебе нормально на кладбище?  - спросил Леша.
- Даже заводит.

Если заводит так тому и быть.  Но в самый апогей, когда она стала едва слышно мычать и постанывать, до него дошли  посторонние мычание и стон. Со стороны могил. В  привидения и  в восставших из могил он не верил. Может быть, это какое-то животное? Леша замер, и ему показалось, что какое-то животное почти беззвучно проскочило мимо.

По тому, как молниеносно она натянула свои шаровары, Леша понял, не он один услышал пугающие звуки. Минуту они стояли, молча, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Что тут можно разглядеть? Могилы, заросшие травой,  в темноте слились в один общий фон. И только чуть поодаль выделялось что-то непонятное, более светлое и  непонятное. Словно корабль пришельцев.

 Темнота друг молодежи. Но до какой-то определенной степени.  Такая кромешная мгла – это слишком. Снова стало все тихо.

- Почудилось, - шепнула она, взяла  его руку и притянула к заветному месту.

И он вновь сосредоточился на ее теле. Она застонала в истоме. И снова кто-то откликнулся жалобным стоном. Словно караульные окликают друг друга в ночи. Может быть, так кладбище охраняет свой покой? Дальше так продолжаться не могло. Пропало желание.   И она это почувствовала.

- Ничего. В городе время будет, -  сказала она, поправляя одежду.

 До края кладбища они дошли вместе. Там Леша притормозил, чтобы между ними образовался разрыв. Она шла впереди. Он, едва ее видя,  - за ней. Шел и думал: в городе  у него другие приоритеты. А ложка дорога к обеду.  И если ложка в темноте прошла мимо рта, не он тому виной. Он выждал пару минут, пока она войдет и ляжет. И снова  показалось, какой-то зверь мимо прошмыгнул. Шакалы тут? Или лисы?  Или ежи? Или кроты? Ну, ведь не вурдалаки же околачиваются?

В этот раз Леша лег досыпать в маленькой комнате на голых досках. Туда  уже переместилось  несколько человек, измученных теснотой.

Утром он встал рано. Пошел  мыться к колонке. Но из крана во дворе вода не текла.   Вот это фокус! А как же Миша живет без воды?  За забором в огороде стоял сосед.

- Раз воды нет, значит, Миши нет дома, - объяснил он
- А где он?
 - Еще не вернулся. У Миши рядом с домом дополнительный  кран. Он его на ночь перекрывает.
- Зачем,  какой смысл?
- Такая у него привычка. Еще смолоду.
- Водобоязнь? – усмехнулся Леша
- Не совсем. Погоди. Вот Анка сейчас побежит и приведет его, - собака крутилась во дворе и казалась, прислушивалась к  разговору – Ну-ка, Анка, - сказал сосед, - Ищи Мишу.   
 Леша с сомнением смотрел, на собаку. Собака же, словно поняв приказ, пошла  за калитку и двинулась на кладбище.

- Ну и куда она пошла?  - усмехнулся Леша, - Ваш Миша, что на кладбище ночует.
- Бывает такое. Случается. Как крепко заложит за воротник, так там и оказывается. А вы, небось, его поили?
- Никто ему в горло не вливал. Да я не помню, чтобы он пьяным был.
- А вино все допили?
- Я не присматривался
- Ты не присматривался. А он присматривался. Мишу нельзя оставлять один на один с бутылкой. Ничего, еще не так холодно. И Анка, небось, его грела.
- В каком смысле?
- В прямом. Если не холодно, Анка ночью придет к нему на кладбище, ляжет рядом и своим телом  греет. А утром домой приводит. А если холодно так сразу его будит и тащит.
- А чего его по пьянке  на кладбище тянет?
- Не просто на кладбище, а на это кладбище. Жена его на другом кладбище похоронена.  С того конца деревни. А это давно заброшенное. Тут давно не хоронят. Тут  любовь его юности лежит. С войны, – сосед вздохнул, посмотрел в сторону кладбища и продолжил, - Такая вот история. У Мишки до войны любовь случилась. Школьная. Аней звали. Ну, тут война. Он с матерью в эвакуацию уехал. А Аня с семьей попала под немцев. А у тех разговор короткий. Евреи – капут. Утопили всех в пруду. На этом кладбище и схоронили их всех в общей могиле. Уже после войны на этом месте местные евреи, кто выжил и вернулся, поставили камень. И все имена на камне выбили. Большой камень.  Прямо от входа видно. Так вот там рядом Миша приделал лежачок. И бывает, там закимарит. Такие дела. А воду на кран он понятно, почему перекрывает. Вода  ему тяжелые мысли навевает.


 Путешественники понемногу вставали, наведывались в кукурузу. Леша теперь внимательно наблюдал, кто же будет в кофте со змейкой.  Но было уже тепло. Все девушки  без кофт.

Публика жаждала воды. Леша поискал дополнительный кран. Не нашел и пошел искать Мишу.

 Он пошел на белый камень  и нашел его. Рядом с Мишей  лежала Анка. Угрожающе зарычала. Леша позвал лежащего, тот не откликался. Тогда собака стала царапать  его. Миша очухался, но идти домой не собирался. Очень долго пытался втолковать  Леше, как найти кран.  А Леша тем временем читал имена.

Когда он вернулся, оказалось, что только его ждали. Решили, не мешкая, выезжать.

- Ты что на кладбище с утра потерял? - спросил Аркадий.
- Мишу искал.
- Мишу, а он что там потерял?
-Вот по дороге и  расскажу.

 
 Аркадией как руководитель, сел в автобусе на первом сидении. Леша рядом с ним – рассказать про кладбище. Даже не думал, что Аркадия эта история так тронет. Интересная история.  Ведь его родители  родом с этих мест. Тоже хлебнули войны по полной программе. Чудом выжили. И даже вполне могли знать кого-то из тех, чьи имена на камне.
 
 Но  кладбищенская повесть даже с Аркадиевыми лирическими отступлениями не заполнила все время дороги домой. Леша не забывал о ночной незнакомке. Но теперь он сидел  спиной к обществу. Бросить даже беглый взгляд  на распевающих песни девушек - вывернуть шею. Ладно, решил Леша, проехали.  Это уже в прошлом. Пусть остается тайной.

Перед городом песни прекратились. Водитель  угрюмо предупредил, что автобус - не такси. Три-четыре остановки по городу. Не больше. Занялись уточнением, где  останавливаться. Покидали машину  группками. Больше всех в центре.  Там и Аркадий вышел. Леша уже мог пересесть куда-нибудь. Но он оставался на первом сидении. Для последней решительной проверки. Все выходящие проходили мимо него. Он ждал, сигнала, намека.

Так не получив никакого сигнала, он с соседом по общаге Вовкой Виниченко доехал до самого конца, до завода. Туда  гнал водитель автобус. В полукилометре от завода находилась общага, где жили Леша с Вовкой. 

Они  вышли и пошли вдоль длинной серой  «черепашки» заводского забора.

- Ну как тебе?  Как впечатление? – спросил Вовка.
- Нормально.
- Да нормально. Только  Аркадий каких-то приторможенных дебилок набирает.
- Почему?  - удивился Леша. Та, ночная соседка показалась ему очень смышленой.и резвой. 
- В автобусе ко мне одна подсаживается. «Ну как, ночью на кладбище сходим?» Долбанутая.
- А ты что?
-  А что мне с больной разговаривать?
- Это какая из себя? – спросил Леша
- Да с другого филиала. Я ее не знаю.
- Симпатичная хотя бы?
-  Да ничего особенного. Шизанутая.

   Тут Леша  посмотрел на Вовку не глазами соседа по общаге, а глазами сыщика. Вовка одного с ним роста и комплекции. Прически  у них одинаковые, стандартные. Да и лица стандартные.  И вообще мужчины – они более стандартные. Женщины себе хоть прически выдумывают. А у  мужчины что?  В той  темноте недолго  перепутать. Вот, наверное, так и случилось. Он думал, как бы ему не перепутать. А перепутала она. И не в Лешину пользу. Уже по светлому выбрала  Вовку. Печально, но  бывает.

Они подходили к общаге. Тихий теплый воскресный  вечер.  Конец выходным. Завтра на работу.